Живой Журнал. Публикации 2020 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрекен Бок заметно сдала за сутки, и Малыш увидел, что мёртвая девушка не там ловила его, где он стоял, а совсем в ином месте. Видать, она не могла видеть Малыша ― и тогда начала глухо ворчать и, ворочая мёртвыми губами, принялась произносить гадкие слова. Хрипели и скрежетали они, как миргородская пилорама, и на всякий философский «Эргладор» находился у неё «Расвумчор», а на всякую «Гладриэль» обнаруживался «Миэль».
Ветер пошёл от этих слов, забились странные существа крыльями в пластиковые окна, зацарапал кто-то по железу подоконника, но тут вновь закричал петух, и всё стихло.
Пришедши снова в столовую, он высосал добрую бутылку вискаря и на все вопросы отвечал только:
― Много на свете всякой дряни случается. Шит, как известно, хепенд. А страхи такие случаются ― ну… ― при этом Малыш только махал рукою.
В этот момент проходила вчерашняя девка ― и вдруг вскричала, глядя на Малыша:
― Ай-ай-ай! Да что это с тобою? Ты ведь поседел совсем!
― Да она правду говорит! ― сказал охранник, всматриваясь в Малыша пристально.
Ужаснулся философ и понял, что Кроули с Фрэзером ― это одно, а вот своя жизнь дороже. Пошёл он к господину фон Боку и стал проситься на волю, но так посмотрел фон Бок на студента, что, будто галушкой, поперхнулся Малыш своими словами.
День уже погрузился в тёмный чулан, и страшная работа в третий раз ждала Малыша.
Он тайком перекрестился и почувствовал будто, что христианской веры в нём прибавилось. Но делать нечего ― принялся он читать бесовскую английскую книгу.
Свечи трепетали, струили свои аптекарские ароматы, и, казалось, самые пальцы Малыша уже пахнут ладаном. До поры до времени в ресницах молодой фрекен Бок спала печаль, но Малыш чувствовал, что это спокойствие временное.
И вот с треском лопнула железная крышка гроба, и поднялся мертвец. Еще страшнее был он, чем в первый раз. Зубы его страшно ударялись ряд о ряд, в судорогах задергались его губы, и, дико взвизгивая, понеслись заклинания. Вихорь поднялся по комнате, упал портрет Профессора со стены, полетели сверху вниз разбитые стекла окошек.
Снова мёртвая девушка забормотала свои заклинания, и верно ― вызвала множество страшных существ. Впрочем, первым явился сам господин фон Бок. Был он призрачен, просвечивали сквозь него детали меблировки.
― Покайся, отец! ― грозила ему дочь. ― Не страшно ли, что после каждого убийства твоего мертвецы поднимаются из могил?
― Ты опять за старое! ― грозно прервала её душа олигарха. ― Я поставлю на своем, я заставлю сделать, что мне хочется.
― О, ты чудовище, а не отец мой! ― простонала фрекен Бок. ― Нет, не будет по-твоему! Правда, ты взял нечистыми чарами твоими мирскую власть; но один только Японский Бог помог бы тебе удержать народное богатство в руках. Отец, близок Верховный суд! Если б ты и не отец мой был, и тогда бы не заставил меня изменить моей эльфийской вере. Если б и была моя вера дурна, и тогда бы не изменила ему, потому что Профессор не любит клятвопреступных и неверных душ.
Махнула мёртвая девушка рукой, и упал отец её на колени, схватился за горло и повалился на бок. Долго боролся он с невидимой удавкой, силясь сорвать её с шеи. Наконец было сорвал ― взмахнул рукой, но захрипел и вытянулся ― и совершилось страшное дело: безумная дочь убила отца своего.
Холодный пот заструился по спине Малыша, но не прервал он чтения. Гулко звучали его слова во всём, казалось, пустом доме, но слова беспокойницы были ещё пронзительнее. Невольно вслушиваясь в них, он понял, что придёт Летучий Гном, повелитель всех гномов, Летучий Эльф, повелитель всех эльфов, Летучий Орк, повелитель всех орков, и, указав путь, отомстит за поругание волшебных народов и все унижения их земных пророков.
И правда, двери сорвались с петель, и несметная сила чудовищ влетела в залу. Выступили из стен вонючие орки, влетели сквозь запертые окна эльфы, полезли сквозь ламинатный пол гномы. Страшный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил воздух. Всё летало и носилось, ища повсюду философа.
У Малыша вышел из головы последний остаток хмеля. Он только крестился да читал, как попало молитвы, забыв о Священной Книге Толкиенистов, и в то же время слышал, как нечистая сила металась вокруг его, чуть не зацепляя его концами крыл и отвратительных хвостов. Не имел духу разглядеть он их; видел только, как во всю стену стояло какое-то огромное чудовище в своих перепутанных волосах, как в лесу; сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного вверх брови. Над ним держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря, с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионьих жал. Черная земля висела на них клоками. Все, казалось, глядели на него, искали и всё же не могли увидеть его, окруженного таинственным кругом.
― Приведите Карлсона! Ступайте за Карлсоном! ― раздались слова мертвеца.
И вдруг настала тишина в доме; послышалось вдали волчье завыванье, и скоро раздались тяжелые шаги; взглянув искоса, увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле, как перемазавшийся в варенье ребёнок. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Малыш, что на спине его был железный антикрест-пропеллер.
Был у Малыша такой приятель, байкер Дракула. Он с помощью всего двух аэрозольных баллончиков как-то намалевал на заборе картину. На стене сбоку, как войдешь в университет, изобразил Дракула толкиениста с мечом, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а приезжие девки, тыкая в него пальцем, говорили: «Ой бачь, яка кака намалевана!» ― и, удерживая слезёнки, вспоминали свою нелёгкую ночную работу. Но и тот толкиенист был человечнее появившегося посреди комнаты Карлсона.
Малыш слыхал, что и доныне где-то под Казанью сходятся эльфы и орки и каждый год поедом едят друг друга, а странный рыцарь по прозванию Карлсон смотрит на них, дерущихся в бездонном провале, на то, как грызут мертвецы мертвеца, на то, как лежащий под землею мертвец растёт,
