Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Калинин встретил меня очень любезно. Представил меня гостю — старому кадровому рабочему (он назвался Сергеем Федоровичем), который пришел к своему давнему другу, чтобы тот помог ему зачислиться в ряды Красной Армии. Но Михаил Иванович не поддержал просьбу Сергея Федоровича по причине возраста, а я посоветовал ему найти полезную работу для фронта в тылу, на производстве. «Я тоже это предлагал», — сказал Калинин.

— Вы, наверное, думаете, что меня страх возьмет перед фашистами, — заявил Сергей Федорович. — Нет, я не боюсь и ничего не страшусь. Я слышал о том, что кто презирает опасность, тот помнит о ней, но настоящий герой об опасности даже не думает. Ведь в Гражданскую мы действительно не думали об опасности.

— Кому приходится каждодневно преодолевать страх, — заметил Калинин, — тому уже не приходится думать об опасности. Высшее достоинство героя состоит в том, чтобы не терять присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Только трус бежит от собственной тени.

Старый рабочий сказал, что подумает над нашим советом и попрощался.

Когда мы остались вдвоем, я сказал, указав на большую кучу бумаг на столе Председателя Президиума Верховного Совета СССР, что ему не следует перенапрягаться и надо поберечь свое здоровье.

Поблагодарив за добрые пожелания, Калинин ответил, что он всегда испытывает большое смущение, когда слышит подобное. Ведь, если эти дела требуется срочно сделать, почему за него кто–то должен их делать, военная обстановка диктует трудиться, не покладая рук, и отдыхать будем в меру возможностей, когда придет победа.

Я пояснил, что не хотел вызвать у «Всесоюзного старосты» какое- то чувство неловкости и добавил:

— Вы ведь очень нужны Родине в такое сложное время и сделаете для нее еще очень много.

Михаил Иванович чуть улыбнулся.

— Это Вы преувеличиваете. Но по правде скажу: хочется сделать что–то большое.

— И сделаете! — почти воскликнул я. — У Вас за плечами богатый опыт, Вы его приобрели на тяжелом жизненном пути.

— Но к чему эти слова? Не всегда тяжелая жизнь обогащает человека, вооружает его, помогает ему быстрее находить правильные решения. И можно ли считать тяжелой жизнь, если она посвящена борьбе, в результате которой вырабатывается революционное мировоззрение? Это не трудная, это богатая, содержательная жизнь. Она не кажется тяжелой и главное — сам чувствуешь, что она бесконечно хороша даже в самые трудные моменты.

После некоторой паузы Калинин спросил:

— А разве сейчас легкая жизнь? Военное положение нашей страны в данный момент является таким тяжелым, как никогда прежде. Гитлер считает, что Советская Россия сокрушена, а Геббельс выступает с заявлениями, что война на Востоке выиграна, и Красная Армия фактически уничтожена. Но вскоре они заговорят о другом. Не так дело в действительности. Наши силы неисчислимы. Будут скоро новости хорошие. Наше правительство готовится не только к отражению наступления гитлеровских захватчиков, но и к сокрушительному контрнаступлению наших войск.

— Вот это здорово! — радостно воскликнул я.

— А теперь давайте Ваши бумаги.

Н. А. Вознесенский.

Вознесенский остался в моей памяти как энергичный, принципиальный и компетентный руководитель. Это был человек с широким кругозором, деятельный, вдумчивый, сочетающий аналитический ум и дальновидность крупного политического деятеля с оперативностью и деловитостью хозяйственного работника. Он всегда глядел вдаль, в будущее и каждое сколько–нибудь ценное начинание постоянно находило у него поддержку. В центре его внимания были вопросы совершенствования планирования. Планирование он называл важнейшим рычагом, «при помощи которого мы поворачиваем развертывание народного хозяйства в нужную сторону».

Николай Алексеевич работал с исключительной энергией, быстро и эффективно решал возникавшие проблемы. Но он не умел скрывать своего настроения, был слишком вспыльчив. Причем плохое настроение проявлялось крайней раздражительностью, высокомерием и заносчивостью. Но когда Вознесенский находился в хорошем настроении, он был остроумен, жизнерадостен, весел, любезен. В его манере держать себя и в беседах проявлялась образованность, начитанность, высокая культура. К сожалению, такие мгновения были довольно редки. Они проскальзывали как искры, а затем Вознесенский опять становился мрачным, несдержанным, грубым и колючим. Идя к нему на прием, никто из сотрудников не был уверен, что все пройдет гладко, что вдруг он внезапно не вскипит, не обрушит на собеседника едкого сарказма, злой, издевательской реплики.

У Николая Алексеевича была привычка начинать разговор с придирки к чему–либо. Он не придерживался правила, что работников не следует часто поощрять и чрезмерно благодарить, как и бесконечно ругать. Ведь хорошим деловым товарищеским обращением больше добьешься, чем хмуростью и неприветливостью. Требовательный к себе Вознесенский был исключительно требовательным к другим. Нетерпимость проявлял даже в мелочах. Терпеть не мог наличие отдельных машинописных опечаток в представляемых на его рассмотрение документах.

Конечно, сам Вознесенский не считал себя непогрешимым руководителем. Он нередко прислушивался и к критическим замечаниям подчиненных и, кстати, никогда не сводил с ними счеты за критику. И все же следует сказать, что Николай Алексеевич слишком высокомерно держал себя перед другими, в том числе и равными ему по рангу руководителями. Похоже, что он считал себя после Сталина самым умным человеком и что правильно решать вопросы может только Сталин и он, Вознесенский, и более никто. Многие наркомы не любили его за резкий, вспыльчивый характер, нанесенные им оскорбления, унижающие достоинство человека, и как–то обходили стороной кабинет заместителя главы правительства при решении острых вопросов.

Сталин весьма ценил ум и организаторский талант Вознесенского, поручая ему все более ответственные дела. Накануне XVIII партийной конференции (февраль 1941 г.) он был утвержден докладчиком по хозяйственным итогам 1940 г. и плану развития народного хозяйства СССР на 1941 г. Не каждому из окружения вождя было по нутру такое выдвижение молодого политического деятеля и ученого. Примерно за неделю до начала Всесоюзной конференции ВКП(б) я был у Берия в тот момент, когда они с Маленковым вместе читали доклад Вознесенского. Маленков цветным карандашом отмечал те места текста, которые вызывали у него сомнения или возражения, и едко и пренебрежительно их комментировал.

— Тоже мне, учитель нашелся, все поучает нас, — говорил он.

— Тут есть места и почище, ты только посмотри. — добавлял Берия. Но Сталин утвердил доклад Вознесенского. Поправки же Берии и Маленкова остались без внимания, что вызвало с их стороны глухое недовольство. Правда, в открытую они это не высказывали, но их обуяла просто необузданная зависть к незаурядным способностям Вознесенского, а главное — плохо скрываемая злость, что к нему проникся большим доверием Сталин. Накануне войны Сталин все больше опирался на Вознесенского как председателя Госплана СССР и заместителя Председателя Совнаркома, давая ему наиболее ответственные поручения.

После XIII партийной конференции состоялся Пленум ЦК партии, где по предложению Сталина Вознесенский был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК, что еще больше озлило Берия и Маленкова. Было нетрудно заметить, что важнейшие вопросы внутренней политики Советского государства Сталин все чаще поручает Вознесенскому, отодвигая на второй план Молотова. Молотов чувствовал это, нервничал, раздражался по каждому поводу…

Между тем Вознесенский не проявлял явного стремления занять место Молотова. Но это был человек напористый, бесцеремонный, честолюбивый и предприимчивый. По отношению к своим руководящим коллегам он повел себя в дальнейшем еще более независимо, что впоследствии обернулось для него трагически. После состоявшегося 7 мая 1941 г. совещания у Сталина и назначения Вознесенского первым заместителем Председателя Совнаркома вся тяжесть работа по СНК легла теперь на его плечи. Ему я докладывал почту, поступавшую в адрес правительства. Несмотря на указание Сталина не голосовать решения опросом, эта практика все же имела довольно широкое распространение. Первым обычно ставил свой «голос» на том или ином проекте решения Вознесенский, а потом приходилось докладывать другим заместителям Председателя СНК СССР. С открытой неприязнью брали в руки проголосованные Николаем Алексеевичем документы Маленков и Берия. Последний придирался ко всему, «плохие слова», т. е. ругательства так и срывались у него с языка.

Маленков и Вознесенский, как бы соревнуясь друг с другом, наперебой вносили Сталину предложения текущего и инициативного характера, упорно старались раздувать и культ великого вождя. Маленков организовал ежедневное поступление и публикование в печати рапортов Сталину, а Вознесенский выступил с предложением о создании учебника по политэкономии социализма, который он имел в виду подготовить сам с группой экономистов от имени Сталина. Кстати, в Совнаркоме Вознесенский стремился все вопросы проводить через «хозяина», включая и очень частные.