Листы дневника. Том 2 - Николай Рерих

22 Августа 1941 г.

Публикуется впервые

Терпите

Спрашиваете о судьбе книг, изданных нашим Рижским Обществом. Где Монография, Письма Елены Ивановны и все прочие издания? Не знаем, не знаем. И о картинах не слыхали.

Чего только не случалось! В 1906 году американцы разгромили русский художественный отдел после международной выставки в С.Луи. Исчезло восемьсот русских картин. В 1915 году во время пресловутого московского погрома была сожжена печатня "Гроссман и Кнебель". Погибла уже готовая Монография А.Иванова. Рукопись была в единственном экземпляре. Уничтожены все клише. В 1918 году исчез Русский Музей при Обществе Поощрения Художеств. Исчезло наше собрание картин. Исчезла наша коллекция каменного века. Затем вандализм и грабительство Хорша. Скончались "Арчер", "Бюллетень", "Фламма". Пресеклись Монографии в Швейцарии и в Португалии. Начать припоминать — так и не кончить.

Синодик пропавших и изрезанных картин немал. Даже добродушные люди негодуют об изрезанных Масловым "Казани" и "Китеже". Говорят, что Хорш жег книги. Монография Такеучи почти вся погибла при землетрясении в Токио. А где картины в Белграде, в Загребе, в Праге? Уже не говорю о судьбе сюиты "Героика" и других, бывших в частных собраниях Лондона и Парижа. Когда-то кое-что выяснится, а может быть, и вообще канет на дно. Пока что все сложней и сложней.

В одном Вы совершенно правы. Мы живем в самом спокойном месте. Но работать трудно. События переполнили. Даю в журналы статьи о Руси. Напоминаем, устремляемся мыслями. Нарушение почты прервало сношения. Иногда доходят странные запоздалые вести. Пришло письмо из Софии от прошлого года. Там в журнале "Родно Искусство" были статьи о моих картинах. Спрашивают, нет ли красочных воспроизведений с талашкинских фресок? Но они были уничтожены при погроме "Гроссмана и Кнебеля". Да и вообще сейчас писать в Болгарию нельзя. Она на листе враждебных стран. И во Францию писать нельзя. А из Швейцарии и Португалии нет ответа. Неужели и туда не доходит? Да и с Китаем трудно. Посылаем друзьям мысленные приветы. Инструменты цивилизации и Культуры испортились. Терпите!

26 Августа 1941 г.

Публикуется впервые

В новый путь

Жестокость — одичание — тупость. Дети, наученные первому, неминуемо впадут и в последующее. Вот и еще чреватость. Как избежать ее? Только возвышенность мышления научит, как оборонить Родину и все самое драгоценное без впадения в одичание.

Не забудем, что в Риме "аерумна" вначале означало вооружение воина, а затем превратилось в синоним усталости, изнурения, нищеты, скорби и бедствия. Неосознанная радость долга обращается в скорбную необходимость. Врожденно ли чувство долга или его нужно воспитать?

В конце концов, все нужно воспитать. Любое спящее сознание должно быть разбужено. Само слова "воспитание" показывает глубокий возвышающий смысл напитания сознания. Ласково и нежно должно быть прикасание руки ведущей. Ненависть, разрушение, унижение, насилие врезываются, как бич, в душу ребенка. И ничем не залечить эти раны.

Неслышно вползает одичание, а изгнать его трудно! Ох, как трудно! Неужели опять потребуются поколения, чтобы возвысить униженное сердце?! Вот уж преступление против человечества.

Зарыты, сокрыты памятники Петра, Александра. Спешно вывозят музеи. Тысячи работают, чтобы охранить то, что возвышало душу народа. И эту охрану нужно воспитывать. Каждый в своих пределах может что-то ценное уберечь. Не алмазы-камни, но алмазы творчества лежат в основе строительства.

Народ должен понимать, должен чуять сердцем, в чем его славный оплот. Пусть какие-то другие народы гордятся своею машинностью. Душа русская — не механическая заводная душонка. Нет, русская душа жива красотою, а в глубинах русского сердца свила гнездо доброта.

Русский народ есть народ-строитель. Не строитель фабрик, но создатель жизни. Из каждого испытания народ выходит обновленным. Да будет хорошо народу русскому! А беда, как вода речная, смоет и омоет. В новый путь, в новое строительство!

31 Августа 1941 г.

Публикуется впервые

Голод

Друзья, вы хотите читать дневник. Но его нет. Имеются разные записи, разновременные, разрозненные. Кое-что из них прошло через газеты и журналы. Все это, как кусочки мозаики. Вот переживания в "Алтай-Гималаях", вот Листы из Монголии и Китая, вот теперешние сложные, грозные времена. Мозаичная запись — одно, а дневник, как вы его понимаете — другое. Дневник — как бы каждодневная запись. Но при постоянном труде невозможно перебивать ритм и оценивать происходящее.

Теперь мы совершенно отрезаны от всего сущего. Почта нарушена, даже дороги пришли в негодное состояние. Местная газетка, приходящая с опозданием, не отражает действительность. Радиопередачи из разных стран тоже содержат однобокие, профильтрованные сведения. Можно себе представить, каково смятение там, где даже не всеми радиосведениями разрешается пользоваться. Какие слухи ползут, какие ужасы возрастают от незнания!

Прислали циркулярную бумажку с просьбою не распространять алармистических[93] радиопередач. А где границы аларма? Да и как сказать, в чем аларм? Конечно, нам и вообще говорить некому, да и письма наши усохли. Немногие еще оставшиеся корреспонденты даже слово "война" опасаются поминать — и правильно делают. Почем можно знать степень грамотности всяких цензоров? Кроме того, письма идут месяцами, а то и вообще не доходят. Кому же захочется ввергать в такие бездны душевные переживания?

Уже третий год вне жизни. Поезд мира сошел с рельсов и бедствует по кочкам и ухабам. Люди привыкают к сообщениям о гибели многих миллионов людей. Мир наполняется калеками. Плачут беженцы. Бесчисленны обездоленные семьи. Бездонно огрубение и одичание. Все эти бедствия безмерны.

Можно молиться о мире, но каков будет тот мир? Когда и как умиротворится сознание человеческое? Безмерна, бездонна беда потрясения. И какова будет молодежь среди скрежета и ненависти? Нарушены посевы и угрожает голод, но еще ужаснее голод душевный, голод сердец. От него умирают. Как предотвратить эту гибель? Подвиг, подвиг, подвиг.

4 Сентября 1941 г.

"Из литературного наследия"

Верден

Под Верденом полегло более миллиона немцев. Верден держался более года, и так и не был взят. Войска там было всего около ста пятидесяти тысяч. Атаки бывали так свирепы, что за одну ночь выпускалось по ста тысяч снарядов. Бывали и химические снаряды. Вооружение Вердена было довольно устарелое. Укрепления были тоже не новые и подлежали усилению. Потери французов были велики, и все-таки крепость блестяще выдержала жестокую осаду. Несломимая воля удержала Верден от падения.