Время умирать - Уилбур Смит

Шон встал и подошел к своей небольшой сумке. Он вынул из нее единственную запасную рубашку, вернулся обратно к тому месту, где лежал Джоб, и снова присел около тела.

— Прощай, брат. Мы прошли с тобой хорошую дорогу. Мне только хотелось бы, чтобы мы вместе прошли ее до конца, — тихо сказал он, наклонился и поцеловал его в лоб.

Он проделал это с такой простотой, что это показалось очень естественным и правильным.

Затем он чистой рубашкой обмотал голову Джоба, закрыв его ужасную рану, взял его на руки и, положив его голову себе на плечо, пошел с ним в лес.

Матату повел его к заброшенной норе муравьеда в расположенном неподалеку терновом лесу. Для того чтобы расширить проход так, чтобы внести тело Джоба, потребовалось несколько минут. С помощью Матату Шон развернул тело товарища так, чтобы тот был обращен лицом на восток, а затылком на вечерние звезды.

Прежде чем закрыть могилу, Шон присел рядом с ней на колени и достал из кармана осколочную гранату. Матату и Клодия стояли и наблюдали, как он осторожно из гранаты и шнурка делает растяжку. Когда он поднялся, Клодия вопросительно посмотрела на него. Шон кратко ответил:

— Против могильных воров.

Матату помог ему уложить камни вокруг плеч Джоба, чтобы закрепить тело в сидячей позе. Затем они полностью закрыли его большими булыжниками, построив большую пирамиду, которая должна была защитить тело от гиен. Покончив с этим, Шон больше не стал задерживаться. Он ушел, даже не обернувшись, а через несколько мгновений за ним последовала и Клодия.

Несмотря на печаль, связанную с последними событиями, Клодия чувствовала себя чем-то вроде посвященной и избранной. Ее уважение и любовь к Шону стократно возросли благодаря чувствам, которые он проявил при потере друга. Она чувствовала, что слезы лишь подтвердили силу возлюбленного, а не выдали его слабость, и эта редкая для него демонстрация любви только усилила его мужественность. Благодаря этой ужасной трагедии она узнала про Шона больше, чем при других обстоятельствах узнала бы за всю жизнь.

Этой ночью у них был тяжелый переход. Шон так рвался вперед, что, казалось, просто хотел заглушить свое горе. Клодия и не пыталась придержать его. Хотя теперь она была худой и больше походила на борзую, ей пришлось стараться изо всех сил, чтобы не отставать от него, она не жаловалась. К восходу они покрыли сорок миль от того места, где был похоронен Джоб, и теперь перед ними лежала зеленая долина.

Шон нашел рощицу высоких деревьев, которая обещала хоть немного тени, и, пока Клодия и Матату готовили обед, Шон повесил через плечо бинокль, засунул в задний карман карту и направился к самому высокому дереву.

Клодия с волнением наблюдала, как он начал взбираться на дерево, но Шон был проворен, как белка, и силен, как вожак бабуинов. Он использовал огромную силу рук, чтобы подтягивать себя на ровных и гладких участках ствола, где не за что было зацепиться.

Когда он добрался почти до самой вершины, белоспинный гриф сорвался с гнезда и, пока Шон устраивался в развилке ветвей в нескольких футах от его насеста, начал взволнованно кружить над деревом.

В гнезде лежало два белых как мел яйца, и Шон успокаивающе проворчал все еще кружащей над головой птице:

— Не беспокойся, старушка. Я не собираюсь их воровать.

Шон не разделял общее отвращение к этим птицам. Они делали жизненно необходимую работу: очищали вельд от падали и болезней. Нелепые в неподвижности, они являли собой образец элегантности и красоты в небе — хозяева бескрайних просторов и природные короли полета. Древние египтяне и другие народы, столь же близкие к природе, почитали их как богов.

Шон улыбнулся птице. Первая улыбка, которая озарила его лицо с того момента, как не стало Джоба. Затем он перенес внимание на окружающую территорию. Аллювиальная долина, начинающаяся впереди, интенсивно обрабатывалась, между обработанными полями были разбросаны только небольшие рощицы. Шон знал, что они обозначают околицы небольших деревенек, отмеченных на его карте. Он направил туда свой бинокль.

Он увидел, что поля не вспахивались и не засеивались уже много сезонов. Земли густо покрыла растительность, которая в Африке быстро вторгается на все заброшенные поля. Он узнал высокие побеги гибискуса, с острой щетиной, покрывающей листья и обжигающей любого, посмевшего к ним притронуться. Здесь же высились касторовые кусты и заросли дикой сушеницы, оранжевые цветы дикой конопли, наркотические свойства которой впервые привели в такой восторг девочек и мальчиков из Корпуса Мира времен Джека Кеннеди, а впоследствии дали утешение ордам европейской и американской молодежи, ринувшейся в Африку с одними лишь рюкзачками, в потертых грязных джинсах, преисполненной благих намерений и туманной веры в красоту, мир и братство всего человечества. Правда, потом боязнь СПИДа превратила этот поток в тоненькую струйку, и Шон был этому очень рад. Он неожиданно заметил, что его мысли отклонились в сторону, подобрался и начал осматривать лежащую впереди опустошенную территорию.

В поле его зрения попали лишенные крыш развалины деревенских хижин. На некоторых из них еще можно было разглядеть стропила, но совершенно голые и закопченные, поскольку покрывающий их тростник весь выгорел. Хотя он и тщательно осмотрел всю деревню, никаких признаков присутствия людей он не нашел. Тропинки между домами заросли травой, не было заметно никаких признаков хозяйства: ни цыплят, ни коз, ни тоненьких струек дыма из очагов во дворах.

«Кто-то, то ли ФРЕЛИМО, то ли РЕНАМО, очень тщательно обработал эту территорию», — подумал он и перевел взор на голубые холмы на востоке.

В это раннее утро воздух был еще чистым и прозрачным. Шон сразу же узнал некоторые характерные ориентиры и перенес их на карту. Через пятнадцать минут он уже определил их нынешнее положение с достаточной точностью и достоверностью.

Он продвинулись немного дальше, чем он предполагал. Вон те горы справа — Чиманимани; они являются естественной границей между Мозамбиком и Зимбабве, правда, их ближайший пик находился примерно в сорока километрах от них. Его карта была размечена в километрах, а Шон все еще предпочитал работать с милями.

Самая большая деревня, под названием Домб, должна была находиться в нескольких километрах левее, но он так и не смог обнаружить ни малейших ее признаков. Она, наверное, как и другие деревни, лежащие впереди, давным-давно была покинута обитателями, и теперь ее место снова занимают кусты и лес. В таком случае мало шансов найти здесь пропитание. За последние дни тот небольшой запас кукурузной крупы, который они смогли захватить с собой, подошел к концу. Уже завтра им придется добывать себе пропитание, а это сильно замедлит их продвижение. С другой стороны, если Домб еще обитаем, он, несомненно, является опорным пунктом или РЕНАМО, или ФРЕЛИМО. Честно говоря, лучше бы избегать контакта с любыми человеческими существами. Никто, даже Альфонсо, не смог бы уверенно сказать, какая территория удерживается оппозиционными силами, а какая является заброшенной после полного опустошения ее обеими сторонами. Впрочем, даже известные границы меняются ежедневно, если не ежечасно, напоминая собой аморфное тело амебы.