После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Факельное шествие из Бьорнстада двигалось бесконечной полыхающей змеей к зданию муниципалитета. Факельное шествие из Хеда, такое же многочисленное и также состоявшее из семей, соседей и хоккейных болельщиков, поджидало в двух сотнях метров. Они встретились прямо под окном у Ричарда Тео – он был единственным политиком, задержавшимся на работе, а следовательно, первым, кто мог выйти им навстречу.
– Я понимаю ваше разочарование. Поверьте, я разделяю его! – заверил он слушателей в первых рядах, хотя они даже не успели выдвинуть свои требования.
Большинство даже не успело сообразить, что никаких требований они даже не сформулировали, но это было неважно, Ричард Тео сформулировал все за них. Он залез на ограждение и толкнул речь. Простые слова:
– Я слышу ваши просьбы! Я обещаю, что другие политики их тоже скоро услышат! Они хотят иметь одну команду, один город и в конечном счете – одну-единственную партию. Они хотят, чтобы все думали одинаково. Но я поддерживаю ваше требование, что в двух городах должно быть два хоккейных клуба, не из любви к спорту, а из любви к демократии. У нас есть право выбирать, кого любить, но также право выбирать, кого ненавидеть! Человека можно сломить, обуздать и даже посадить за решетку, но заставить полюбить нельзя. Мы вправе презирать людей, которые отличаются от нас. Мы вправе определять себя. Наши чувства и наши границы не продаются. Это наши города и наш образ жизни. И это… наши хоккейные клубы.
Последние слова он произнес медленно, как будто только что их нашел. Когда он сказал «хоккейные клубы», где-то далеко в бьорнстадской шеренге раздался одинокий голос – на улице было слишком темно, чтобы разглядеть, кто это, но голос выкрикнул:
– НАС НЕ ПОСТАВИТЬ НА КОЛЕНИ! КТО ПЫТАЛСЯ – ОБОСРАЛСЯ!
Скоро то же самое скандировала шеренга из Хеда. Это был классический военный клич двух городов, кричалка, которая звучала с обеих трибун, но сейчас она была адресована другим ушам. Потому что люди редко заводят себе больше одного врага зараз. Остальные муниципальные политики, разумеется, слишком поздно осознали всю серьезность факельного шествия, кто-то не появился вообще, а кто-то имел неосторожность смешаться с толпой в надежде сойти за кого-то еще. Но вместо кого-то еще стал никем. Это был конец их власти и начало власти Ричарда Тео. В кармане его пальто лежал листок с речью, но он смял его: читать до конца не понадобилось. Он хотел сказать, что каждый хоккейный клуб – как корабль Тесея из греческого мифа, в котором одна за другой были заменены все сгнившие доски, так что в итоге от него не осталось ровным счетом ничего и философы спрашивали себя: «Это все еще тот же корабль или другой?» Точно так же, доска за доской, ремонтируются ледовые дворцы, пока не обновится все, уходят спонсоры, тренеров увольняют, игроки стареют и уступают место более молодым. Все меняется. Единственное, что в хоккейном клубе вечно, – это его болельщики. «Вы и есть корабль» – так думал завершить свою речь Ричард Тео, но не успел, потому что кто-то крикнул: «Нас не поставит…» – и этот финал был намного лучше. Намного, намного лучше. В результате два города стояли каждый в своей шеренге с факелами и скандировали одну и ту же кричалку про то, как они ненавидят друг друга, демонстрируя единство мнений относительно своего права на полный разрыв. Такого финала не смог бы придумать даже политик.
* * *
В редакции местной газеты главный редактор и ее отец пили пиво. Через несколько дней они опубликуют серию разоблачительных статей о коррупции в сфере политики и экономики коммуны. О лидере самой крупной партии – по странному совпадению самой могущественной противнице Ричарда Тео, и о том, что ее муж и брат работают в серой строительной компании. Газета напишет о масштабных махинациях в связи с заявкой на чемпионат мира по лыжному спорту и о продолжающейся уже несколько лет стройке конференц-отеля. Но о тренировочном комплексе не будет сказано ни слова. Одни могущественные люди лишатся власти, другие попадут в тюрьму – только не те, про которых изначально думала главный редактор.
Правда, все материалы выйдут с запозданием. Об этом пока не знают ни она, ни ее отец и никто другой. Сперва им придется написать о других новостях. Более важных. Более страшных.
* * *
В лесу у автодома звякнул телефон.
– Это твой? – спросила Мая.
– Я свой выключил, еще когда вы с Аной приехали, – сказал Беньи, ведь кто кроме них мог написать ему что-то клевое?
Телефон звякнул снова, и Мая сказала:
– Это точно не мой! Все, кого я знаю, здесь!
– Факельное шествие? – вырвалось у Бубу, стоявшего чуть в стороне.
Склонившись над его телефоном, Ана воскликнула:
– Вы что-нибудь знаете про это гребаное факельное шествие? То есть стоит мне на ОДИН вечер уехать из города, как там сразу что-то ПРОИСХОДИТ?
Телефон Амата тоже дзынькнул – писала его мама. Потом телефон Маи – сообщение от Лео: «Мама устроила мегадемонстрацию. У всех факелы? Придешь домой??»
Мая и Ана сели в машину Аниного отца и поехали в город. Мая держала ружье. Бубу поехал следом, Беньи, Амат, Столичный и Зазубами набились к нему. Бьорнстад был пуст, но они добрались до Хеда как раз вовремя, чтобы присоединиться к шествию. Сперва они не поняли, что происходит, но вскоре в свете сотен факелов увидели плакаты с наспех написанными лозунгами: «Два города – две команды!» Увидели зеленые свитера, а потом, чуть в отдалении, – красное шествие. Мая шла бок о бок с друзьями детства с таким чувством, будто ей позволили еще немного побыть ребенком. Еще несколько минут. На одну-единственную ночь она снова почувствовала себя дома. Почти никто из ее одноклассников по музыкальной школе не понял бы этого, но для людей, шагающих теперь плечом к плечу, город не просто место, где они родились, – город их дом. Так же как хоккейный клуб не просто клуб – он объединяет всех, кого ты знаешь. Это клуб твоих бабушек и дедушек, твоих родителей, а еще в городе есть бар, когда-то принадлежавший сумасшедшей старухе и славному мужичку, так вот, это и их клуб
