Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки - Ефим Черняк

Но на самом деле Куртуа не подбросил, а попросту присвоил, украл на всякий случай обнаруженные им где-то вещи. И эта тайна открылась, когда после Реставрации, в 1816 г., Куртуа, к этому времени много награбивший, нахватавший взяток и превратившийся в богатого землевладельца, должен был как "цареубийца", вдобавок поддержавший Наполеона во время Ста дней, подвергнуться изгнанию из Франции. Надо было добиться, чтобы для него сделали исключение из закона. И тут Куртуа стал прельщать власти тем, что преподнесет своему "августейшему монарху Его Величеству Людовику XVIII" ценные реликвии. Среди этих сувениров находилась и прядь волос дофина. Дело не сладилось. Куртуа пришлось отбыть за гранту, в Бельгию, часть вещей у него отобрали, другие он спрятал или увез с собой. Среди спрятанных была и прядь волос, которая, переходя из рук в руки, попала наконец к исследователям, занятым разгадкой "тайны Тампля". (Как показала экспертиза, проведенная уже в XX в., эта прядь и локон, который был срезан у дофина еще до ареста королевской семьи, принадлежали одному и тому же ребенку следовательно, во время нахождения у власти Робеспьера дофин еще не был подменен каким-то двойником.)

Споры вокруг вопроса о судьбе дофина обретали все новые повороты. Еще в 1954 г. в Париже вышла в свет книга князя Альберта Саксен-Альтенбургского, потомка рода, некогда правившего в небольшом княжестве в Центральной Германии. Книга эта называлась "Тайна дочери французского короля". Автор, опираясь на семейные предания, пытался разрешить загадку, на которую обратил внимание ряд историков, а именно на несовпадение облика сестры дофина Марии-Терезы Шарлотты, содержавшейся в Тампле, и герцогини Ангулемской титул, который она будто бы стала носить, когда вышла замуж за своего кузена, младшего сына графа д'Артуа. В книге, о которой идет речь, утверждалось, что в роли герцогини Ангулемской выступала не Мария-Тереза, что ее (после того как ее в конце 1795 г. Директория обменяла на депутатов Конвента, находившихся в австрийском плену) в Вене подменили другой женщиной.

Что касается Марии-Терезы, то она прожила свою жизнь крайне уединенно в Хильбургаузене, небольшом городке, являвшемся столицей Саксен-Альтенбургского княжества. При постоянно скрывавшей лицо под вуалью таинственной даме, пользовавшейся явным покровительством княжеского двора, находился мужчина, которого местные жители именовали "графом". Удалось установить, что это был голландец Корнелиус Ван дер Валк, родом из богатой купеческой семьи. Когда его спутница жизни умерла, он объявил, что она родом из Вестфалии и зовут ее София Ботта. Осталось непонятным, почему она в таком случае говорила на ломаном немецком языке и совершенно безупречно по-французски ("граф" как-то признал, что она - француженка) и зачем соблюдались столь тщательно меры по сохранению ее инкогнито. Когда "дама под вуалью" .кончалась в 1837 г., "граф" сообщил, что ей было 58 лет-столько, сколько Марии-Терезе, родившейся в 1778 г. Сам "граф" умер в 1845 г. Пастор из Хильбургаузена Кюнер, единственный человек, поддерживавший дружеские отношения с "графом", в 1852 г. опубликовал книгу, в ко-горой утверждал, что "дама под вуалью" - подлинная Мария-Тереза.

Князь Альберт Саксен-Альтенбургский уверял, что сохранившиеся бумаги Корнелиуса Ван дер Валка были утеряны его наследником, а также исчезла переписка княгини Шарлотты Хильбургаузен и княжны Мек-ленбург-Штрелиц, подруги детства Марии-Антуанетты, удостоверявшая личность "дамы под вуалью". Оставалось лишь верить на слово титулованному автору в предположении, что у него не было поводов заниматься мистификацией. Однако, поскольку последнее тоже недоказуемо, сторонники выдвинутой им версии занялись подыскиванием дополнительных (пусть косвенных) доказательств, сопоставили привычки и вкусы Марии-Терезы и герцогини Ангулемской, оказавшиеся весьма несхожими. Первая любила, вторая, напротив, питала отвращение к собакам; одна хорошо играла на клавесине, другая совершенно не умела играть на музыкальных инструментах и была совершенно равнодушна к музыке. У одной был небольшой прямой нос, у другой - длинный с горбинкой. У одной был приятный звонкий голос, у другой хриплый. Они имели совершенно разный почерк. Видевшие Марию-Терезу, когда ей было 17 лет, через 20 лет не могли узнать ее в герцогине Ангулемской и т. д.

Стоит отметить, что на протяжении 18 лет (с 1833 г. до самой смерти в 1851 г.) скупая герцогиня Ангулемская подвергалась шантажу со сторо" ны некоего доктора Лаверня. Он узнал от мадам Суси, которой было поручено сопровождать Марию-Терезу при высылке ее из Франции в 1795 г., какие-то секреты. Лавернь угрожал опубликовать книгу, содержащую "признания", которые сделала Мария-Тереза мадам Суси во время их совместной поездки. Однако сама герцогиня утверждала, что по молодости и житейской наивности, вероятно, рассказала мадам Суси вещи, которые та могла дурно истолковать, но не раскрыла никаких секретов. Некоторые историки считали, что Мария-Тереза сообщила о похищении дофина. По мнению других, она призналась, что скоро ожидает ребенка. Более вероятно, что мадам Суси знала о подмене Марии-Терезы другой женщиной, что герцогиня Ангулемская - самозванка. Это была действительно важная тайна, компрометировавшая Бурбонов, которые в то время сохраняли надежды вернуть себе престол, утерянный в результате июльской революции 1830 г. Иначе почему герцогиня, отличавшаяся скупостью, женщина с твердым характером, позволила шантажисту выманить у нее за ряд лет очень крупную сумму денег?

Князь Саксен-Альтенбургский полагал, что герцогиня Ангулемская - это дочь четы придворных по имени Мария-Филиппина Ламбрике, ее потом называли Эрнестиной. Ее считали незаконной дочерью Людовика XVI. Однако эта гипотеза оказалась быстро отвергнутой, поскольку была документально прослежена вся жизнь Марии-Филиппины Ламбрике, скончавшейся в 1813 г. в Париже. Следовательно, она не могла быть герцогиней Ангулемской, умершей без малого через 40 лет, в 1851 г.

В 70-е годы XX в. среди литературы эвазионистов заметное место заняли книги А. Луиго. Его концепция сводится в самых общих чертах к следующему. Эбер решил превратить "малолетнего Капета" в фиктивного короля, при котором состояло бы регентство из сторонников издателя "Пер Дюшен". Таким образом, республика имела бы фактически 10 лет, чтобы пустить корни и урегулировать свои отношения с иностранными державами. Не будучи в состоянии вести сам предварительные переговоры с неприятельскими государствами, Эбер должен был тайно связаться с ними через посредство Эро де Сешеля и Фабра д'Эглантина из ближайшего окружения Дантона. Это относится примерно к августу 1793 г. К началу марта 1794 г. Эбер подготовил убежище под крышей Малой башни Тампля, которое охранялось преданной ему супружеской четой. Через давно уже державшуюся на запоре дверь можно было проникнуть с третьего этажа Тампля на четвертый. По указанию Эбера дофина можно было перевести из его камеры в этот тайник. Эбер собирался вдобавок организовать не только подмену, но и бегство в сторону Невера одного из доставленных (не известно, добавим от себя, каким путем) двойников, возложив вину на Шометта и направив подозрения против робеспьеристов. Одновременно аналогичные планы существовали и у Дантона, который стремился осуществить то, что не успел сделать автор "Пер Дюшен". Наконец, после казни эбертистов и дантонистов Робеспьер, создавший в апреле 1794 г. собственную разведку, решил использовать Д связи, которые были установлены ими, только не с целью государственного переворота, а для переговоров через банкира Перрего о достижении мира с Пруссией. Одним из условий мирного договора стала бы выдача "заложника" из Тампля.

Луиго полностью принимает на веру заимствованную из 24-го бюллетеня д'Антрега историю о том, как в ночь с 23 на 24 мая Робеспьер якобы приказал перевести дофина в военный лагерь в Медоне, а через сутки вернуть обратно в Тампль. Более того, Луиго полагает, что возвратили не дофина, а манекен, который потом подменили другим ребенком. Через пять дней дофина незаметно все же перевезли в Тампль, но поместили в другое помещение. Это было сделано с целью держать его в надежном тайнике, поскольку существовала опасность приближения к Парижу неприятельских войск. После этого окончательное похищение стало несложным делом. Дофина вынесли в корзинке с бельем, принадлежавшей прачке Клуе. Победа французских войск над австрийцами при Флерюсе позволила Робеспьеру успешно вести секретные переговоры с Пруссией. Берлин не оказал помощи своим австрийским союзникам {Факт отказа Пруссии от выполнения ею Гаагского договора, заключенного 17 апреля 1794 г., согласно которому она обязывалась в обмен на крупную английскую субсидию выставить против Франции 62-тысячную армию генерала Меллен-Дорфа, соответствует действительности. Когда в мае 1794 г. дело дошло до выполнения договора, Пруссия отказалась послать войска в Бельгию для поддержки австрийцев. Почти одновременно 14 мая Фридрих II отдал приказ об отправке 50 тыс. солдат в Польшу, где вспыхнуло восстание под руководством Костюшко.}. Добившись такого успеха, Робеспьер собирался покончить с террором, но это не входило в планы Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенна (последний наряду с Колло и Кутоном знал о "репетиции" увоза, но не об окончательном похищении дофина). Робеспьер был намерен опереться на депутатов Болота, к которым он действительно, как известно, пытался обратиться за помощью на заседании 9 термидора. Заключив мир с Пруссией, он бы развалил неприятельскую коалицию, создал зависимую от Франции Рейнскую конфедерацию германских государств и предстал перед Европой как бесспорный лидер "пацифистской, несектантской, освободительной и братской революции". Именно на это была нацелена его речь 7 мая 1794 г. о Верховном существе. А похищение дофина он мог приписать своим противникам ведь он, о чем опять-таки известно, шесть недель летом не принимал участия в заседаниях комитетов.