Преступный человек (сборник) - Чезаре Ломброзо

Если, однако, Флоренция в эпоху республиканских смут проявила максимум итальянской гениальности, то при подобных же смутах в Южной Америке, во Франции (в 1789 году), а отчасти в междоусобной войне Северо-Американских Штатов подобного явления не замечается. Там выдвигались люди не великие, а только полезные при данных обстоятельствах, которые считались великими скорее за услуги, ими оказанные, чем за их действительную психическую мысль.

Значит, цивилизация не служит исключительной причиной появления великих людей и великих открытий, а только помогает их появлению или, лучше сказать, содействует их признанию. Следовательно, мы можем предположить, что гений может появиться в любой стране и в любое время, но, подобно тому как в ожесточенной борьбе за существование множество людей рождается только для того, чтобы погибнуть жертвой сильных, при неблагоприятной обстановке множество гениальных людей остаются непризнанными или – хуже того – преследуются.

И если есть цивилизации, благоприятствующие развитию гениальности, то есть и такие, которые этому развитию препятствуют. В Италии, например, с ее наиболее древней и часто возобновлявшейся цивилизацией, народ стал более враждебным ко всякому новшеству и как бы замер в культе старины. Наоборот, там, где цивилизация едва начинается, где до сих пор царило варварство, как, например, в России, там новые идеи принимаются с энтузиазмом. Так, несмотря на Святейший Синод, там более увлекаются криминальной антропологией, чем во Франции и в Италии.

Когда повторный опыт облегчил принятие новых истин, когда нужда делает полезным или неизбежным появление данного гениального человека или открытия, то их принимают и даже преувеличивают их значение. Видя совпадение известного фазиса цивилизации с появлением гения, толпа думает, что один из этих фактов зависит от другого; она смешивает легкий толчок, обусловивший выклевывание цыпленка, с оплодотворением, которое, напротив того, обусловлено расой, питанием, атмосферными влияниями и прочим.

И это не теперь только замечено: гипнотизм может служить доказательством, что один и тот же факт бывает открываем по нескольку раз. Открытия совершенно новые во всякую эпоху являются преждевременными и, будучи таковыми, остаются незамеченны – человечество не способно их оценить. Повторения одного и того же открытия, подготовляя умы к его восприятию, понемногу побеждают препятствия к этому восприятию.

Когда гений, явившийся преждевременно, побеждает все препятствия, стоящие на его пути, и успевает благодаря своей энергии наложить свою печать на эпоху, создать революцию, то это последняя, подобно простым бунтам, не оставляет за собой никакого следа или даже возбуждает реакцию в противоположном направлении.

Реформ Помбала не хватило даже на его личную жизнь; реформы Петра Великого возбудили реакцию, продолжающуюся до сих пор и, говорят, даже более вредную для России, чем то невежество, которое преобразователь стремился уничтожить.

Империи, созданные Наполеоном и Александром Македонским, быстро разрушились; первый еще при жизни видел разрушение своего дела.

Когда сила разума великих людей слишком много превышает средний уровень этой силы в населении, то последнее дорого за нее расплачивается.

Мы, итальянцы, теперь только начинаем понимать, насколько преждевременно было движение, вызванное Гарибальди, Мадзини и Кавуром. Половина Италии, в особенности южная и островная ее часть, страдают от преждевременно полученной свободы, как от тирании.

Правда, революции поддерживаются иногда в течение некоторого времени одним только гением вождей. Так, во Франции чуть не в феодальную эпоху демократическая революция тянулась довольно долго благодаря гениальности Марселя и Лекока; гениальность Каллэ играла большую роль в жакериях, гениальность Савонаролы – в революции флорентийской, а Колы ди Риенци – в римской, но все же эти движения не удались, потому что не соответствовали нуждам эпохи и были преждевременны.

В России, напротив того, тысячи гениальных людей и мучеников не смогли поднять революцию и добиться нужных реформ, потому что последние не соответствовали желаниям большинства населения.

Участь Иисуса Христа, Мадзини и Кошута доказывает, однако же, что гибель или неудача, постигшие вождей великой революции, не мешают последней успешно разразиться через годы или века спустя.

Не следует, стало быть, отрицать личного влияния вождей на ход революции, но не следует его и преувеличивать. Если почва подготовлена, то дело удается, а иначе никакие усилия не помогут. Свежий пример этого мы видим в Болгарии, где ни русское золото, ни славянские традиции, ни влияние таких людей, как Цанков и Каравелов, не могли создать настоящей революции.

4)  Реакционные гении. Такие тоже встречаются. Савонарола, св. Игнатий, св. Доминик, Меттерних являются настоящими гениями реакции. Для того, кто заметил, что оригинальность гения не только не заключает мизонеизма, а даже усиливает его в известном направлении и делает нетерпимым, нетрудно понять, что при богословском или феодалистическом воспитании, при наследственных наклонностях (де Местр, Шатобриан, Шопенгауэр, Бисмарк), при наличности устраняющих впечатлений (вроде тех, которые влияли на св. Игнатия или Манцони) или исторической необходимости он может принять гигантские размеры. Так, некоторые гениальные ученые отвергают все открытия, сделанные другими (Вельпо в 1839 году отвергал действие анестезирующих средств). Но эти гениальные реакционеры никогда, однако же, не бывают лишены оригинальности и при том эволюционной, прогрессивной: Бисмарк, обожая своего короля, как чистый феодал, сумел осуществить и мечты социалистов; Наполеон при своих атавистических наклонностях средневекового кондотьера проводил революционные идеи равенства и свободы совести; Савонарола, стремясь задушить идеи Возрождения, добился триумфа истинной демократии; Шопенгауэр, нападая на революционеров, был сторонником философского позитивизма.

Реакционные революции, однако же, подобно прогрессивным, не удаются, если идут против течения, – хотя неудача в данном случае наступает не так резко и внезапно, – потому что опираются на мизонеизм, гнездящийся в натуре большинства людей.

5)  Участие гениальных людей в бунтах и восстаниях. Надо заметить, что многие удавшиеся бунты и восстания обошлись без участия настоящих гениев, как, например: Сицилийские Вечерни, восстания в современной Греции, в Швейцарии, в Ломбардии, в Соединенных Штатах, отчасти – в Нидерландах. Во всех этих случаях посредственности, игравшие роль вождей, только резюмировали в одной идее или в одном энергичном акте то, что составляло общую мысль или общее желание.

Вашингтон совершил полезное дело, потому что выполнил желание своих сограждан, общий характер которых синтетизировал в себе. Хладнокровный, расчетливый, практичный, он не сделал ни одного рискованного шага; идеалы его были чисто практические и доктринерством не страдали; он медленно, но верно, не нарушая законов, привел в исполнение великую революцию. У Боливара, напротив того, противоречивые идеи вихрем кружились в голове; на деле он бросался из одной крайности в другую, обходил или нарушал законы, руководствуясь скорее своим воображением, чем действительными нуждами страны, и кончил тем, что вызвал междоусобную войну, а затем и полное крушение своего дела.

К этому надо прибавить, что толпа, как мы видели, почти всегда выбирает себе в вожди людей посредственных, маттоидов или преступников, а не настоящих гениев, которые редко бывают людьми практического дела. Эти последние достигают власти, только оседлывая, так сказать, большинство, как всадник укрощает дикую лошадь.

Но если гениальные люди принимают иногда участие в революциях, если они сами суть воплощенная революция, то в бунтах их встретить трудно. Там преобладают маттоиды и посредственности. Коко справедливо говорит, что на толпу могут действовать не ученые, которых она не понимает, а только те люди, которые и действуют, и чувствуют так же, как она сама.

Гейне сказал: «Народ скорее подчинится себялюбцу, который потакает его страстям, чем благонамеренному человеку, стремящемуся его просветить».

Сам Жюль Валлес, выдающийся современный революционер, пишет: «Наивны люди, думающие, что восстаниями руководят вожаки; эти последние суть не что иное, как голова, помещаемая на носу иных кораблей: при буре она то выскочит из волн, то вновь скроется».

Гениальные люди не участвуют в бунтах, потому что вождями последних можно сделаться лишь случайно: тут не вождь творит среду, а сама среда его выдвигает. Якобинцы до 1792 года были монархистами, и сам их глава, Робеспьер, стоял в своей газете за конституционную монархию.

Любопытно отметить, что анархисты не хотят иметь вождей. В «Pugnale» — газете, выражающей их мнения, – говорится: «Революция должна идти без вождей, и если бы таковые выдвинулись, то первые выстрелы должны быть направлены в них. Пора нам убедиться, что все революции были побеждаемы именно потому, что народ был достаточно глуп, чтобы создавать себе начальников и следовать за ними. Революция должна быть произведена народом и для народа; не создавайте новой буржуазии».