Врангель - Борис Соколов

Пилсудский полагал, что Деникин мог бы стать союзником Польши, «если бы он не противился политическим тенденциям отрыва от России инородных элементов» и, в частности, «признал бы украинское движение…». Но из-за его приверженности лозунгу «Единая и неделимая Россия» это было невозможно. Поэтому ставка была сделана на его преемника. Инструкция, данная Пилсудским командующему польским Волынским фронтом в 1919 году генералу Листовскому, гласила: «Так как официальное строительство Украины (как враждебного России самостоятельного государства) выявило бы наше враждебное отношение к Деникину, что для нас невыгодно, то планы эти надлежало скрывать и от Деникина, и от Антанты и к выполнению их можно приступить только после падения Деникина».

О борьбе мнений по другую сторону фронта рассказывается в мемуарах Троцкого:

«Командование Западного фронта обнадеживало: прибыло достаточно пополнений, артиллерия обновлена и пр. Желание являлось отцом мысли. „Что мы имеем на Западном фронте? — возражал я. — Морально разбитые кадры, в которые теперь влито сырое человеческое тесто. С такой армией воевать нельзя. Вернее сказать, с такой армией можно еще кое-как обороняться, отступая и готовя в тылу вторую армию, но бессмысленно думать, что такая армия может снова подняться в победоносное наступление по пути, усеянному ее собственными обломками“. Я заявил, что повторение уже совершённой ошибки обойдется нам в десять раз дороже и что я не подчиняюсь намечающемуся решению, а буду апеллировать к партии. Хотя Ленин формально и отстаивал продолжение войны, но без той уверенности и настойчивости, что в первый раз. Мое несокрушимое убеждение в необходимости заключить мир, хотя бы и тяжкий, произвело на него должное впечатление. Он предложил отсрочить решение вопроса до того, как я съезжу на западный фронт и вынесу непосредственное впечатление о состоянии наших армий после отката. Это означало для меня, что Ленин, по существу дела, уже присоединяется к моей позиции.

В штабе фронта я застал настроения в пользу второй войны. Но в этих настроениях не было никакой уверенности: они представляли отражение московских настроений. Чем ниже я спускался по военной лестнице — через армию к дивизии, полку и роте, тем яснее становилась невозможность наступательной войны. Я отправил Ленину на эту тему письмо, написанное от руки, не сняв для себя даже копии, а сам отправился в дальнейший объезд. Двух-трех дней, проведенных на фронте, было вполне достаточно, чтоб подтвердить вывод, с которым я приехал на фронт. Я вернулся в Москву, и Политбюро чуть ли не единогласно вынесло решение в пользу немедленного заключения мира».

Если бы Политбюро не послушало Троцкого и послало последние боеспособные соединения на Польский фронт, чтобы попытаться предпринять еще одно наступление, Красную армию ожидала бы катастрофа. Продолжать войну было немыслимо. Польская армия насчитывала около 1,2 миллиона человек, из которых на фронте находилось не менее 250 тысяч штыков и сабель. Из пяти миллионов списочного состава Красной армии около миллиона составляли дезертиры. Кроме того, у поляков были союзники — не менее двадцати тысяч человек в армии Петлюры, полторы-две тысячи в Народной армии С. Н. Булак-Балаховича и до пяти тысяч человек в 3-й врангелевской армии Пермыкина и казачьей бригаде есаула Яковлева. Если добавить к этому еще 44 тысячи штыков и сабель в армии Врангеля, то получится, что антибольшевистские силы в тот момент на фронтах Европейской России имели даже некоторый численный перевес над Красной армией. Кроме того, все эти соединения можно было пополнять за счет пленных красноармейцев.

Польская армия в тот момент качественно превосходила силы красных. Войска Пилсудского были воодушевлены национальной идеей, хорошо обучены кадровым офицерским корпусом из состава русской, австрийской и немецкой армий, а также французскими военными советниками. Имелась полная возможность во взаимодействии с Врангелем разбить остатки Красной армии и еще до наступления зимних холодов захватить Киев и Москву. 560 километров от Варшавы до Минска польская армия прошла за два месяца. Оставшиеся 700 километров до Москвы можно было пройти гораздо быстрее, поскольку уже в октябре красные почти не оказывали сопротивления продвижению поляков.

Противодействие польского сейма продолжению войны не могло бы тут играть принципиальную роль. Если бы с Врангелем было достигнуто соглашение, его сопротивление было бы преодолено. И даже если бы Франция уменьшила военные поставки Польше, для окончания кампании в течение одного-двух месяцев могло бы хватить военных трофеев. Но не было даже проекта соглашения с Врангелем, и Пилсудский не стал продолжать войну.

Как отмечали H. E. Какурин и И. И. Вацетис, еще 23 сентября чрезвычайная сессия Всероссийского центрального исполнительного комитета в целях предотвращения зимней кампании, которая тяжким бременем легла бы на трудящиеся массы России и Польши, признала возможным смягчить первоначально выставленные условия мира:

«Согласно новым условиям устанавливалась независимость Литвы, Украины, Белоруссии и Восточной Галиции, причем в отношении последней советское правительство признавало плебисцит по буржуазно-демократическому, а не по советскому принципу. Далее советское правительство отказывалось от всех своих требований в отношении польской армии и ее вооружения, а также от железнодорожного участка Волковыск — Граево. Государственная граница согласно нашему новому предложению намечалась восточнее линии, установленной Верховным союзным советом 3 декабря 1919 г., причем Восточная Галиция оставалась к западу от нее.

Уже 24 сентября в своей директиве на имя всех командующих фронтами главком основной задачей настоящего времени ставил „окончательную ликвидацию Врангеля в возможно короткий срок“. В связи с этим главной задачей Западного фронта теперь являлось восстановление его боевых сил и подготовка к решительному удару против поляков совместно с Юго-Западным фронтом. Этот удар предвиделся не ранее середины ноября. Юго-Западному фронту ставилась задача — выигрыш времени до подхода крупных подкреплений, которые будут даны после ликвидации Врангеля».

Польские войска 2 (15) октября без боя взяли Минск, а 4(17) октября, в последний день боевых действий, — Мозырь и Коростень. Но еще 29 сентября (12 октября) было подписано соглашение о перемирии, которое вступило в силу 18 октября. А уже 27 октября (9 ноября) был подписан предварительный мирный договор.

Пилсудский вызвал врангелевского представителя Махрова 30 сентября (13 октября) и сообщил ему о предстоящем подписании перемирия. Он предложил, чтобы русские войска покинули польскую территорию до дня вступления в силу договора — 5 (18) октября, иначе их придется интернировать. После поездки в Париж к Струве Махров вошел в контакт с петлюровцами, и русские войска были передислоцированы в районы, занятые частями Украинской народной армии.