Соседи (СИ) - Drugogomira

— Всё-таки случилось что-то, — хмуро поглядывая на него исподлобья, тихо констатировала Уля.

«Угу. Приблизительно апокалипсис…»

Да уж, стоит ветерку сменить направление, боевой настрой этой удивительной девушки улетучивается, она переключается между состояниями, как по щелчку пальцев. Так было, так есть и, видимо, так будет. Если двумя минутами ранее её весьма недвусмысленный взгляд обещал напомнить ему, как выглядит Кузькина мать, то теперь в глазах читалось совсем иное. «Я так и знала! Не тяни!».

— Так я и думала. Может, лучше на кухню? — упавшим голосом предложила Ульяна.

Егор мотнул головой: нет. Легко говорить: «Не тяни». А язык к нёбу прирос, губы отказывались озвучивать вопрос, что изводил его днями и ночами и продолжает изводить. Но перед смертью, говорят, не надышишься. Собрав в кулак всю свою волю, набрав в грудь больше воздуха, выдохнул:

— Что должен испытывать любящий человек? Какие это чувства? Что у него внутри? Ты знаешь?

Он долго не понимал, к кому с подобным идти. И в конце концов осознал, что кроме самой Ули говорить и не с кем: если чьим словам он и поверит, то её. Если кому и доверится, то только ей. Не Ане, которая измором возьмет, не баб Нюре, которая тут же начнет вздыхать, причитать сочувствовать и пускаться в пространные рассуждения. Не ораве шапочных знакомых и не абсолютно незнакомым людям, вроде Элис. Да и… Раз сердце Ульяны занято, значит, она точно в курсе, как именно это должно ощущаться. Логично.

«Что?..» — считалось в оторопелом встречном взгляде.

— Почему ты спрашиваешь? — прошелестела Уля, всё шире и шире распахивая ресницы, всё чаще и чаще моргая. Вид у неё был такой, словно он ей сейчас признался, что котят ест на завтрак. Ошарашенный. Она будто по-новому на него посмотрела. Возможно, и плохая это оказалась идея. Ну да: тридцатилетний мужик задается вопросами, на которые нормальные люди годикам к пятнадцати ответы находят. А то и раньше. Тут что угодно можно успеть подумать.

Егор прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от идиотизма ситуации, в которую сам себя поставил. Сердце выполнило петлю, ушло в штопор и тут же – в пике. Ну точно, одно из двух: или сбрендил, или влюблён. Иные варианты вычеркнуты методом анализа и последовательного исключения. В горле пересохло.

— Можешь просто ответить? — с трудом разлепив губы, пробормотал он. Неужели обязательно вести диалог? Он спросил, пусть просто ответит и всё! Каждое слово из себя выдавливать приходится.

— Я… Не знаю… Знаю… Наверное… — послышалось совсем уж тихое и очень растерянное.

«Что?.. В смысле?»

Ничего не понял! В башке вместо мозга ваты комок.

— Малая, перестань, — простонал Егор, распахивая глаза, чтобы воочию убедиться, что она уловила суть вопроса. Откуда такая неуверенность? А кто ему тогда расскажет? К кому идти? — Так «да», «нет» или «наверное»?

Она застыла там, у своей стены, словно изваяние. Впрочем, проблеск осознания в этих красивых круглых глазах постепенно проявлялся. А ещё в них читалось:

«За что мне это?.. Это ты перестань!»

— Да… То есть я… — Уля запнулась, уронила голову, явно пытаясь скрыть собственное смущение, — я могу рассказать тебе, что может чувствовать влюбленный человек. Говорят, что любовь – это более глубокое и спокойное чувство, вырастающее из влюбленности… О ней мне пока судить, наверное, рано.

Егор мрачно уставился на Ульяну, пытаясь переварить жалкие крохи поступившей информации. Вот так новости: оказывается, это ещё и не одно и то же. Зашибись! В любом случае, внимать он будет каждому слову, только пусть говорит. Вот-вот выяснится, двинулся ли он рассудком или это другое. Рехнулся ли или это она?

— Но это не значит, Егор, что каждый непременно должен чувствовать себя именно так, — это «должен» Уля буквально подчеркнула выдохом. — У каждого, наверное, всё-таки немного по-разному. И я даже задумываться не хочу, зачем ты спрашиваешь, мне от этого больно.

— Почему? — почувствовав пробежавший по спине холодок, на автомате спросил он. Вопрос сам вырвался – реакцией на признание.

— Потому что ты прожил почти полжизни, а не знаешь, — на мгновение вскидывая на него глаза и вновь поспешно их пряча, пробормотала Ульяна.— Потому что я помню, как однажды ты сказал мне, что некоторые вещи останутся для тебя недоступными… Поэтому.

Егор кивнул. Всё же верное это было решение, хоть и мазохистское абсолютно – идти за ответами к ней: вряд ли кто-то другой в его окружении оказался бы способен мгновенно, без попыток устроить ему допрос или сеанс психотерапии, увидеть суть.

— Рассказывай. Пожалуйста, — попросил он сдержанно, застывая в тянущем жилы ожидании.

Сердце готово было вылететь. Если это не сумасшествие, то что тогда сумасшествие? Хотел смотреть на неё неотрывно, ловить каждую эмоцию, все выражения лица, глаз. Коснуться. Хотел отвести взгляд, прекратить эту пытку. Загрести в охапку. Бежать прочь! Это же настоящее безумие, ну!

— Тебе очень надо, да?.. — выцветшим голосом уточнила Уля.

«Очень»

Готовясь падать, Егор уставился в стенку, в незримую точку над её плечом.

— Да. Давай.

В следующую секунду плечо поехало куда-то вниз – это Ульяна сползла вдруг на пол. Обхватив руками ноги, уткнулась лбом в коленки, как маленький, желающий от всех спрятаться, а может, ищущий защиты ребенок. Стянула с волос резинку, и волосы заструились по рукам, скрывая лицо. Кажется, этот разговор и ей непросто дастся. Может, на эту тему людям в принципе тяжело говорить? Ему вон из себя буквально каждое слово приходится выталкивать, хотя никогда за ними в карман он не лез.

Егор остался стоять на месте.

— Если человек влюблен… — спустя вечность начала она приглушенно, — он тонет в своей нежности. Он постоянно думает о другом человеке… Днём, ночью, засыпая, просыпаясь, работая, на бегу – всегда. У него происходит фиксация на объекте влюбленности. Если влюблен взаимно, чувствует себя окрылённым, вокруг буйство цвета. Он весь мир любит, всех и каждого. Проблемы отходят на задний план, есть только другой человек и всё, вся жизнь сосредоточена на любимом. Если не взаимно, может потерять аппетит, испытывает огромную душевную боль, терзается, мучается бессонницей, иногда даже кошмарами, — на мгновение Ульяна замолкла. Послышался глубокий вздох, но головы она не подняла. — Хотя, знаешь, не совсем так: человек может чувствовать и то и другое, независимо от того, взаимно это или нет. Его швыряет из стороны в сторону, как щепку в штормовых волнах. Чуть что не так, давно не виделись – всё, жизнь тебе не мила. Улыбнулся тебе? Больше ничего и не нужно. Вообще. Другой становится смыслом… Всем… — прошептала она, прерывисто выдыхая.

«Смыслом…»

Егор весь обратился в слух, напряженно внимая каждому слову. Взгляд расфокусировался, а извилины в мозгу, наоборот, неожиданно зашевелились: мозг обрабатывал информацию, сравнивая с собственными состояниями. Пока похоже. Фиксация на другом, буйство цвета, терзания, душевная боль… Он и чувствует себя щепкой, никак иначе. И ничего ему, кажется, от этой жизни не надо, кроме того, чтобы она улыбалась. И была рядом.

— Ты готов сделать для человека всё, чтобы тот ощущал себя самым счастливым, — продолжила Уля сдавленно. — И себя рядом с ним чувствуешь самым счастливым… Наполненным… Для тебя больше никого вокруг нет: ты сам и твой избранник. Ты как будто познаешь суть вещей, мир вокруг меняется безвозвратно, душа словно заново рождается, взлетает к небу.

Вот оно что… Это душа перерождается… И ведь правда: чувствуешь себя совсем другим человеком, новым. А он-то подозревал, что шизофрения постучалась, что личность начала двоиться. На данный момент версия о поехавшей кукушке проигрывает с разгромным счетом: ноль – пятнадцать примерно.

Егор едва дышал. Сокрушительные удары обрушивались на темечко один за одним, связи с прежним миром истончались и исчезали. Прямо сейчас рождались новые миры и связи. Сидя на полу, а вовсе не в его голове – хотя там она уже давно обустроилась – Ульяна с невероятной точностью объясняла ему его же чувства. Подсказывала, определяла. Подбирала простые слова, давала красочные, исчерпывающие описания состояний, которые он не мог опознать и понять. Стала его проводником в этом дремучем лесу из эмоций, взяла за руку и повела. И, слушая её, Егор начинал верить, что Кто-то сверху всё же над ним сжалился. Что на его тридцать первом году жизни Кто-то решил позволить ему узнать, что это такое. Что всё это действительно происходит с ним. Происходит! Реально…