Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варвара вскоре оправилась и оказалась весьма складной и красивой девушкой. К детям ей ходу не было, зато в конюшнях да по дому она справлялась весьма споро. Я влюбился. Впервые в жизни по-настоящему полюбил. По весне мы сыграли свадьбу, скромную и тихую. Варя стала заботливой женою, и чудесной матерью моим детям. “Эх, Ольга, все-таки добилась своего, — приговаривал я, улыбаясь, — оженила меня”. На что получал резкий ответ: “А что, думал вечно на моей шее бобылем сидеть?”
Я бы мог рассказывать о своей жизни долго, если бы у меня в запасе было время, но чувствую, что нет у меня права отвлекаться на мелочи, забывая о сути. Момент, когда Великий Дух обрел тело, предвосхитили еще два значимых события. И снова я обращаюсь к своим племянникам за памятью.
— Я не хочу говорить об этом, дядя. Отвяжись.
Ставр, как всегда, резок и груб. Но я привык к его проявлению прямодушия и честности, потому не в обиде на племянника. Медведь, будучи еще мальчишкой, вечно попадал в неприятности из-за этого своего качества: говорить то, что думаешь, то, что чувствуешь. Как я ни старался вразумить его, иногда даже моего терпения не хватало выслушивать дерзкие речи племянника. А попытки привить Медведю хоть чуточку такта в общении с другими людьми окончились провалом.
“Такую силу невозможно держать в узде, Белян, — сказала Змея. — Оставь его в покое, все равно с ним не справишься. Когда придет время, он сам научится всему, что необходимо”.
И я смирился. А Ольга оказалась права.
Я сажусь на крыльцо, подставив свои старые кости живительному солнечному жару, и наблюдаю, как племянник, взявшись за топор, рубит поленья. Нагое по пояс тело блестит, омываемое здоровым трудовым потом, бугры мышц, словно шары, перекатываются под загорелой кожей — настоящий богатырь. Думаю, что, пожалуй, среди братьев он самый сильный и могучий, одним словом — Медведь, хозяин лесов, но прятать чувства этот великан не умеет. Брови хмуро сошлись на переносице, косые взгляды полны раздражения, темные кудри топорщатся во все стороны, словно шерсть на холке раздосадованного зверя. Видимо, я все же растревожил его ум, и воспоминания, неприятные и болезненные, комом встали в груди.
— Что, старик снова пристает к тебе, Тавруша?
Голос Вольги полон насмешки, впрочем, беззлобное подтрунивание над близкими — его любимое занятие. Волк, в противоположность открытому и простодушному брату, хитер, как бес, да к тому же умен и прозорлив. Могу поклясться, такого искусного лгуна, проныры и кознетворца я в своей жизни еще не видывал. Многие скажут, что подобные качества в человеке рождаются из трусости, но этот парень всегда был отважен, молча сносил всякое наказание за свои проделки, но никогда не отказывался от их повторения. А в плане наказаний Ольга сурова, непоколебима и, с моей точки зрения, даже жестока. Возможно, так она выбивала из мальчишек “дурь”, прочищала естество, чтобы на фоне страха перед болью было видно, кто есть кто. Вольгу она поняла практически сразу после того, как пацаненок научился разговаривать, а, разгадав, стала ставить границы дозволенного, не позволяла склониться ко злу и насилию над другими. Волк не просто обладал жаждой власти, он был рожден править. Такие становятся либо благодетелями народов, либо жестокими тиранами, упивающимися своим правом вседозволенности.
— Эх, Тавруша, да скажи дяде все, что просит, и он оставит тебя в покое. Ведь оставишь, Белослав Ильич?
Я добродушно киваю, невольно отворачиваясь от его взора. Вроде с виду добр и мягкосердечен, но стоит глянуть в его холодные серые глаза, и сердце сжимается от понимания: грозен, ох, до чего грозен и опасен этот сокрытый властелин! Недобрый у него взгляд, тяжелый и леденящий душу.
Ставр внезапно с силой вонзает топор в плаху и поворачивается к нам:
— Сказать! Ишь какой… нашелся! Что ж сам не скажешь? Тоже там был, знаешь не меньше!
Все дети Змея бесстрашны, но лишь Медведь неподвластен сковывающим сердце чарам Вольги, и лишь он способен усмирить гордыню брата и подчинить себе непокорного духа.
— А меня никто не спрашивал, — Волк щурится на солнце, словно кот, улыбается тонкими и темными, как у женщины, губами. — Дядя думает, я совру.
Обиделся, шкодник. Спрашиваю:
— Я не прав?
Вольга глядит на меня внимательно и серьезно, хоть лицо его выражает благодушие и насмешку. Великий притворщик, мастер масок!
— Не знаю, дядя, — на миг я вижу его истинный облик и невольно вздрагиваю. Убийца, мясник, хищник. Страшен недуг Волка — отсутствие сострадания.
— Этот случай разбудил меня раньше срока. Мой разум затуманился, так что вряд ли мои слова отразят реальность событий. Спроси лучше Нияву.
— С ума сошел! — Ставр встал против солнца, заслонив своей массивной фигурой свет. — Хорошо. Мы будем говорить напару… не спорь Лёга, я так решил! А ты, дядя, добавишь то, что помнишь сам.
Серовласый Вольга ухмыляется, с треском потирая короткую черную щетину на подбородке, но брату не перечит. Этот жестокий мальчишка умеет любить, по-своему, конечно, но умеет. Медведь присаживается по правую мою руку, Волк опускается по левую, и я молча внимаю, чтобы после записать следующую историю.
* * *
Мор скота не прошел бесследно. Люди в окрестных деревнях голодали, подъедая запасы, отложенные для посева, промышляли дикого зверя, но и этого было мало. А по весне пришла иная напасть: с юга стали являться недобрые люди. Война, охватившая на тот момент соседнюю Славию, плодила сирот, нищих, голодных и озлобленных людей, дезертиров. Лишенные дома и семьи, отчаявшись, они шли через горы в наш край, укрытый диким, почти девственным лесом, в поисках лучшей доли, становились разбойниками, промышляли воровством. А следом за ними ступали наемные йоки, отчего душегубы делались лишь злее и кровожаднее.
Неспокойные слухи дошли до нас лишь на три дня раньше, чем случилось первое нападение. Обоз, доставлявший из Сатвы продовольствие, исчез на подступе к Толмани. Ожидавшие княжеской помощи старшины поняли, что в пути случилось неладное, и послали конный разъезд в подмогу. Кметы вернулись быстро и рассказали, что кто-то разорил продуктовый поезд, убил сопровождавших его обозников, коим число было семь, а трупы уволокли в лес и скидали в овраг, прикрыв
