Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести (СИ) - Санин Владимир Маркович

И Семёнов глубоко вздохнул, с облегчением, будто от тяжёлой ноши избавился, от мучительной головной боли. И заснул — на два часа, приказал он себе.

Проснулся, пошёл будить ребят, но услышал смех в домике механиков. Филатов и Томилин пили кофе, а Бармин заканчивал писать на ватмане объявление: «Продаются домики дачного типа по адресу: Северный полюс, налево и далее за углом. Доставка силами покупателя». После слова «продаются» Семёнов приписал «даром», тоже выпил кофе, взял с собой Бармина и пошёл на разведку. Ещё сутки назад не стал бы заниматься столь бесперспективным делом, не было в районе станции площадки для полосы, но после сильных подвижек рельеф до неузнаваемости изменился, и всё могло быть.

В полутора километрах от станции нашлось заросшее молодым полуметровым льдом разводье длиной метров семьсот. Со всех сторон торосы, этакий узкий, метров на пятьдесят, коридор, и, если подчистить неровности, получится совсем приличная полоса. Со скидкой, конечно, для одноразовой посадки — приличная, особенно если за штурвалом будет такой пилот-ювелир, как Николай Белов.

Вернулись на станцию, Томилин отстукал в эфир, что самолёт может вылетать, и все четверо, взяв инструмент, отправились на полосу. Несколько часов поработали кайлами, сбили неровности и совсем было закончили работу, когда поперёк полосы пробежала узкая змейка. Еле заметная, будто острым ножом прочерченная, пробежала будущая трещина, отсекая от полосы метров триста. И не так страшна была эта змейка, как то, что она предвещала новые подвижки льда, новую беду. Погода портилась, лёд начинал себя вести неспокойно, и Семёнов решил, что лучше этой полосы всё равно не найти. Достигнув двадцати сантиметров, трещина больше не расширялась, и её можно было попытаться заделать, забутить льдом. Так и поступили. Накрошили лёд, побросали его вместе со снегом в воду, и часа через два этот рассол принялся, будто вкипел в трещину. Люди снова вернулись на станцию, спустили Государственный флаг, постояли у мачты со снятыми шапками и пошли встречать самолёт.

Точка возврата

Верному другу, спутнику в полярных странствиях Льву Черепову и руководителям «прыгающих» экспедиций Илье Романову и Валерию Лунину — с дружбой и сердечной признательностью.

Точка возврата

Судьба свела их в переполненной гостинице, где они томились в ожидании попутных бортов. То непогода на Диксоне, то не принимает аэропорт назначения — в Арктике к этому надо привыкать: сиди и жди, лови миг удачи. Чтобы встретиться и познакомиться друг с другом, они сошлись на Диксон с разных сторон.

Супруги Белухины — механик и повариха — возвращались из отпуска на полярную станцию.

Научный работник Зозуля добирался на перекладных из Ленинграда на Северную Землю.

Учительница Невская с братишкой-школьником, магнитолог Чистяков и медсестра Горюнова спешили в Тикси к месту службы.

И только шофер Солдатов никуда не спешил, так как был командирован в Тикси на трудную и не очень выгодную ремонтную работу. Командированный спит — суточные идут.

И еще никуда не спешил Шельмец, пес Белухиных, сибирская лайка.

А для того чтобы эти люди и собака обрели общую судьбу, на Диксон прилетел грузовой самолет Ли-2. Три дня ждал экипаж погоды и груза. Погоды дождался, а груза нет, и решил командир корабля Анисимов лететь порожняком в Тикси, где ему обязательно нужно было быть.

А рейсовый самолет, которого ждали люди, застрял в Амдерме — там мела пурга.

Очень не хотелось Анисимову брать пассажиров, так нет, полезли на борт всеми правдами и неправдами. Проявить бы командиру характер, но Белухиным отказать было никак невозможно, не поняли бы этого в Арктике — от Диксона до Чукотки ославили бы командира по эфиру; Невская не настаивала, попросила — тихо, покорно, такой отказать — себе дороже. А за ними потянулась цепочка… Октябрь на исходе, вот-вот наступит полная ночь, а самолет набит пассажирами, как самовар шишками, в туалет не пройти.

— Тринадцать на борту, считая трех баб и собаку, а сегодня понедельник,

— неодобрительно заметил радист Захар Кислов.

— Дерева под рукой нет — постучи по лбу, — сердито сказал Анисимов и трижды поплевал через плечо. Не помогло.

Ущербное, бледное от малокровия солнце показало свой горб и скрылось за горизонтом. Несколько часов зари — и наступит ночь. А летчиков, которые любят летать над Арктикой ночью, Анисимов не знал. Приходится летать, что поделаешь, но любить сие занятие — слуга покорный.

Сумерки сгущались, и Анисимов не столько видел, сколько догадывался, что льды Карского моря закрыла поземка.

Точку возврата самолет миновал пять минут назад. Когда-то, в далекой юности, Анисимова поразили эти таинственные слова — точка возврата. В них будто звучало грозное, как набат, предупреждение: «Сделаешь шаг вперед — назад пути не будет. Остановись и подумай!»

Слабый — вернется, сильный — пойдет вперед. Потом, в летном училище, Анисимов узнал, что точка возврата — всего лишь обыкновенный технический термин: рубеж, с которого самолет при данном запасе топлива, с учетом влияния ветра, может либо возвратиться на аэродром вылета, либо на запасный аэродром.

Но юношеское впечатление было очень сильным, и даже скучноватое, записанное под диктовку определение не снизило торжественного звучания этих, пусть и лишенных прежней тайны, но удивительных слов: точка возврата. Не только в воздухе, как это положено было по инструкции, но и на земле помнил их Анисимов, принимая важные для жизни решения.

Точка возврата — последнее раздумье перед решительным шагом.

Шагнув через точку возврата, ты, как легендарный Кир, сжигаешь свои корабли, переходишь, как Цезарь, свой Рубикон.

Отныне возвратиться обратно тебе так же невозможно, как повернуть вспять время — путь лежит только вперед. Забудь о том, что осталось за тобой, не оглядывайся назад, там никто и ничем тебе не поможет!

За полчаса до точки возврата Анисимов в последний раз осмыслил ситуацию.

В момент вылета с Диксона все кругом принимали — и Хатанга, и Косистый, и мыс Челюскин, и Тикси, а прошел какой-то час — и Таймыр закрылся. На всем огромном Таймыре размером с большое государство самолету сесть было некуда — замело. И Анисимову дали выбор: либо возвращаться на Диксон, либо брать курс на Северную Землю, где в аэропорту острова Средний видимость — миллион на миллион.

И Анисимов выбрал Средний — к радости экипажа, не хотевшего возвращаться в переполненную гостиницу.

Пролетел точку возврата — простись с прошлым, назад пути нет.

В грузовом отсеке было накурено и тепло.

Правую сторону отсека занимал большой желтый бак с горючим. Слева, в углу, находилась двухконфорная газовая плитка с баллоном, возле нее стоял столик, а вдоль всего борта протянулась жесткая металлическая скамья, на которой сидели, лежали люди. Несколько человек приютились в проходе — на вещевых мешках, чемоданах.

Белухин думал о том, какой найдет станцию после трехмесячного отсутствия. Хозяйство он оставил двум молодым механикам, своим ученикам, парни старательные, но молодо-зелено, как бы не запороли дизеля и не искалечили за лето вездеход. Работа по приезде предстоит большая: к Новому году Белухин надумал перестроить баню, чтоб была, о чем все мечтают, с парной и в кают-компании сложить настоящий камин — для уюта. Да и дизельная порядком поизносилась, пора как следует зацементировать фундамент и вынести емкость для солярки на крышу.

Анна Григорьевна Белухина, свернувшись на скамье и положив голову мужу на колени, лежала, прикрыв глаза, и очень жалела дочку, которая вышла замуж по любви, не спросившись родителей, а теперь от этой любви осталось брюхо на восьмом месяце и страдание в глазах. Хорошо еще, если в роддом придет, гуляка. Конечно, лучше всего было бы забрать его с собой на станцию, голова у парня дурная, а руки золотые, здесь бы вся дурь у него вымерзла и вернулся бы шелковым. Сразу забрать не вышло, но обещался приехать по вызову. Только приедет ли, не отговорят ли дружки?