Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 – Довольно странно думать о тебе, как об актрисе.

 – Охотно верю, – согласилась девушка.

 Невольно потянулась за сигаретами, потом вспомнила, что не курит. Во всяком случае, последние несколько недель она не притрагивалась к сигаретам ни разу, решив, что пользы от них никакой, а вреда предостаточно.

 – И даже спорить со мной не станешь?

 – Какой в этом смысл? Тот, кто видел мои выступления, знает, какая из меня актриса. Те, кому не довелось наблюдать, редко верят.

 – Вот оно что.

 – А ты?

 – Я?

 – Не станешь переубеждать меня в том, что ты прекрасен на льду, и я просто ничего в этой жизни не понимаю?

 – Нет. Не стану.

 – Почему?

 – Не люблю тратить время на глупости.

 – К глупостям относится разговор со мной?

 Дитрих удивленно посмотрел на собеседницу. Её глаза сегодня были скрыты темными очками, так что увидеть её реакцию на свои слова Ланц не мог.

 – Учти, я этого не говорил.

 – Но подумал.

 – Подумал, – согласился он.

 Аманда снова засмеялась. Она оказалась довольно прозорливой. Понимала, что к чему.

 – Тогда почему до сих пор обида не отразилась на твоем лице?

 – Она и не отразится.

 – Правда?

 – О, да.

 – А почему?

 – Я знала, на что шла, так что с тебя никакого спроса нет. Интересно другое.

 – И что же?

 – Почему ты продолжаешь со мной разговаривать? Ты же считаешь, что этот разговор – глупость. Так зачем тратить время?

 – Мало ли мы в жизни совершаем глупостей? – философски заметил Ланц. – Великое множество. Этот разговор не самое страшное, что может произойти в моей жизни.

 – Верно, – заметила Аманда, доставая плеер и проматывая плей-лист на пару композиций назад.

 Музыка у нее всегда была под настроение. А поскольку настроение почти всегда было мрачным, то и музыка оказалась ему под стать. Временами Аманда подумывала о необходимости перемен в жизни. Когда не стало Эштона, она потеряла часть себя. Из цельной личности превратилась в осколочную, неполноценную, как ей самой казалось. В голову закрадывались мысли, что для избавления от призраков прошлого нужны кардинальные перемены. Например, в очередной раз сменить цвет волос, но не на привычные рыжий или светлый. На что-то радикальное вроде зеленого или красного. Перестать слушать готику и начать прививать себе любовь к поп-музыке, а потом и одежду начать носить ярких цветов, забросив вещи черного цвета в дальний угол. Такие мысли вызывали у Аманды только улыбку. Она понимала, что долго в том образе не продержится. Слишком утомительно играть роль, неподходящую к душевному состоянию, все равно, что раздвоение личности устроить. Сейчас ближе всего ей было именно такое состояние, – мрачное одиночество.

 – Как тебя зовут? – поинтересовался Дитрих.

 Только сейчас он вспомнил, что не знает имени своей собеседницы. Она, скорее всего, его имя знала. Помнила ведь по школе. Не то, что он её.

 – Аманда Грант, – ответила девушка. – Твое имя, впрочем, как и прозвище, мне знакомо.

 – Прозвище? – хмыкнул Ланц.

 – Доберман, – произнесла Аманда, отметив попутно отметив, как собеседник скрипнул зубами.

 Ему эта кличка была не по душе.

 Грант понимала почему. Она тоже не стала бы радоваться, назови её кто-нибудь из близких людей доберманом. О посторонних даже речи не шло, там бы она, не задумываясь, высказала в ответ все, что думает о них. Вряд ли эта речь стала бы образцом чистого, литературного языка.

 – Тупое прозвище, – прошипел Дитрих, запуская в полет очередной камешек.

 – Не хочу тебя обижать, но оно тебе подходит.

 – Правда?

 – Есть в тебе что-то такое, что невольно наводит на мысли о бойцовских собаках, – призналась Аманда. – Паркер очень наблюдателен, не могу этого отрицать. Ведь это Эшли дал тебе такое прозвище? Или я ошибаюсь.

 – Он, – лаконично ответил Дитрих.

 – Значит, я не ошиблась.

 – Могу я задать тебе один вопрос?

 – Можешь. И даже не один, – отозвалась Грант.

 Пока в её планы завершение разговора не входило. Даже интересно было пообщаться с человеком, которого раньше считала заносчивым и в какой-то степени отталкивающим, но в реальности оказавшимся довольно общительным. Оказалось, что он честный, а не заносчивый. Иногда откровенность – хорошее качество. Иногда – не очень. К сожалению, мало кто в наше время может оценить данное качество личности. Аманда точно ценила, потому как и себя считала на удивление откровенным человеком. Если ей было неприятно общение с человеком, она не улыбалась в лицо, не пыталась изображать нежную дружбу, чтобы уже на следующий день полить своего собеседника грязью. Нет, такая тактика была ей чужда. Аманда предпочитала откровенные разговоры, а не кулуарные заговоры и отношения типа «девочки, дружим против кого-то».

 – Хорошо, – протянул Ланц. – Обязательно воспользуюсь данным предложением. Но сейчас меня интересует всего один вопрос. Как ты оказалась на могиле Люси? Ведь вы не были подругами, я точно это знаю.

 – Ты знал всех её подруг?

 – Знал. Их было не так уж много. Одна, если говорить откровенно.

 – Ты прав, мы не дружили. Даже не общались близко. Все наше общение заключалось в приветствии друг друга и прощаниях после уроков. Я и не думала, что однажды мне захочется отнести ей цветы, но тогда меня посетила эта идея. Я сделала то, что хотела. Вот и весь ответ на твой вопрос. Никакой загадки нет. К тому же, недалеко от Люси похоронен мой брат. Хотела проведать его, заглянула к однокласснице.

 – Близнец? – спросил Дитрих неожиданно.

 – Да, – кивнула Аманда.

 Теперь все встало на свои места. Ланц понял, почему лицо девушки показалось ему смутно знакомым. В школе он видел парня, похожего на Аманду, только вот волосы у него были светлые, оттого черты лица казались не столь резкими, как у сестры. Но было видно, что она красит волосы, а от природы – блондинка. Сейчас волосы немного отросли, видны были светлые корни, так что и вопросы отпадали сами собой.

 Дитрих вспомнил, что тот парень смотрел на них с Паркером как-то странно. То ли боялся их, то ли просто пытался продемонстрировать отчуждение и презрение, но факт оставался фактом: брат Аманды Ланцу на глаза попадался. А вот она почему-то прошла стороной, никак себя не обнаруживая.

 Может, просто тогда не до нее было, вот Дитрих Аманду и не заметил.

 – Ясно, – резюмировал Ланц.

 – Его звали Эштон, – по неизвестным ей самой причинам Аманда решила немного пооткровенничать. – И он погиб в тот же день, что и Люси. Наверное, это и так понятно, учитывая все то, что я сказала раньше.