Записки солдата - Омар Брэдли

День 19 августа был ознаменован для армии Паттона открытием внеплановых воздушных перевозок; в этот день 21 самолет "С-47" доставил на аэродромы близ Ле-Мана 47 тонн продовольствия. Уже в это время мы начали испытывать недостаток горючего и боеприпасов, замедлявший темпы нашего продвижения,, и воздушные перевозки должны были послужить залогом успеха в нашей ожесточенной борьбе за снабжение. Через несколько дней темпы нашего наступления стали определяться уже не силой сопротивления противника, а количеством запасов, доставленных союзным войскам.

К 21 августа 3-я армия форсировала Сену севернее и южнее Парижа. Противник, все еще находившийся к западу от Сены, прилагал все усилия к тому, чтобы оторваться от 1-й армии, войска которой вытягивались вдоль левого берега Сены в направлении Руана. В последней отчаянной попытке спасти свои деморализованные войска, фон Клюге отдал приказ разбиться на небольшие группы и просачиваться сквозь наши линии. Затем, не будучи в состоянии пережить катастрофу, виновником которой был Гитлер, немецкий фельдмаршал покончил с собой.

Паттон еще не успел форсировать Сену, а ко мне уже явилась делегация корреспондентов с просьбой не подвергать Париж артиллерийскому обстрелу, несмотря на то, что в городе остался немецкий гарнизон. Хотя я и не разделял их любви к городу, в котором мне ни разу не пришлось побывать, однако заверил корреспондентов, что мы не повредим ни одного булыжника на его улицах. "Вместо того чтобы ворваться в город через западные ворота, - объяснил я, - мы сначала возьмем Париж в клещи, а затем вступим на его улицы, когда нам заблагорассудится".

- Какая дивизия возьмет город? - задал вопрос один из корреспондентов.

- Они все хорошо дрались, - ответил я, пытаясь уклониться от прямого ответа. - Нам будет трудно сделать свой выбор...

- Если разрешено выставлять кандидатов, - засмеялся он, - считайте, что один голос уже подан за первую.

- А почему бы вам самим не взять город? - предложил я. - Для этого у вас достаточно корреспондентов. Серьезно, вы можете взять его, когда вам вздумается, и избавить нас от массы хлопот. Я могу признаться, что мы отнюдь не рвемся освобождать Париж именно сейчас, хотя я прошу вас не передавать мои слова французам.

За четыре недели, истекшие после прорыва в Нормандии, американские линии снабжения растянулись от Сен-Ло до Сены. Теперь снабжение предмостного укрепления 3-й армии юго-восточнее Парижа зависело от шоссейной дороги протяженностью 400 километров, идущей от порта Шербур. Наступая, мы слишком быстро преодолели все рубежи сопротивления противника, которые были приняты в расчет при планировании темпов продвижения наших тылов. Более того, численность войск, получавших снабжение по вышеупомянутой шоссейной дороге из Шербура, возрастала со дня на день по мере общего накопления наших сил. А впереди нас ждала вспышка бензинового голода, которая остановила наши танки в нескольких километрах от линии Зигфрида.

Железнодорожные пути были восстановлены до Ле-Мана в 225 километрах восточнее Шербура, но ремонт разрушенных бомбами мостов шел крайне медленно: недоставало инженерно-строительных батальонов. Чрезвычайная изношенность подвижного состава французских железных дорог вызвала перебои в работе железнодорожного транспорта. В то же время железнодорожные составы, специально сформированные в Англии, и железнодорожное оборудование ждали своей очереди погрузки в английских портах, уступая место грузовикам. Недостаток железнодорожного транспорта мы компенсировали грузовиками; эти машины грузоподъемностью 2,5 тонны не знали отдыха. Перебросив войска и запасы к линии фронта, они немедленно возвращались назад за новым грузом. Для удовлетворения наших потребностей, растущих с каждым днем, требовалось все больше и больше автотранспорта, и мы даже начали отбирать строевые машины у прибывающих в Шербур новых дивизий и включать их в состав автотранспортных колонн. Но даже эти крайние меры не помогли бы нам оттянуть кризис со снабжением до сентября, если бы мы не урезали поставки армиям и не организовали воздушные перевозки.

Между тем мы могли продвигаться на восток только ценой предельного напряжения всех наших тылов, и я опасался, что освобождение Парижа нарушит всю нашу систему снабжения. Каждая тонна продовольствия, прибывшая в этот город, означала, что фронт получит на одну тонну меньше боеприпасов или горючего. Начальник отдела военной администрации штаба группы армии (G-5) подсчитал, что в первое время парижанам потребуется не менее 4 тыс. тонн различных грузов в сутки. Было бы хорошо, если бы Париж потуже затянул свой пояс и пожил с немцами еще немного. Ведь каждые сэкономленные 4 тыс. тонн обеспечивали трехдневный марш моторизованных частей по направлению к границе Германии. Но лишенный своей молочной базы в Нормандии и отрезанный от зерновых районов Франции, Париж истощил все имевшиеся запасы. Наши агенты сообщали о растущем продовольственном кризисе.

Намереваясь создать неприкосновенный запас на случай взятия Парижа, мы отправили 20 августа в верховный штаб экспедиционных сил союзников радиограмму с требованием выслать нам по воздуху 3 тыс. тонн продовольствия. Однако, несмотря на угрозу голода в Париже, я твердо решил не отступать от намеченного плана. Если мы сможем обрушиться на линию Зигфрида, не испытывая недостатка в припасах, это приблизит конец войны и вознаградит Париж за лишнюю неделю оккупации. Но мы не приняли в расчет нетерпения парижан, которые в течение четырех лет ждали союзные армии, наконец, приблизившиеся к воротам их города. Мой план взятия Парижа в клещи лопнул на аэродроме близ Лаваля утром 23 августа.

* * *

Уже 7 августа Париж стал проявлять лихорадочное беспокойство в связи с приближением армий освобождения. В этот день танки 7-й американской дивизии грохотали по булыжным мостовым Шартра, а гестапо в Париже спешно грузилось в машины, готовясь к эвакуации.

Рауль Нордлинг, в течение 18 лет занимавший пост генерального консула Швеции в Париже, только в это утро сумел добиться освобождения из городской тюрьмы 4213 политических заключенных. Опасаясь, что гестапо скорее казнит всех узников, чем согласится на их освобождение, Нордлинг, как представитель нейтральной страны, за несколько дней до этого посетил Отто Абеца гитлеровского посла во Франции. Он предупредил германского проконсула, что зверства гестапо в Париже сделают суд народов после войны еще более беспощадным.

- Ерунда, - вскричал Абец, взбешенный вмешательством Нордлинга, - мы никогда не убивали политических заключенных. - Затем, как бы выговаривая шведу за его дерзость, посол добавил: