Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

Лентяй потянулся, как собака, вылезшая из конуры. Элеонора подала ему перо, которое он взял левой рукой.

— По крайней мере, диктуйте, — сказала Элеонора Замету. Тот продиктовал перечень событий, случившихся в последний период: рану короля, его примирение с Габриэль, появление самозванца Валуа. Кончино писал медленно, дурно, левой рукой. Замет стал его в этом упрекать; он сослался на ожог в большом пальце правой руки. Дело было в том, что он не хотел, чтоб его почерк был узнан, и действительно его каракульки не мог бы разобрать самый искусный архивариус. Когда диктовка была кончена, он бросил перо и отряхнулся, как будто после тяжелой работы.

— Свободен ли я? — спросил он.

— Ступай, — отвечала Элеонора.

— Куда это он ходит каждый вечер? — спросил Замет.

— Играть, — отвечала Элеонора, — чтобы накопить для нас приданое, которого никто нам не даст, я это вижу, если мы сами его не приобретем.

Это нападение на казну Замета не имело успеха, но решило конец разговора. Кончино встал и ушел. Замет прочел депешу, запечатал ее печатью, составленной из нескольких букв, и Элеонора взялась передать ее курьеру, готовому ехать.

— Теперь, — сказал Замет, — кажется, пора мне одеваться; я хочу быть на балу, который дает мой сосед, этот сосед, упавший с неба, который, говорят, богаче меня.

Он пошел в свою комнату, сказав эти слова с очевидной горечью. Как только Элеонора осталась одна, она осторожно раскрыла депешу, написала быстрой рукой две или три строчки на оборотной стороне конверта, не трогая печати, и сама пошла отдать депешу тому, кто ее ждал.

Она возвращалась в переднюю, когда раздался лошадиный топот. Элеонора поспешила воротиться к себе, где через десять минут молодой и звучный голос назвал ее по имени.

Это была Анриэтта, закутанная в манто, бледная, как будто она была больна, смущенная, как будто пришла с каким-нибудь важным намерением.

Элеонора приняла ее с суетливой вежливостью итальянцев, посадила, обласкала, положила ей под ноги волчью шкуру и сделала тысячу комплиментов ее красоте. Анриэтта слушала ее с рассеянным видом или, лучше сказать, не слушала.

— Что с вами? — спросила Элеонора. — Зачем вы приехали?

— Я приехала с отцом, — отвечала Анриэтта по-итальянски. — Он у синьора Замета, с которым он разговаривает, пока я буду разговаривать с тобой.

— Что вам угодно, синьора?

— О!.. почти ничего, но это ничего будет мне полезно, если ты возьмешься за это.

— Я готова.

Анриэтта собралась с мыслями или, лучше сказать, расположила их в порядке, чтобы выгодно изложить. Тактика дипломата, который намеревается лгать, чтобы заставить своего противника сказать правду.

— Кажется, синьор Замет будет на балу сегодня? — спросила она.

— Да, синьора.

— У соседа?

— Стена об стену. Говорят, прекрасный будет бал. В целом квартале говорят о нем.

— Кто пригласил синьора Замета? Сам сосед?

— Не думаю. А, кажется, знаменитый воин, который был здесь намедни.

— Крильон?

— Именно.

— Так что ты не видала этого соседа?

— Никогда, и не знаю даже, как его зовут.

— Этого не нужно. Я надеялась только, что ты его видела.

— Для чего?

— Чтоб узнать, когда будет нужно.

— Только-то? Я могу увидеть его сегодня, если захочу.

— Каким образом?

— Поставлю лестницу у стены нашего сада, который возле его сада. Праздник будет в саду. Хозяин будет там прогуливаться, я его увижу.

Глаза Анриэтты засверкали.

— Это хорошая мысль, — сказала она, — да, точно, надо поставить лестницу. Средство неблагородное, прибавила она с горечью, — но неприглашенные должны устраиваться как могут.

— Это меня удивляет, — заметила Элеонора. — Говорят, много придворных приглашено. Почему вы там не будете с вашими родными?

Анриэтта покраснела.

— Я не знаю, но мне это все равно, Элеонора; не об этом идет дело.

«Должно быть, не все равно», — подумала итальянка, видя, как нахмурились брови Анриэтты д’Антраг.

— Мы говорим, — продолжала Анриэтта, — что ты можешь видеть этого господина… и этого уже много, но этого недостаточно.

— А!

— Когда ты хорошенько его увидишь, так что будешь уверена, что узнаешь его всегда и везде, тебе надо рассмотреть дом.

— Его дом?

— Чтобы наблюдать за его поступками.

Элеонора сделалась серьезна.

— Вы сказали мне: или недостаточно, или слишком много, — возразила она. — Приказание, понимаемое вполовину, всегда дурно исполняется. Наблюдать — слово неопределенное; объяснитесь точнее. Когда я буду наблюдать? где? для чего?

Анриэтта пристально посмотрела на проницательную итальянку.

— Я думала, Элеонора, что обращаясь к ворожее, я, буду избавлена от половины объяснений.

— С половиной объяснений я угадаю все, но с четвертью я угадаю только половину.

— Мне поручила одна моя приятельница, — сказала Анриэтта, обдумывая каждое слово, — которая любит этого молодого человека…

— Это молодой человек?

— Я так полагаю… Мне поручили, говорю я, узнать, может ли она надеяться быть любимой. Надо тебе сказать, что моя приятельница сомневается в этом.

— Она хороша собой?

— Да.

— Почему же ему не полюбить?

— Это не причина.

— Это зависят от того, какого рода любви требует ваша приятельница.

— Она не очень требовательна; однако, Элеонора, если сердце молодого человека занято другой?

— Вот то-то и есть!

— Я хочу это узнать… для моей приятельницы.

— Понимаю. И чтоб узнать это, вы желаете, чтобы я наблюдала за этим молодым человеком?

— Именно.

— Чтобы я знала, где он бывает?

— Да, Элеонора.

— С кем он видится?

— Да.

— Кого он любит, словом?

— Ты угадала. Моя приятельница будет тебе признательна. Я ей сказала, что ты живешь в ста шагах от дома этого господина.

— В тридцати шагах, синьора.

— Что из твоего окна виден его сад.

— Почти его комната.

— И это известие так обрадовало мою приятельницу, что она дала мне для тебя двадцать дукатов, в награду за твои труды.

Элеонора взяла дукаты и спрятала их в карман с плохо скрываемой жадностью.

— Я не стану смотреть через стену, — сказала она, — я пойду в дом.

— Ты это можешь?

— Ничего не может быть легче. Замет входит же туда, а он вчетверо толще меня.

— Но если он встретит тебя там?

— Я сумею его избегнуть. Притом, что за беда, если он меня увидит? Разве я не свободна?

— Но ты не приглашена.