The Beatles. Антология - The BEATLES

Ричард был сторонником минимализма, он предложил сделать обложку чисто-белой и вытиснить на ней слово "Beatles". В то время у него был друг, который рисовал такие вещи, как долька шоколада или что-нибудь еще, и Ричард захотел изобразить на клочке бумаги яблоко, которое проявлялось бы в определенный момент. Но осуществить эту идею оказалось слишком трудно, и мы сказали: "Слушай, давай оставим обложку просто белой".

А потом ему пришло в голову нумеровать все альбомы, и я решил, что коллекционеры будут от этого в восторге. У них появятся альбомы 000001, 000002, 000003 и так далее. Если у тебя есть, к примеру, альбом 000200, значит, это одна из ранних копий, — отличная идея для повышения продаж пластинки. Убедить "EMI" было нелегко, они наотрез отказались. Я сказал: "Послушайте, если немного переделать счетчик, вы сможете пронумеровать каждую пластинку". И они нашли способ сделать это, но, кажется, в какой-то момент они остановились, потому что далеко не на всех "Белых альбомах" есть номера. Идея была удачной. Мы получили первые четыре альбома. Самый первый, наверное, достался Джону. Он вопил громче всех!"

Ринго: «Первый номер получил я — ведь я неотразим! А Джон был самым добрым и любящим, когда хотел. Он вовсе не был таким циничным, как все думали. Я получил первый альбом, выпущенный в Англии, и четвертый — в Америке».

Джордж Мартин: "Помню, Йоко проводила много времени с Джоном в студии, когда мы записывали «Белый альбом», — так много, что, когда она однажды заболела, Джон не оставил ее дома, а поставил ей в студии кровать. Мы записывали песни, а Йоко лежала в постели.

Джон и Йоко были очень привязаны друг к другу, в этом никто не сомневался. Духовно они полностью подходили друг другу, и, думаю, по мере укрепления этих уз ослабевали узы, связывающие Джона с Полом и остальными, что создавало затруднения. Прежней счастливой и удачливой четверки-пятерки, если считать и меня, — больше не существовало".

Джордж: "Йоко просто присоединилась к нам. Вернее, Джон приходил вместе с Йоко, или она приходила с ним, и с тех пор их повсюду видели только вместе (по крайней мере, в течение нескольких лет). Так она вдруг попала в группу; она не играла и не пела, но все время была с нами. Вместе с Нилом, Мэлом и Джорджем Мартином в студии была и Йоко. В студию привезли кровать, и, пока мы записывали песню, Йоко лежала на кровати или на матрасе под роялем.

Сначала это было даже занятно, но спустя некоторое время стало ясно, что она никуда не собирается уходить, и нам стало неуютно, потому что мы работали и привыкли делать это по-своему. Возможно, это была уже привычка, но обычно в студии оставались только мы и Джордж Мартин. Иногда нас навещали знакомые. Брайан Эпстайн, чьи-нибудь подруги или жены приходили и уходили, но рядом с нами никогда прежде не было чужого человека — чужого для всех, кроме Джона.

Было очень странно видеть, как она постоянно торчит в студии. Не то чтобы мы недолюбливали Йоко или вообще чужаков, но мы ощущали присутствие постороннего, и это беспокоило меня. Это было нам ни к чему".

Джон: «Всех словно охватила паранойя — кроме нас двоих, а мы излучали любовь. Все кажется простым и понятным, когда ты влюблен. Но все вокруг волновались: „А что делает здесь она во время записи?“ А происходило это только потому, что нам хотелось все время быть вместе» (80).

Пол: "Йоко проводила в студии много времени. Они с Джоном сошлись, у них был бурный роман. Она очень сильная женщина, на редкость независимая, а Джону, думаю, всегда нравились сильные женщины. Если рассудить, тетя Мими была довольно сильной женщиной, как и мать Джона, а Синтия была совсем другой — возможно, именно поэтому они развелись. Синтия была просто милой, она не умела доминировать, а Йоко, по-моему, умела.

Она была концептуальной художницей, хотя у нее были и другие интересы. Джон был словно околдован ею. Она часто говорила что-нибудь вроде: "Я не знаю никаких "Битлз", — и это удивляло: Ого, нашелся хоть один человек, который не знает "Битлз"! Это, видимо, и привлекало Джона".

Джон: "До знакомства со мной из всех нас Йоко слышала только имя Ринго, потому что по-японски оно означает «яблоко» (71).

Пол: «Она могла сказать: „Мне нравятся мужчины в кожаных пиджаках“, — и он влезал в свой кожаный пиджак и начинал вести себя, как хулиган-подросток. Это был отличный способ вспомнить все то, чего он уже давно не делал; думаю, благодаря ей его артистические горизонты стали шире. Беда заключалась в том, что это отражалось на нашей общей работе».

Нил Аспиналл: "Это был первый альбом, во время записи которого я не присутствовал в студии. Я находился на Сэвил-Роу и занимался бизнесом. Помню, однажды я зашел в студию, и Джон сказал: «А ты что здесь делаешь? Твое место в офисе». Знаете, это не так уж приятно. Мне не нравилось торчать в офисе, это не моя стихия.

Йоко везде бывала вместе с Джоном, она проводила с ним все время не только в студии — они повсюду ходили вдвоем, а когда он находился в студии, она тоже была рядом с ним".

Ринго: "Видеть Йоко в студии было непривычно. Это было что-то новое. Все мы воспитаны, как англичане с севера: наши жены оставались дома, а мы ехали на работу. Мы добывали уголь, а они стряпали ужин. Это было одно из устаревших убеждений, которое к тому времени мы только начинали утрачивать. Думаю, Морин побывала в студии пять или шесть раз, и Патти за все эти годы заходила туда всего несколько раз. Не помню, чтобы Синтия часто бывала в студии, когда она была замужем за Джоном. Ничего такого раньше просто не случалось. И вдруг в студии появилась Йоко на кровати.

Это напрягало, потому что почти всегда мы, все четверо, были очень близки и ревниво относились друг к другу. Нам не нравилось, если рядом появлялись чужаки. А Йоко и была как раз этим чужаком (не для Джона, а для нас троих). Студия объединяла нас — вот почему мы работали так успешно. Все мы старались ничего не замечать, ни о чем не заговаривали, но все-таки ее присутствие чувствовалось, а по углам уже шептались.

Я часто спрашивал Джона: "Что все это значит? Что происходит? Йоко не пропускает ни одной записи!" Он ответил напрямик: "Когда ты возвращаешься домой к Морин и рассказываешь, как прошел твой день, тебе достаточно для этого нескольких слов: "Мы хорошо поработали". А для нас это естественно". Вот так они начали совместную жизнь: они не расставались. (Так было и у нас с Барбарой, когда мы поженились, мы каждую минуту были вместе первые восемь лет нашей супружеской жизни.) После этого я успокоился и стал свободнее чувствовать себя в присутствии Йоко".

Пол: "Джон привел Йоко в студию. Я не виню его, они были влюблены без памяти — переживали начало бурного романа. Но, видя, как она сидит на одном из усилителей, мы терялись. Так и хотелось спросить: «Прости, дорогая, можно прибавить громкость?» Мы не знали, как попросить ее сойти с усилителя, не вмешавшись в их отношения.

Это был чрезвычайно трудный период. Когда Джон окончательно ушел из группы, я понял, что он сделал это, чтобы расчистить место для своих отношений. Все, что было прежде, мешало им — весь этот багаж "Битлз", все, что было связано с нами. Он просто хотел уйти и часами смотреть в глаза Йоко и говорить: "Все будет хорошо". Записывать песни стало почти невозможно.

Теперь, вспоминая об этом, можно посмеяться. Это и вправду смешно. Но в то время речь шла о нас и нашей карьере. В конце концов, мы же "Битлз", а тут какая-то женщина… Мы словно вдруг превратились в ее свиту, и нам было не по себе. Работа над "Белым альбомом" была напряженной".

Джон: «Пол часто подходил к Йоко и мягко просил: „А ты не могла бы не вмешиваться?“ Я не понимал, что происходит. За моей спиной что-то действительно происходило» (72).

Джордж: "Если спросить Йоко, возможно, выяснится, что ей нравились, а может, и не нравились «Битлз». Но на самом деле она нас недолюбливала, считая, что «Битлз» стоят между ней и Джоном. Мне она казалась клином, который старается вонзиться все глубже и глубже в трещину между Джоном и нами, и так было на самом деле.

Наверное, несправедливо обвинять во всем только Йоко, потому что все мы к тому времени были на взводе. Мы уже шли каждый своим путем, а она, возможно, стала катализатором, ускорившим процесс, каким бы он ни был. Сейчас я ни о чем не жалею, но в то время при ней мне становилось не по себе".

Джон: "Если в распаде «Битлз» виноваты Йоко и Линда, может, именно им мы все обязаны отличной музыкой, которую мы создавали потом по отдельности? Линда и Йоко никогда не ссорились. Да и как могут две женщины поссорить четырех сильных мужчин? Это немыслимо (71).

Оглядываясь назад, я понимаю, что существовало четверо дружных ребят, и с ними были женщины, жены или подруги, женщины старомодного типа, которых все мы знали и любили. Они все время проводили на кухне и с детьми, никогда не приезжали в студию. Жен мы видели только на презентациях и после того, как они меняли прически. И вдруг мы стали проводить вместе все время, ворковать и хихикать в уголке. А Пол, Джордж и Ринго говорили: "Что, черт возьми, они делают? Что с ним стряслось?" Я совершенно перестал обращать на них внимание. Я сделал это не умышленно, просто я был увлечен нашими с Йоко делами… А потом мы оглянулись и поняли, что нами недовольны. Но я понимал, что они чувствуют, потому что то же самое почувствовал бы, если бы Пол, или Джордж, или Ринго влюбились бы в кого-нибудь и совсем потеряли голову… (80)