Горбун - Вероника Кузнецова

— В тот раз оно показалось вам слишком мрачным?

— Да.

Мне не столько хотелось посетить эти страшноватые камни, сколько хотелось исправить свою ошибку. Леонид показал мне свой излюбленный уголок с уверенностью, что я оценю какую-то скрытую прелесть этого места. Но в тот день я оказалась неспособна этого понять, поэтому решила, что моё желание заглянуть туда ещё раз доставит ему удовольствие.

Я подозревала, что Дружинин взял на себя труд меня опекать, во-первых, по привычке, а во-вторых, в надежде, что я догадаюсь о причине покушений или, если знаю, но умалчиваю, то проговорюсь об этом. Однако он ничем не выдавал своих мыслей и всю дорогу забавлял меня посторонними разговорами.

Когда мы вышли из машины и приблизились к нагромождению камней, он погрузился в молчание и ограничивался лишь необходимыми при переходе по неудобному пути фразами.

Вид на камни и, особенно, вид на море уже не показался мне таким грозным. Страх и ожидание нападения влияли на восприятие, а теперь моя душа была полна лишь сожалением о поступке Ларса, моим вынужденным молчанием, влекущим за собой домыслы на мой счёт, печалью по погибшим, а также тёплым чувством, что рядом со мной стоит очень приятный человек, и человек этот не уехал, едва миновала нависшая надо мной опасность, а продолжает звонить мне и даже приглашает на прогулки.

— Как вам нравится здесь теперь? — спросил Дружинин.

— Хорошо! Как в Крыму.

Леонида почему-то позабавил мой ответ.

— Есть с чем сравнить, — рассмеялся он.

— Крым очень разнообразен, — возразила я. — Вокруг Судака есть места, похожие на это.

Мы с интересом поговорили о проблемах, связанных с Крымом и Черноморским флотом, придя, наконец, к естественному выводу, что предсказать дальнейшее развитие событий невозможно.

— Когда вы уезжаете? — спросил Дружинин.

— Через пять дней.

— Не хотите остаться?

— Что мне здесь делать? — удивилась я.

Он не стал продолжать абсурдный разговор.

— Я вас ещё не спросил о повести господина Якобсена, — сказал он.

Я не могла восторгаться этим сочинением, поэтому ответила сдержанно:

— Она мне понравилась.

— Но не очень?

Я была в затруднении.

— Мне казалось, что повесть как раз в вашем вкусе, — разочарованно заявил Дружинин, — и вы будете довольны.

Он не ошибался, но говорить о своём отношении к этой повести я не хотела.

— Я довольна. Правда, довольна. А вам она понравилась?

Строгий критик кивнул.

— В ней есть недостатки, но мне она понравилась, недаром мне захотелось её перевести.

Я подумала, что Ларсу, наверное, были одинаково мучительны и критика и похвалы, а впрочем, мои чувства были так утомлены, что я уже не могла сколько-нибудь отчётливо реагировать на новые впечатления.

— Расскажите вкратце, о чём говорится у Ларса в других книгах, — попросила я. — Какие-нибудь детективные, морские, приключенческие романы и повести. Очень-очень кратко, самую суть.

Мне хотелось понять, насколько оправданы были опасения Ларса, что я узнаю содержание его произведений.

— Боюсь, что изложение самой сути будет неинтересно, — с сомнением произнёс Дружинин. — У вас возникнет неправильное мнение о творчестве…

— Возникнет самое что ни на есть правильное. Где ваша пещера? Там есть чудесные камни. Садитесь, Леонид. Вот ваше кресло. Раскиньтесь на покой.

Меня грызло нетерпение, и я распоряжалась по-хозяйски решительно.

— Куда прикажете, лишь только бы усесться, — проговорил переводчик, покорно подчиняясь моим требованиям.

Он, и правда, рассказывал самую суть, но, не зная причин моей настойчивости и полагая, что меня интересует действие, говорил недостаточно кратко, так что мы пробыли на берегу больше часа, и ему пришлось продолжить в машине, на пути в Копенгаген.

— Я не помню, есть у него ещё что-нибудь подобное, — закончил Дружинин. — Вы довольны?

— Довольна. А что вы об этом думаете?

Он страдальчески вздохнул, но дал характеристику каждому произведению, так что моё самолюбие было полностью удовлетворено.

— Меня ожидает какая-нибудь награда? — спросил он.

— Едва ли. Какую награду вы ждёте?

— Зелёную тетрадь.

Он опять завёл речь о моей повести. Видно, она не давала ему покоя ещё больше, чем разгадка преступлений. Пожалуй, теперь, убедившись, что Леонид не имеет тех недостатков, которыми наградил его Ларс, я бы дала ему почитать эту тетрадь, но, к сожалению, в ней фигурировал горбун.

— Хорошо. Остановите машину у магазина, и я куплю вам тетрадь самого красивого зелёного цвета.

— О, женщины! — пробормотал Леонид. — Вам имя — Вероломство.

— Я ничего не обещала, — возразила я.

— Что вы думаете о моей машине? — спросил он.

— Я могу сказать только, что она красивая и удобная. Вот если бы здесь был мой сотрудник, он бы разобрал её по винтику.

— Мой тёзка? — неприязненно спросил горбун.

— Другой. Ваш тёзка — специалист по огнестрельному оружию.

— Практик?

— К счастью для сидящих с ним рядом, теоретик. А другой — великий спец по автомобилям. Свой «Москвич» он собрал себе сам.

— Вы работаете с замечательными личностями. А сами-то вы ездили в этом «Москвиче»?

— А как же иначе! — воскликнула я с полным правом, так как два раза мой сотрудник подбрасывал меня до метро.

Дружинину почему-то совсем не понравилось, что кто-то собрал себе машину. Он ничего не сказал, но молчание было красноречивее всяких слов.

— Он и дом сам построил, — похвасталась я деловой хваткой своего коллеги.

— Он из пригорода? — тусклым голосом поинтересовался мой спутник.

— Да. Иногда он утверждает, что дом трёхэтажный, но часто об этом забывает и говорит, что в нём два этажа.

Дружинин улыбнулся, но скоро вновь помрачнел.

— Разве вы сами не видели? — хмуро спросил он.

— Он к себе ещё никого не приглашал, потому что не закончил отделку, и они пока живут в одной комнате.

У меня не было сомнения, что коллега и не подумает устроить новоселье.

— Будущий рай, — печально сказал Дружинин. — И для кого он его строит?

— Для жены и сына, — ответила я.

Леонид долго молчал, внимательно глядя на дорогу, а потом вдруг милостиво сказал:

— Жаль, что вашего сотрудника здесь нет. Я не так уж хорошо разбираюсь в автомобилях, и его совет был бы мне полезен. А почему вы не спрашиваете об остальных книгах господина Якобсена?

Меня мало интересовали социальные романы, потому что в них не могло содержаться ничего в тот момент для меня интересного. Меня занимали только приключенческие повести Ларса, где фантазия была свободна от оков реальности.