Ельцин. Кремль. История болезни - Александр Хинштейн

Первой книгой, написанной Юмашевым за Ельцина, была та самая «Исповедь на заданную тему» – название он позаимствовал из своей же заметки десятилетней давности о школьных проблемах, с которой дебютировал когда-то в «Комсомолке».

Книгу все хвалили, и Борис Николаевич как-то очень быстро запамятовал, что к написанию ее он имеет самое отстраненное отношение – этакий синдром «Малой земли».Осознавать себя крупным писателем было чертовски приятно, а, как потом выяснилось, еще и крайне прибыльно.

Если гонорары с первой книги Ельцин направлял исключительно на благотворительность – тоннами закупал для больниц одноразовые шприцы, – то после «Записок президента», увидевших свет в 1994 году, доходами он уже ни с кем не делился.

С этого времени в его налоговых декларациях неизменно красовалась гордая запись: авторские гонорары за книгу. В 1994 году они составили ни много ни мало 280 тысяч долларов – это только официально.

Неудивительно, что Ельцин, а вслед за ним и кремлевские царедворцы все больше и больше проникались к Юмашеву симпатией. Литературный негр часто бывал у президента в гостях – это называлось «сбором материала». В президентском доме на Осенней ему – царской милостью – выделили четырехкомнатную квартиру.

При этом Юмашев обладал одним очень важным для Кремля свойством: он нигде не кичился своей близостью к телу, предпочитая всегда оставаться в тени. На фоне горластых ельцинских соратников, курлычащих, как тетерева на току, – это было особенно заметно.

В этот-то момент и произошло историческое знакомство персонального президентского журналиста с мало кому еще известным автоторговцем Березовским.

По версии руководителя ЧОПа «Атолл» Сергея Соколова, некогда довереннейшего лица Березовского, тропинку к юмашевскому сердцу Борис Абрамович проторил самым банальным образом: он начал бесплатно ремонтировать журналистский джип.

Остальное было уже, как говорится, делом техники. Юмашев сумел убедить Коржакова, что Березовский – лучшая кандидатура для финансирования «Записок президента» (о том, чтобы просто заключить договор с издательством, в Кремле почему-то не помышляли). Борис Абрамович тихой сапой пролез к президенту и, самое главное, сумел обаять его младшую дочь.

О том, как происходила эта классическая вербовка, я подробно поведал уже в предыдущих главах, так что повторяться не стану. Добавлю лишь, что, по свидетельству Коржакова, действовал Березовский в неизменной своей манере и перво-наперво подарил Дьяченко экспортный вариант «Нивы», а потом – «Шевроле-Блэйзер»…

Тогда еще Татьяне Борисовне для счастья было нужно совсем немного: хоть и ушла она в из оборонки в коммерцию – в 1994 году устроилась в московский филиал банка с поэтическим названием «Заря Урала»,– но ни финансового, ни внутреннего удовлетворения работа эта ей не приносила. А тут как раз подоспели президентские выборы.

Никогда прежде политикой Дьяченко не занималась: ей это запрещал папа. Однако новые друзья доходчиво объяснили впечатлительной барышне, что только она способна спасти президента от злых чар и вранья вороватого окружения, ибо обладает самым главным для этого качеством: искренней, бескорыстной любовью к отцу. Особенно на Дьяченко подействовал наглядный пример ее сверстницы – дочери французского президента Ширака – Клод Ширак, которая, не в пример ей, активно занималась избирательной кампанией своего папб и немало в этом преуспела.

Именно во время президентских выборов 1996 года и зажглась наконец звезда Татьяны Дьяченко. «Просто дочка» превратилась во влиятельнейшую политическую фигуру.

Между прочим, идея ввести ее в избирательный штаб принадлежала… ну, правильно – Юмашеву. В своей книге «Президентский марафон», вышедшей под псевдонимом Б. Ельцин, он откровенно пишет:

«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую, вижу по потухшим глазам помощников, в частности Виктора Илюшина, что ситуация в штабе день ото дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото…

“Нужен свой человек в штабе”, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался…

“А если Таня?” – вдруг спросил он.

Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе? Что скажут журналисты, политики? Как она будет встречена в Кремле?

… С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет. Она молодая, умная, она моя дочь, с моим характером. С моим отношением к жизни».

Ельцина обуревал комплекс поздней любви к своей дочери: это понятно. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость».) «Тонкую» Дьяченко одолевали нереализованные амбиции и врожденное честолюбие.

Ослепленные эмоциями, оба они упорно отказывались понимать, что становятся жертвой холодного, иезуитского расчета Юмашева с Березовским и примкнувших к ним граждан : Гусинского, Малашенко, Чубайса.

В одном из немногочисленных своих интервью Дьяченко скажет потом:

«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее. Тогда счет шел на минуты».

Неискушенная в интригах и политики Дьяченко являлась идеальным инструментом влияния на престарелого отца. Беря на себя функции связующего звена между президентом и олигархами, она заведомо попадала под их чары: с тем же успехом Татьяна Борисовна могла усесться играть в катран с профессиональным каталой .

Дьяченко была достойной дочерью своего отца, вскормленной его грудью. (Натурально грудью: этот исторический факт подробно описан в первой ельцинской книжке. Когда вместе с грудной Татьяной ехал он куда-то на поезде и младенец принялся кричать, Ельцин не нашел ничего умнее, как поднести дочку к своей груди и таким причудливым макаром убаюкивать ее.)

Все комплексы его – тщеславие, амбиции, самолюбование – целиком перешли ей по наследству. Плюс еще один, самый, может быть, важный – страсть к красивой жизни, но это уже вопрос к генетикам. Ради реализации своих многолетних мечтаний Дьяченко готова была на любые жертвы.

Она даже без зазрения совести бросила грудного сына Глеба, которому к началу кампании не исполнилось и полугода, а сама принялась вслед за папой мотаться по стране.