К началу. История Российской Империи - Михаил Яковлевич Геллер

В 1719 г. Иван Посошков (1652-1726), родившийся в семье ремесленников-ювелиров, автор книги «О скудости и богатстве» (1724), первом русском экономическом сочинении, купец и промышленник, изложил в «Завещании отеческом» правила добродетельной жизни, целью которой является спасение души. В 1733 г Василий Татищев, государственный чиновник, автор первой русской истории, пишет «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ». Он защищает «светское житие». Можно считать случайностью, что Иван Посошков, пользовавшийся благосклонностью Петра I, умер в 1726 г., через год после смерти императора, в Петропавловской крепости, а Василий Татищев, начавший карьеру при Петре, был отправлен в ссылку Елизаветой.

Защитники двух культур и двух образов жизни не полемизируют между собой, не только потому, что они не читали друг друга, но и потому, что обращались к разному читателю. В этом значение противопоставления двух авторов и двух взглядов. Оно демонстрирует социально-политический характер столкновения горизонтальной и вертикальной культур.

Иван Посошков ставит своего сына поочередно в различное социальное положение и преподает необходимые в каждом случае советы. Сын может стать купцом, крестьянином, работником, нищим, причетником, попом, может даже стать патриархом, попасть в приказные, стать судьей, поступить в солдаты и дослужиться до офицерского чина. Он не может только стать дворянином и помещиком. Василий Татищев обращается к шляхетству. Посошков признает лишь одну науку: «Как жить душеполезно», чтобы достигнуть вечного спасения. Татищев в основу своих взглядов ставит убеждение, что закон естественный один для всех. Решающими моментами в истории человечества он считает, помимо пришествия Христа, изобретение письма и изобретение книгопечатания.

Расходясь во взглядах на смысл жизни, авторы диаметрально противоположны в своих советах относительно отношения к другим верам. Иван Посошков, признавшийся, что не был в молодости чужд «недугу раскольничьей болезни», и понимавший силу влияния раскола на умы, предлагал «истребить без промедления» плевелы, чтобы они и «остатков доброй пшеницы не подавили». Исходя из того, что раскольников «никогда добром не научить» и «наукой с ними и в двадцать лет нельзя сделать столько добра, сколько за один год жестокостью», он предложил тщательно искать раскольников, а по обнаружении отправлять на костер47. Василий Татищев резко осуждает «Никона и его наследников», которые «над безумными раскольниками свирепость свою исполняя, многие тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали»48.

Спор о культурах, спор - конфликт между культурами имел сюжетом отношение к жизни, образ жизни. Он имел важнейшее значение для определения характера государства и его целей. Горизонтальная культура носила оборонительно-национальный характер, вертикальная культура была атрибутом империи, включавшей разные народы и культуры. Распространение просвещения было вызвано, в частности, расширением границ российской империи.

Национальная или имперская, народная или дворянская культура становится знаком различия, ведет к разрыву. Конфликтный характер, постоянная борьба двух культур нашли свое выражение в признании латыни языком преподавания в Академии наук. Латынь была средством общения между иностранными преподавателями и русскими студентами, позволяла выйти в мир европейской культуры и науки. Но это был язык католический, враждебный.

Владимир Вейдле нашел удачный образ, выражающий отношения между двумя культурами: «Россия всегда была похожа на огромную ватрушку из отличного теста, которую скаредная хозяйка едва прикрыла тонким слоем творога»49. Освальд Шпенглер видит Русскую культуру как пример исторического псевдоморфоза. Немецкий философ берет термин из минералогии: в слой камня вкраплены минералы, они постепенно вымываются, пустоты заполняются вулканической лавой, которая кристаллизуется. Новые Кристаллы заполняют старую форму, их внутренняя структура противоречит внешней. Это - псевдоморфоз. Основание Петербурга, считает Шпенглер, «влившего примитивную русскую душу в чужую форму высокого барокко, потом просвещения», было примером исторического псевдоморфоза.

На переломе старого и нового появляется Михаил Ломоносов, «истинный основатель новой русской литературы и новой русской культуры… отец новой русской цивилизации», как называет его историк литературы. Он добавляет: «У Ломоносова было две страсти, патриотизм и любовь к науке»50, - завершая портрет первого великого русского ученого. Если бы Ломоносова не было, его невозможно было бы придумать: так великолепно символизирует он обе русские культуры, их взаимоотношения. Сын рыбака, родившийся в Холмогорах, на берегу Белого моря, Михаил Ломоносов (1711- 1765), рано научившийся славянской грамоте, уходит пешком (как гласит легенда) в Москву зимой 1731 г., поступает в греко-латино-славянскую Академию. Учится, не получая помощи из дома. В 1736 г. в числе 12 лучших студентов командируется в Германию, где в Марбурге у знаменитого Христиана Вольфа изучает философию, физику и химию, а затем учится горному делу. Из Германии в 1739 г. он присылает в Петербург «Оду на победу над турками и татарами и на взятие Хотина». Содержанием оды было восхваление замечательной победы русского воинства и прославление императрицы Анны. Ода не заслуживала бы особого внимания, если бы не была первым русским стихотворением, написанным по законам нового стихосложения, ставшего классическим.

Выдающийся ученый, проявлявший интерес к многочисленным наукам, поэт, автор первой русской грамматики, историк, Михаил Ломоносов был страстным патриотом. Прожив несколько лет в Германии, получив там образование, женившись на немке, Ломоносов вернулся на родину борцом с «немецким засилием» в Академии наук, с немецким влиянием в только рождавшейся русской науке и культуре. Немногочисленные русские ученые, работавшие в Академии наук, имели основания быть недовольными обилием иностранцев в единственном научном учреждении России. Раздражало то, что среди чужеземцев, принятых на службу в Академию, было немало невежд, считавших свое иностранное происхождение лучшим из дипломов. Еще живое возмущение недавним всесилием «немецких» фаворитов двух Анн дополнительно питало патриотизм Михаила Ломоносова.

Национализм как доктрина был изобретен в Европе в начале XIX в. XVIII век, в особенности в Германии, хорошо знает понятие - отечество. Ломоносов несомненно был знаком с новыми идеями. В 1772 г. Гете рецензирует книгу «О любви к отечеству». В 1779 г. Фридрих II пишет «Письма о любви к отечеству». И в России уходит в прошлое представление о том, что только вера, религия определяют связь людей, говорящих на одном языке и живущих на определенной территории (в государстве).

Патриотизм, любовь к отечеству Михаила Ломоносова вырабатывается в борьбе с иностранцами, в противостоянии иноземцам. Он твердо убежден, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать». Не менее твердо он был уверен, что необходимо защищать отечественную историю от посягательств чужеземцев. Русское прошлое представляется великому ученому такой же нерушимой ценностью, какой представлялась вера Аввакума. Беспощадно критиковал Ломоносов результаты многолетнего изучения Сибири Герхардом Фридрихом Миллером, исследования, сделанные Миллером в русской истории. Немецкое происхождение члена российской Академии наук было, по мнению Ломоносова, причиной того, что Миллер позволил себе написать, будто Ермак до похода в Сибирь разбойничал, что «Нестор ошибся». Особенно возмущался Ломоносов «норманнской теорией» Миллера, полагавшего, что первые русские князья были варягами. Не ограничиваясь научной критикой, русский ученый написал жалобу императрице Елизавете. В первом русском научном журнале его основатель - Герхард Фридрих Миллер - признал ошибочными свои взгляды на Нестора, объяснив их недостаточным знанием русского языка.

Новое содержание трудно укладывалось в прокрустово ложе старых форм. Значение первого великого русского ученого, сыгравшего важную роль в создании Московского университета (1755), выходило далеко за пределы борьбы с немецкими учеными в Академии наук. Но его борьба отражала дух времени, была составной частью набиравшего силу русского патриотизма. «Немецкая» наука была необходима, но наплыв немцев был опасен. В оде Елизавете, написанной по поводу победы над шведами в войне 1741-1742 гг., Ломоносов пишет: «Стокгольм… целуй Елисаветин меч», он хочет, чтобы «Россов целый свет страшился. Чрез нас предел наш стал широк на север, запад и восток»51, но не хочет принять неизбежность присутствия иностранцев в России. Патриотизм Михаила Ломоносова носит агрессивно-оборонительный характер, определяющий его роль движущей силы елизаветинского времени - эпохи распространения просвещения.