Искатели приключений - Гарольд Роббинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спрашивайте все, что сочтете нужным.
Следующие двадцать минут я противостоял лавине вопросов. К своему большому удивлению я обнаружил, что сидевшие за столом люди информированы гораздо лучше, чем я предполагал. От их внимания из последних двадцати пяти лет жизни Кортегуа почти ничто не ускользнуло.
Утомленные, мы в конце концов откинулись на спинки стульев, испытывая довольно редкое в подобных ситуациях чувство взаимного уважения. Они были беспощадны в своих вопросах, на которые мне приходилось отвечать с ранящей душу прямотой. Посмотрев на меня, сенатор обвел взглядом своих гостей, как бы спрашивая их согласия на продолжение беседы. Трое мужчин по очереди кивнули, и сенатор вновь повернулся ко мне.
— Как вам известно, вашу просьбу о двадцатимиллионном займе долгое время вообще не рассматривали. Я кивнул.
— Одной из причин этого явилось то, что мы не представляли себе точно, куда пойдут деньги. Мы отдавали себе отчет в том, что ваша страна стоит перед лицом коммунистической угрозы, и нам бы хотелось помочь вам отразить ее. Но с другой стороны, нам было хорошо известно, что в совсем недавнем прошлом ваше правительство довольно заметно грешило коррупцией и политическим терроризмом. И многие наши высокопоставленные чиновники, откровенно говоря, считали ваше правительство классическим образчиком фашизма, а вашего президента — диктатором, который ничуть не лучше многих ему подобных.
Я молчал.
— Теперь вы понимаете, какой трудный выбор стоит перед нами. Однако с полного согласия присутствующих я позволю себе сделать следующее предложение.
Я поднял на сенатора взгляд. Глаза его были внимательны и серьезны.
— Мы согласимся предоставить Кортегуа заем на следующем условии. В интересах своей страны ваш президент должен будет уступить свое место вам; в таком случае Кортегуа может смело рассчитывать на поддержку Соединенных Штатов.
Храня молчание, я обвел взглядом сидевших за столом. Они смотрели на меня с интересом. Наконец в голове моей сложились слова, которые следовало произнести:
— Говоря от себя лично, джентльмены, я должен поблагодарить вас за оказанное доверие. Однако, выступая в качестве представителя своей страны, я не могу не выразить сожаления по поводу того, что, предлагая заем, вы считаете себя вправе вмешиваться во внутренние дела самостоятельного государства. И последнее. Представляя здесь нашего президента, я не могу сказать вам, что он сделает в будущем, я скажу только, что он сделал сегодня утром.
На лицах мужчин я прочитал откровенный интерес. Инстинкт, обостренный долгим жизненным опытом, подсказывал им сейчас, что они чуть было не угодили в ловушку.
— Сегодня утром я принял предложение президента участвовать вместе с ним в выборах, назначенных на первый день Пасхи, в качестве претендента на пост вице-президента. Соперником самого президента будет доктор Гуайанос, с которым достигнута договоренность по ряду конкретных вопросов организации выборов. А президент согласился с основным условием оппозиции — на выборах будут присутствовать независимые наблюдатели от ООН или ОАГ.
Сенатор посмотрел на меня с упреком.
— По телефону вы мне этого не сказали.
— Вы не дали мне такой возможности.
— Вы считаете, что у Гуайаноса есть шансы? — лицо его стало серьезным. Я покачал головой.
— У вас есть пословица: «Шанс уцелеть — как у снежка в аду».
— В политике ни в чем нельзя быть уверенным, — произнес конгрессмен, сидевший напротив меня.
— Боюсь, что не приду в восторг, если на выборах победит Гуайанос, — отчетливо проговорил помощник государственного секретаря. — По-моему, он слишком уж заигрывает с коммунистами. У Мендосы есть, по-видимому, личный пропуск в Кремль.
Я постарался не выказать своего удивления. Ничего такого я не знал. Но, по крайней мере теперь, я мог восполнить недостающее звено в цепочке Гуайанос — Кондор. Вплоть до настоящего момента мне никак не удавалось связать их между собой.
— Исход будет академическим, — сказал я. — Победит президент.
— И вы станете вице-президентом?
— Именно так.
И вновь сенатор внимательно всмотрелся в лица своих гостей.
— Ну, что вы думаете, джентльмены?
— Я могу выйти, если вам желательно посовещаться без меня. — Я поднялся.
Движением руки сенатор предложил мне занять свое место.
— Мы говорили с вами открыто, и нет никакой необходимости что-либо скрывать от вас именно сейчас.
— Думаю, что на том базисе, который обрисовал нам сеньор Ксенос, можно работать, — подбирая слова, осторожно сказал помощник государственного секретаря.
Двое других что-то одобрительно прогудели.
— В таком случае, мы пришли к соглашению, — произнес сенатор, поворачиваясь ко мне. — Можете рассчитывать на нашу поддержку в вопросе выделения займа. Мы займемся этим сразу после официального объявления даты выборов.
Я сделал глубокий вдох. Впервые за долгое время я почувствовал, что добился какого-то прогресса. Но следующим же утром все полетело к чертям. Остатки розовых снов слетели с меня, когда я, взяв в руку телефонную трубку, услышал мягкий голосок Беатрис.
Еле сдерживая волнение, я ответил:
— Я очень рад, что ты позвонила. — Слова так и срывались с моих губ. — Передай отцу, что я разговаривал с президентом, и он согласился на все выдвинутые условия.
Она ничего не ответила.
— Беатрис, ты не поняла? И опять странное молчание.
— Беатрис!
Голос ее был странно напряжен, когда она, наконец, заговорила.
— Разве ты сегодня утром не читал газет и не слушал радио?
— Нет, я допоздна задержался в Вашингтоне и всю обратную дорогу спал в поезде. В кабинет я вошел только минуту назад, даже рубашку не успел сменить.
Голос ее чуть дрогнул, но тут же снова обрел спокойствие.
— Ты хочешь сказать, что и сейчас ничего не знаешь?
— О чем? — спросил я, начиная раздражаться. — Перестань говорить загадками, как ребенок. Спокойно и холодно она проговорила:
— Этой ночью, часа в два, отец спустился вниз подышать воздухом. Как обычно, с ним был Мендоса. Мимо них проехал черный автомобиль, из которого раздались выстрелы. Мендосу ранило в руку. Отец умер часом позже, в карете скорой помощи, по пути в больницу.
Тут выдержка изменила ей.
— Дакс, ты же обещал! Ты же поклялся, что с ним ничего не случится, что он будет в безопасности!
— Я ничего не знал, Беатрис! Поверь мне, я ничего не знал! — Я отдал бы все блага мира за то, чтобы она поверила мне. — Где ты? Я должен видеть тебя!
— Для чего, Дакс? — устало спросила она. — Чтобы вновь лгать мне? Чтобы опять давать обещания, которые ты не намерен сдерживать? У меня больше нет на это сил.
— Беатрис...
В трубке была тишина. Грохнув телефоном об стол, я поднялся и направился к двери.
— Пусть сюда явится Прието! — со злобой прокричал я и хлопнул дверью.
Не успел я сделать и шага к столу, как телефон зазвонил вновь.
— Да?
Я услышал испуганный голос секретарши.
— Я думала, что вам это известно, сэр. Сеньор Прието вылетел в Кортегуа сегодня утром, девятичасовым рейсом.
Я медленно опустился в кресло. В висках стучало. Ощущение было такое, что голову зажали в тиски. Пропало. Пропало все. Работа, надежды, планы — все рухнуло. Я лег грудью на стол, пряча виски в ладонях, пытаясь избавиться от чудовищной боли. Думать. Нужно думать.
Каким-то образом Прието удалось выяснить, где находится Гуайанос. У него был единственный способ сделать это — через меня. Не знаю, как это у него получилось, но, без сомнения, он выследил меня, оставшись незамеченным. Я вспомнил, как вместе с Хойосом он обошелся со мной во Флориде. Мне следовало раньше понять, на что он способен, и выслать его домой еще до того, как все здесь превратится в хаос.
Так нет же. Ведь я был умнее всех. Я был так уверен в том, что все пойдет именно так, как я рассчитывал, и Прието не посмеет выступить против меня. Каким же я оказался глупцом! Президент действительно победил. Для того-то он и послал Прието — чтобы тот сделал то, чего я никогда бы не смог.
Почувствовав сильнейший приступ тошноты, я поспешил в ванную комнату и стоял над унитазом до тех пор, пока у меня в кишках ничего не осталось. Затем я ополоснул лицо и вернулся к столу, опустился в кресло, глубоко вздохнул.
В приступе самобичевания и одновременно жалости к себе я едва не забыл, что самое важное еще так и не сделано.
Нужно остановить поставки оружия.
19
— Сенатор вне себя, — раздался в трубке голос Джереми. — Он считает, что ты использовал его и просто-напросто выставил в смешном свете. Кому это может понравиться?
Я устало слушал. Необходимость все новых и новых объяснений утомила меня. Тем более, что их никто не выслушивал до конца. И уж, во всяком случае, не верил им. Произносимые оценки были сформулированы заранее. На мгновение мне захотелось, чтобы мой дипломатический иммунитет испарился — в таком случае им пришлось бы публично доказывать свою правоту.