Город небесного огня - Кассандра Клэр

Посыпалось стекло, после это был голый камень. Больше не было никакого окна, которое вело в Аликанте.

— Все кончено. Пути между мирами закрыты.

Себастьян не улыбался, но выглядел… раскаленным. Как будто он горел. Круг из рун на полу мерцал синим пламенем.

Он побежал к платформе, перешагивая через одну ступеньку и протянул руку, чтобы поймать руки Клэри; она позволила ему опустить ее вниз от трона. Он все еще держал ее. Его руки чувствовали, что его браслеты горят вокруг запястья. — Ты принимаешь это, — сказал он. — Ты принимаешь свой выбор?

— Я соглашаюсь на это. — сказала она, заставляя себя смотреть прямо ему в глаза. — Я соглашаюсь.

— Тогда поцелуй меня, — сказал он, — Поцелуй так, будто любишь.

Ее желудок сжался. Она ожидала этого, но это было похоже на ожидание удара в лицо — никто не сможет подготовить тебя к этому. Ее лицо осматривало его — в каком-то другом мире, другом времени, другой брат улыбался ей, глазами зелеными, как трава весной. Она постаралась улыбнуться.

— Перед всеми? Я так не думаю…

— Мы должны показать им, — сказал он, а его лицо было неподвижным, будто ангел выносил свой приговор. — Что мы едины. Докажи себе, Кларисса.

Она наклонилась к нему, он вздрогнул. — Пожалуйста, — сказала она. — Обними меня.

Она увидела вспышку какой-то уязвимости в его глазах, удивление, от того, что она попросила его — до того, как его руки обвились вокруг нее. Он притянул ее поближе — она положила одну руку ему на плече. Ее другая рука скользнула к ее талии туда, где в ножнах лежал Геосфорос, заправленный в пояс на ее одежде. Она сложила свои пальцы позади его шеи. Его глаза были широко открыты — она могла видеть его сердцебиение, пульсирующее на его горле.

— Давай, Клэри, — сказал он, и она наклонилась, прикоснувшись губами к его лицу. Она почувствовала, как он взрогнул, и прошептала, ее губы скользили по его щеке.

— Радуйся, Равви, — сказала она и увидела как его глаза расширились, когда она достала Геосфорос и занесла его яркой дугой, лезвие прошло через его грудную клетку, а наконечник расположился, чтобы проткнуть его сердце.

Себастьян ахнул и дернулся в ее руках — он отшатнулся с рукоятью ножа, который торчал из его груди. Его глаза были широко открыты и на мгновение она увидела шок от предательства в них, шок и боль, которые действительно приносили ему мучения — мучения, где-то в глубине его души, в месте, которое, как она думала, было похоронено давно, в месте, которое оплакивало брата, который мог бы у нее быть.

— Клэри, — выдохнул он, начиная выпрямляться и теперь вид предательства в его глазах начал угасать, а она увидела развивающуюся искру гнева. Это не сработало, в ужасе подумала она — это не сработало и даже если границы между мирами сейчас запечатаны, он будет винить ее, ее друзей, ее семью, Джейса.

— Ты ведь знаешь, — сказал он, хватая за рукоятку меча. — Я не могу быть раненым, каким либо оружием под Небесами.

Он вздохнул и замолчал. Его руки были сложены на рукояти, чуть выше раны в его груди. Крови не было, но была вспышка красного цвета — искра огня. Рана начала гореть.

— Что… Что это? — потребовал он сквозь зубы.

— И я дам ему звезду утреннюю, — сказала Клэри. — Это оружие сделано не под небесами. Это небесный огонь.

С криком он вытащил меч обратно. Он держал рукоять, с рисунком из звезд, смотря на него недоверчивым взглядом, прежде чем тот вспыхнул как клинок Серафима. Клэри отшатнулась, споткнувшись о край степеней с престола, прикрыв одной рукой лицо.

Он горел, горел, как огненный столб, вспыхнувший перед израильтянами. Она все еще видела Себастьяна в языках пламени, они окружали его, поглощая своим белым светом, превращая его в наброски угля таким ярким пламенем, что у нее жгло глаза.

Клэри отвернулась, закрывая лицо руками. Мысли её умчались обратно в ту ночь, когда она прошла к Джейсу сквозь пламя, поцеловала его и попросила его ей довериться. И он доверился, даже когда она опустилась перед ним на колени и вонзила Геосфорос в землю.

Вокруг этого она рисовала своим стило все ту же руну-снова и снова-руну, которую она увидела однажды, сейчас это казалось таким далеким, на крыше в Манхэттене: крылатую рукоять ангельского меча.

Дар Итуриэля, она полагала, он щедро одаривал прежде. Образ хранился у нее в памяти пока не потребовался ей. Руна для заключения в форму Небесного огня. В ту ночь, на демонской равнине, пламя вокруг них блекло и впитывалось в лезвие Геосфороса, пока метал горел и светился и пел, когда она притронулась к нему, звуком ангельских хоров.

Огонь оставил после себя только широкий круг песка, расплавленного как стекло, и вещество, которое светилось подобно поверхности озера, о котором она так часто мечтала, озера, где Джейс и Себастьян бились до смерти в ее кошмарах.

Оружие, которое сможет убить Себастьяна, сказала она тогда. Джейс сомневался, был более осторожным. Он попытался взять его у нее, но свет умер, когда он прикоснулся к нему. Он реагировал только на нее, на ту, кто создал его. Она решила, что им следует быть осторожными, в случае если это не сработает. Это казалось самой высокой точкой высокомерия, что она смогла запереть Небесный огонь в ловушке в оружии, таким образом, каким огонь был заперт в Глориусе.

— Но Ангел даровал тебе это, чтобы ты творила, — сказал Джейс, — Неужели в наших венах не течет его кровь?

Как бы тогда не запел меч, но сейчас этот звук исчез, исчез внутри ее брата. Клэри могла слышать крики Себастьяна, и вместе с тем, крики Очерченных. Горячий ветер дул мимо нее, неся с собой острый запах древних пустынь, места, где распространялись чудеса и где был создан божественный манифест огня.

Звуки прекратились так же быстро, как и начались. Помост затрясся под Клэри и рухнул под всем своим весом. Она подняла голову и увидела, что огня уже не было, хотя вся земля была, будто в шрамах, а оба престолы почернели и золото на них уже не было таким ярким, не обугленным, но сгоревшим и растаявшим.

Себастьян лежал в нескольких футах от нее, на спине. В его груди чернела дыра. Он повернул голову к ней, его лицо напряглось и побелело от боли и ее сердце сжалось.

Его глаза были зелеными.

Ее ноги подкосились. Она рухнула на колени рядом с ним.

— Ты, — прошептал он, а она в ужасе уставилась на него, не в силах отвести взгляд от того, что она сделала.

Его лицо было совершенно белым, будто бумага, натянутая на кости. Она не решалась смотреть вниз, на его грудь, где уже не было его куртки — она могла видеть черное пятно на его рубашке, будто от кислоты.