Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

Сделай одолжение, скажи Кузнецову, чтоб снес вложенные письма к Софье Филипповне Конрад у мадам Отт, над Милютиными лавками1.

К следующему письму готовлю статистику и историю парижских театров: полагаю ею начать новый год2.

Жду с нетерпением известий об Алешиной свадьбе и пишу к нему прямо в Ригу.

Дай, сделай одолжение, знать о себе и о своих: что вы поделываете?

Нельзя ли пойти к кн. Гр. П. Волконскому3 и попросить его от моего имени, чтоб он не позволял уродовать моих «Писем». Впрочем, да будет воля их!

Прощай! Будь здрав. Кланяйся всем.

Твой Греч

РГАЛИ. Ф. 1231. Оп. 2. Ед. хр. 8. Л. 58.

1 Милютины лавки (Милютинские ряды) – большой дом на Невском проспекте (сейчас № 27), построенный А.И. Милютиным в 1737–1742 гг., на первом этаже которого было устроено 14 лавок, которые прозвали Милютинскими. В них торговали свежими фруктами, рыбными деликатесами, икрой, дичью.

2 См.: Греч Н. Парижские письма. IV // СП. 1845. 5 янв.

3 Волконский Григорий Петрович (1808–1882), князь – попечитель Петербургского учебного округа (1842–1845), которому подчинялся Петербургский цензурный комитет.

Любезный Булгарин!

Я получил твое письмо от 31 дек[абря]. Я нимало не сержусь на твои откровенные замечания о моих «Письмах»1 иготов согласиться, что они никуда не годятся; жалею только, что сам о том не догадался и потерял несколько недель на эту бесплодную работу вместо того, чтоб заниматься грамматикою. Нынешние «Письма» пишу как можно короче, и если и они окажутся негодными, то без всякой жалобы и сетования прекращу их совершенно и займусь чем-нибудь другим. Слышав единогласные хвалы моим прошлогодним письмам, которых я сам в грош не ставил, я думал, что они полезны «Пчеле» и никак не полагал, что попаду так скоро в категорию архиепископа Гренадского2. Единственною целию моей работы было принести пользу «Пчеле», а так как этой цели я не достигаю, то, разумеется, лучше вовремя знать это и не терять времени на ненужное дело.

Учителя достать тебе постараюсь и приложу попечение, чтоб узнать о нем подробно, а не полагаться, как ты пишешь, на какую-то французскую честь, о которой здесь никто не слыхал. Постараюсь найти учителя именно из духовных, как ты желаешь, хоть я уверен, что всякий поп каналья и лицемер. Вообще, здесь честные люди почти исключительно одни легитимисты, но они, большею частию, люди ума ограниченного. Граф А.Ф. [Орлов] воспитан честным и благородным светским человеком3, а зять фон дер Фура4 – аббатом. Ergo5. – Пожил бы ты с здешним народцем, то запел бы иную песню. Я не люблю и презираю их (т. е. большую часть) именно потому, что знаю не по одним журналам. Сущие жиды! Хотел бы написать больше, но лучше замолчать.

Назначение графа В[оронцова]6 на Кавказ кажется мне очень мудро и будет полезно. Что мог сделать там какой-нибудь Нейдгардт7, дрожа над казенною экономическою суммою! Тут нужен человек умный, твердый, независимый. Граф верно достигнет цели. Вся Европа его знает и на него смотрит.

Прощай! Кланяйся от меня всем своим и будь здрав.

Твой Греч

РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 3–4.

1 Имеются в виду «Парижские письма» Греча, печатавшиеся в «Северной пчеле» с конца 1843 г.

2 Один из персонажей романа А.Р. Лесажа «История Жиль Бласа из Сантильяны», епископ Гренадский, известный проповедник, просил Жиль Бласа честно поведать ему, если он утратит ораторский талант, и однажды услышал (после болезни) подобное сообщение (Т. 3. Кн. 7. Гл. 4).

3 А.Ф. Орлов учился в пансионе аббата Николя.

4 Речь идет, по-видимому, о комиссионере при типографии Академии наук Карле Федоровиче фон дер Фуре (1770–1852). Сведениями о его зяте мы не располагаем.

5 Следовательно (лат.).

6 Воронцов Михаил Семенович (1782–1856), князь – наместник Кавказа и главнокомандующий русскими войсками на Кавказе с 1844 г.

7 Нейдгардт Александр Иванович (1784–1845) – генерал от инфантерии, главнокомандующий Закавказским краем и командир Отдельного Кавказского корпуса в 1842–1844 гг.

Любезнейший Булгарин! Благодарю тебя за письмо твое и за новости. Они здесь очень любопытны, ибо «Пчелу» мы получаем поздно, а газеты, здешние и немецкие, все перевирают. На днях напечатали здесь известия о переменах в нашем министерстве вероятные, но не достоверные. Горели нетерпением узнать правду. Всего важнее было бы изобличение и выставление в полном их виде подвигов монсиниора Семашки1, который повредил России более пяти проигранных сражений.

Ты удивляешься, что я огорчился твоим письмом. Противное было бы удивительнее. Посылая статьи в «Пчелу», я нимало не имел авторской славы, а только хотел помочь вам, зная, как важно иметь еженедельно готовую статью, которой не нужно поправлять. Худо, страдал я, хорошо, выигрывала «Пчела». Я писал к Соне или к Алеше, не помню, что, отказываясь от этой работы, исполняю твое желание, но, если меня попросят, возобновлю ее. Теперь ты говоришь: прошу. Но не забудь, что это возобновляется в четвертый раз. Какой-нибудь mépris souverain2 спорет тебе: Гречевы письма скучны; все из газет! а ты и вообразишь, что «Пчела» гибнет, хвать за перо и пишешь мне неприятности. Потом люди простые, здравомыслящие цвибели, но действительные подписчики и плательщики, станут жаловаться, что это Н.И. замолчал! его письма нас забавляли; ты за перо опять и пишешь: продолжай! Согласись, что есть отчего в отчаянье прийти! И сверх того, помещая мои статьи, имея меня товарищем, ты в той же «Пчеле» бранишь меня. Ну, стоило ли вступаться за К. Роберта3, который по-русски и читать не умеет: он говорит Шарков, а пишет (в «Rev[ue] des Deux Mondes»4) Jarkof, вместо Харьков; воображает, что Финляндия населена славянами, что дворянские и купеческие общества и выборы существовали у нас до Петра I; думает, что Молдавия и Валахия принадлежат России5, и т. п.! Я было написал возражение, но разорвал его, чтоб не тешить врагов наших, которым наш раздор ein gefunden Freβen6. Ты представляешься невинным агнцем и говоришь, что нашел в Финляндии и в Швеции все прекрасным. Вольно же тебе было смотреть только на белое! А помнишь ли, как взбеленилась на тебя Морленди7 за твои замечания, именно потому что они были справедливы!

Итак, дай мне знать, хочешь ли ты, чтоб я продолжал «Парижские письма», которых суть не литературная брань, не tableau des moeurs8, а отчеты в том, что в эту минуту занимает и волнует Париж. Хвалить буду только достойное хвалы, а дурным буду заниматься как можно менее, но хвалить его и писать против совести не стану. Все эти libertés9 хороши только для Воейковых, Монтандров и комп[ании]. Дай Англии турецкое правление, она будет первою державою в мире, а Франция, со всеми правами, разыгрывает кукольную комедию. Если случится здесь революция, то потому только, что Палата глупа и скучна. Aucun mouvement, aucun intérêt dramatique10. Все говорят только о своей персоне и о своем кармане. Журналисты – продажные души. Науки, искусства, судебная часть, полиция здесь процветают. – Удивляются, что здесь бывает иногда в неделю по пяти смертоубийств. Я удивляюсь, что не по пятьсот. 48 commissaires de police11, 300 городовых сержантов и муниципальная гвардия, человек тысячи в полторы, держат в порядке миллион жителей, в числе которых 30 000 forbans libérés12 и 60 000 голодных. Что хорошо, то хорошо! А эти депутаты, а эти jurés13! Жалкая комедия!