Птица не упадет - Уилбур Смит

— Совсем не обязательно, чтобы этот человек во всем сознался нам. То, что он был здесь, в этом доме, говорил с генералом и со мной в стане врагов Дирка Кортни, тот факт, что на его лице следы «уговоров», — всего этого Дирку Кортни будет достаточно. Хватит одного телефонного звонка. Что-нибудь такое, — Марк помолчал, потом продолжил: — «Хобди был у нас, сознался в убийстве Джона Андерса». Потом мы отвезем Хобди в город и там отпустим. Дирк Кортни убьет его, но на этот раз мы будем начеку. На этот раз мы сможем доказать его участие в убийстве.

— Будь ты проклят! — рявкнул Хобди, с трудом садясь. — Это ложь! Я ни в чем не признался.

— Скажи это Дирку Кортни. Может, он тебе и поверит, — спокойно сказал Марк. — С другой стороны, если ты дашь показания и признаешься, тебя будут защищать генерал и закон, вся сила закона, и тогда мы тебя не отпустим.

Хобди дико осмотрелся, словно искал чудесного пути к спасению, а Марк безжалостно продолжал:

— Ты знаешь Дирка Кортни лучше всех нас, верно, Хобди? Знаешь, как работает его мозг. Думаешь, он станет рисковать и поверит, что ты не признался? Насколько полезным ты станешь для него в будущем? Можешь ты верить в его милосердие, когда на тебя пала тень сомнения? Если ты подумаешь, то поймешь, что единственная возможность спастись — если Дирк Кортни сядет в тюрьму или запляшет в петле.

Хобди сердито посмотрел на него.

— Сволочь! — прошипел он разбитыми губами, и, словно из него вытащили пробку, полилась грязь: злобная брань, бессмысленные слова, поток непристойностей — все это повторялось снова и снова, а глазах Хобди пылала беспомощная ненависть.

Марк встал и покрутил ручку телефона на столе генерала.

— Станция? — сказал он в микрофон. — Пожалуйста, соедините меня с резиденцией мистера Дирка Кортни.

— Нет! — прохрипел Хобди. — Не надо!

Теперь ненависть сменилась ужасом, и его лицо словно обвалилось вокруг разбитого носа и губ.

Марк не сделал попытки послушаться его, и все в комнате ясно услышали щелчок соединения, а потом голос, искаженный проводами и расстоянием:

— Резиденция его превосходительства заместителя министра земледелия мистера Дирка Кортни.

Хобди встал с дивана, добрался до стола, выхватил трубку из рук Марка и положил на телефон.

— Нет, — со страхом и болью сказал он. — Пожалуйста, не надо.

Он держался за угол стола, сгибаясь от боли, прижимая сломанную руку к груди, его изуродованное лицо судорожно подергивалось. Все молча ждали. Марк, Руфь и Шон ждали, когда он примет решение.

Хобди повернулся и тяжело пошел назад к дивану и упал на него, повесив голову, почти касаясь ею коленей, тяжело дыша и всхлипывая в тишине.

— Хорошо, — хрипло прошептал он. — Что вы хотите знать?

Генерал Шон Кортни встряхнулся, словно пробуждаясь от кошмара, но его голос звучал решительно и резко.

— Марк, возьми «роллс». Поезжай в город, привези стряпчего. Хочу, чтобы все было правильно оформлено, я все еще мировой судья и имею право снимать показания. Я засвидетельствую этот документ.

Марк припарковал «роллс» на гравийной подъездной дороге Питера Боутса перед его новым большим домом на окраине города.

В доме было тихо и темно, но Марк сильно постучал в резную тиковую парадную дверь. Где-то в доме залаяла собака, и наконец в окне на втором этаже загорелся свет и рама со скрипом приоткрылась.

— Кто это? Что вам нужно?

Голос Питера спросонья звучал недовольно и невнятно.

— Это Марк! — крикнул в окно Марк. — Спустись ко мне немедленно!

— Боже мой, Марк, уже двенадцатый час. Нельзя ли подождать до утра?

— Тебя ждет генерал Кортни, немедленно.

Это имя возымело воздействие. Из спальни послышались голоса, сестра Марион сонно запротестовала, потом Питер крикнул вниз:

— Хорошо, Марк, дай мне минуту на то, чтобы одеться.

Марк сидел на месте шофера, дождь стучал по крыше машины и зыбкими потоками стекал по ветровому стеклу, а Марк думал, почему выбрал именно Питера Боутса. Не только потому, что знал, где его найти ночью. Он хотел, чтобы Питер присутствовал при низвержении его идола, хотел утереть ему нос, доказав, что Дирк Кортни вор и убийца. Он хотел этого, и, сидя в темной машине, невесело улыбнулся. «По крайней мере это я заслужил», — прошептал он, и в этот момент пассажирская дверь открылась. Это, пригибаясь под косым дождем, подбежал Питер.

— В чем дело? — спросил он через окно «роллса». — Должно быть, что-то очень важное, если ты поднял меня среди ночи.

— Да, это достаточно важно, — ответил Марк и завел мотор. — Садись!

— Я поеду за тобой на своем «паккарде», — ответил Питер и побежал к гаражу.

Питер Боутс сидел за большим столом генерала Кортни. Собирался он впопыхах и был без галстука, сытенький животик распирал белую рубашку, вытаскивая ее из-под пояса брюк. Светлые поредевшие волосы Питера взлохматились, и когда он нагибался к листку, просвечивала розовая лысина.

Он торопливо писал аккуратным мелким почерком; его лицо выдавало, какое потрясение приносило ему каждое новое слово, щеки побледнели, рот был сжат.

Каждые несколько минут он переставал писать и недоверчиво смотрел на Хобди, тяжело отдуваясь после очередного невероятного признания.

— Записали? — спрашивал генерал, и Питер кивал и вновь принимался записывать.

Остальные внимательно слушали. Генерал обмяк в кресле у огня. Глаза его были закрыты, словно он спал, но вопросы, которые он задавал каждые несколько минут, были проницательными и острыми, как лезвие рапиры.

Марк стоял за его креслом молча и напряженно, его лицо оставалось бесстрастным, хотя внутри все сжималось от гнева и ненависти.

Хобди сидел на диване и монотонно говорил, его голос с сильным северным акцентом звучал глухо, подчеркивая ужас произносимых слов.

Дело было не только в убийстве Джона Андерса. Нет, тут крылось больше, гораздо больше. Подделка государственных бумаг, подкуп официальных лиц, злоупотребления должностью. Марк вздрогнул и наклонился вперед, слушая, как Хобди дважды пытался убить его по приказу Дирка Кортни.

Тогда Марк не сознавал этого и не узнавал Хобди, но теперь коренастая фигура Хобди связалась в его памяти с безымянным, едва видным охотником ночью на откосе и с другой фигурой, которую он видел сквозь дождь и туман лихорадки. Рассказывая, Хобди не смотрел на него, а Марк ни о чем не спрашивал. Словно Хобди, раз начав, должен был очиститься от грязи и получал извращенное наслаждение от того, какой ужас внушали его слова слушателям.

Его слушали, пораженные размерами причиненного зла. Каждые несколько минут Руфь невольно вскрикивала, и Шон на мгновение открывал глаза и смотрел на нее, потом снова закрывал и прикрывал ладонью.