Укрощение любовью, или Уитни - Джудит Макнот

Но Уитни не ожидала, что, когда при ее приближении он всего лишь вежливо, почти автоматически поднимется, в ее груди загорится боль и желание такой силы, что она едва не потеряет сознание! Муж казался ей необыкновенно красивым, и, улыбнись он хотя бы слегка, она бросилась бы ему на шею и молила… молила… о чем? О прощении за любовь? За то, что носит его ребенка?

Несколько раз за время их молчаливой трапезы Уитни ловила на себе взгляд Клейтона, мимолетно останавливавшийся на ее грудях, открытых декольте синего платья. Он поспешно отводил глаза, и Уитни чувствовала, как разгорается его ярость. Она даже осмелилась посчитать, что он немного ревнует, ведь они до этого ни разу не выезжали порознь. И как только глаза Клейтона снова скользнули по ее груди, Уитни с невинным видом спросила:

– Тебе нравится мое новое платье?

– Если собираешься выставлять свои прелести напоказ всему свету, то оно великолепно подходит для этих целей, – цинично бросил он.

– Ты уже устроился в своих новых комнатах? – упорствовала Уитни.

Клейтон отодвинул тарелку, словно окончательно лишился аппетита, и поднялся.

– Я нахожу их гораздо более предпочтительными, чем те, что занимал раньше, – процедил он и, повернувшись, направился к выходу.

Через несколько минут входная дверь громко хлопнула, и Уитни услышала стук колес удаляющейся кареты. Она устало опустила плечи, понимая, что потерпела поражение. Ее снова затошнило, разболелась голова, но Уитни все же отправилась на бал к Уилсонам и постаралась остаться за полночь в слабой надежде, что Клейтону не понравится ее столь долгое отсутствие и в следующий раз он захочет ее сопровождать.

Она смертельно устала, но сразу проснулась, как только экипаж остановился у подъезда Клеймора как раз в тот момент, когда Клейтон выходил из своей кареты.

Они поднялись по ступенькам крыльца, и Уитни успела заметить сверкнувший гневом взгляд и плотно сжатые челюсти.

– Продолжай приезжать домой под утро, и через неделю весь Лондон начнет про тебя сплетничать, – сухо выдавил он.

Уитни остановилась у двери своей комнаты.

– Я не смогу выезжать, как только мое состояние окажется очевидным, – сообщила она, – кроме того, я прекрасно провела время! – из чистого упрямства добавила она, гордо вскинув голову.

И хотя не могла сказать определенно, но Клейтон, кажется, выругался себе под нос.

На следующее утро Уитни отправилась в конюшню, где конюх решительно отказался оседлать Хана. Она была обижена, смущена и рассержена, а также настолько сконфужена, что грум был вынужден сослаться на приказ его светлости. Уитни слишком расстроилась, чтобы хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Не говоря ни слова, она величественно повернулась и направилась к дому, прошла прямо в кабинет Клейтона, даже не подумав сначала постучать.

Клейтон совещался с большой компанией людей, сидевших вокруг его письменного стола. Все мгновенно вскочили, кроме Клейтона, который поднялся с видимой неохотой.

– Прошу прощения, джентльмены, я не знала, что у моего мужа посетители, – ангельски улыбнувшись удивленным мужчинам, сказала Уитни. И, обратившись к Клейтону, застывшему на месте, объявила: – Произошло некоторое недоразумение. Никто в конюшне, кажется, не понимает, что Хан – мой конь. Предпочитаешь сам все объяснить или предоставишь мне?

– Даже не пытайся сесть в седло! – зловеще предупредил муж.

– Простите, что прервала ваше совещание, – пробормотала Уитни, покраснев от стыда. Как он может говорить с ней в таком уничижительном тоне в присутствии незнакомых людей!

Она поспешно вылетела из комнаты. Это просто безумие, сумасшествие, извращенная жестокость! Теперь Клейтон намеренно не позволяет ей хоть как-то занять время! Хочет лишить ее всех радостей жизни!

Уитни сорвала крохотный цилиндр. Она ненавидела эту глупую моду! Самое прекрасное во время езды – чувствовать, как ветер треплет волосы.

Она уже шагнула к гардеробной, намереваясь переодеться, но почему-то передумала. Направившись к конюшне, она окинула первого же конюха, осмелившегося преградить ей дорогу, таким взглядом, что тот почтительно отступил. Потом Уитни подошла к стойлу Хана, накинула на него узду и с трудом сняла седло с колышка. С каждой секундой мужества у нее все прибавлялось. В конце концов, никто из них не посмеет ее остановить. Ей удалось надеть на Хана тяжелое дамское седло лишь с третьей попытки, но она все-таки добилась своего. Подтянув подпругу, как могла туже, и молясь, чтобы этого оказалось достаточно, она вывела коня и вскочила в седло.

Уитни каталась почти три часа. Уже через час она сильно устала, но не желала возвращаться. Клейтону, конечно, уже успели доложить обо всем, и гнев его будет ужасен.

Она ожидала очередной стычки, но не думала, что Клейтон будет дожидаться ее у конюшни. Он стоял, непринужденно опершись о выбеленный забор, и о чем-то беседовал со старшим конюхом. При виде мужа Уитни невольно сжалась от страха, зная, что спокойный, почти равнодушный вид – всего лишь маска, под которой бушует убийственная ярость, готовая обрушиться на нее.

Когда она проезжала мимо, Клейтон обманчиво-небрежным жестом выбросил руку и ухватил поводья Хана, резким рывком остановив лошадь. В глазах блеснула уничтожающая злость, а голос был таким тихим и ледяным, что сердце Уитни сжалось.

– Слезай!

Уитни уже почти решилась вырвать поводья, развернуть Хана и умчаться куда глаза глядят.

– Попробуй только! Я предупреждаю… – прошипел он.

К собственному стыду и унижению, Уитни почувствовала, как загорелись щеки и затряслись руки. Она судорожно сглотнула и виновато протянула к нему ладони:

– Ты поможешь мне спешиться?

Клейтон грубо сдернул ее с седла.

– Как ты посмела ослушаться меня? – прорычал он и, больно впившись пальцами в ее плечо, потащил за собой под удивленными взглядами грумов и конюхов.

Уитни подождала, пока они отошли подальше и приблизились к черному ходу, прежде чем вырвать руку и стремительно развернуться.

– Ослушаться тебя? – повторила она. – Собираешься напомнить мне о моих обетах? Неужели… Хотите, чтобы я напомнила вам о ваших, милорд?

– Я хочу предостеречь тебя, причем только один раз, – угрожающе прорычал Клейтон. – Если хочешь, назови это советом.

– Будь мне нужен совет, – парировала Уитни, обдавая мужа зеленым пламенем глаз, – ты оказался бы последним человеком на земле, у которого я бы его попросила!

Она уже открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но тут же передумала при виде его искаженного яростью лица.

– Попробуй еще раз не подчиниться моим приказам, и я велю запереть тебя в комнате, пока твое отродье не появится на свет!