Николай II - Александр Боханов

Уже было темно, когда поезд прибыл на платформу Могилева. Царь зафиксировал время: 8 часов 20 минут вечера. Высокие электрические фонари освещали группу встречающих во главе с начальником штаба М. В. Алексеевым. Генерал отдал честь, поверженный монарх подошел, протянул руку, задал два-три коротких вопроса, и затем отправились к автомобилям. Через полчаса бывший царь находился уже в своих комнатах в губернаторском доме. Здесь все оставалось на прежних местах. Прошло всего несколько минут, и в дверь постучали. Пришел генерал Алексеев и сообщил последние новости из Петрограда. Выяснилось, что брат Михаил также отрекся от прав на престол и заявил, что вопрос об устройстве России должно решать Учредительное собрание. Николай Александрович был обескуражен и вечером записал в дневнике: «Бог знает, кто его надоумил подписать такую гадость». Россия теперь не имеет верховной власти! Что ее ожидает? Родзянко сообщил Алексееву, что в Петрограде наступило успокоение: дай-то Бог! Может быть, самое страшное уже позади!

Следующий день, 4 марта, был полон волнений, необычных эпизодов, печальных чувств. Начальник штаба был так любезен, что организовал Николаю II традиционный доклад о положении дел на фронте, обращаясь к нему неизменно «Ваше Величество». Да и многие другие сохраняли прежнее почтение, но что-то уже изменилось и буквально с каждой минутой менялось все заметней. Да, он теперь уже бывший царь, бывший главнокомандующий армией, и этим все сказано. Еще по дороге в Могилев наконец получил весточку от Аликс. Солнышко сообщала, что они целы и невредимы, писала, что ждет и любит. Какое это счастье: иметь такую жену, которая все понимает и всегда поддержит мужа. Телеграфировал ответ: «Спасибо душка. Наконец, получил твою телеграмму этой ночью. Отчаяние проходит. Благослови нас всех Господь. Нежно люблю. Ники». Потом ему удалось с ней поговорить по телефону, но слышимость была плохая, разговор несколько раз прерывался, хотя он успел в общих чертах рассказать всю псковскую историю.

К этому времени Александра Федоровна уже почти все знала. Днем пришел дядя Павел и сообщил подробности отречения, и другие рассказывали о разных эпизодах. Как Кирилл явился с красным бантом в Думу, как громили дома и магазины в Петрограде, как арестовывали министров, офицеров, полицейских… Первый шок прошел. Александра Федоровна чувствовала себя уже значительно бодрее, но горечь от предательства, отчаяние от безысходности в душе оставались. Эти негодяи все-таки заманили Ники в ловушку, в Псков, и там, отрезанного от всей России, от армии, от нее, заставили подписать отречение. Это заговор; во всем чувствуется ловко организованная интрига. Но всемогущий Господь справедлив. Он всем воздаст по заслугам. Вечером, сидя у постели своей больной подруги А. А. Вырубовой, царица сказала: «Ты знаешь, Аня, с отречением государя все кончено для России. Но мы не должны винить ни русский народ, ни солдат; они не виноваты». Александра Федоровна теперь знала, что ей предстоит вынести много тяжелейших испытаний, но она обязана все пережить и сохранить себя для детей, для Ники. Безоговорочно приняла решение мужа отречься и за сына. Для нее это было великим облегчением. Свою жизнь без Беби и его жизнь без семьи она представить не могла.

4 марта, вечером, Александра написала письмо Ники, свое последнее послание ему, 654-е по счету. «Любимый мой, ангел дорогой, боюсь думать, что выносишь ты, это сводит меня с ума! О, Боже! Конечно, Он воздаст сторицей за все твои страдания… Я с тобой, любовь моя, — обожаю тебя. Целую и обнимаю так нежно и страстно! Храни и благослови тебя Господь ныне и вовеки!» Она знала, что он поступить по-другому не мог, она все понимала и все принимала. Она любила его теперь даже как-то крепче, чем прежде. В горе и унижении он казался ей еще лучше, и Александра Федоровна не сомневалась, что в такой момент она ему еще нужнее. Царица знала о миссии в Могилеве и с трепетом, почти таким же, как в давние молодые годы, ждала возвращения своего обожаемого. Боялась возможных непредвиденных осложнений. В такое сумбурное время, когда все как с ума посходили, могло случиться все, что угодно.

Еще 3-го вечером Николай Александрович получил известие, что на следующий день в Могилев приедет императрица Мария Федоровна. Его дорогая Мама, которую он не видел с октября прошлого года и которая не могла оставить сына в такую минуту. Что он Ей скажет? Как он Ей объяснит? Но Она должна понять; она ведь его всегда понимала. Она его любила, и он знал об этом и скучал, когда долго не виделись. Грустные обстоятельства на время разлучили их, но вот теперь наконец-то после всего пережитого ему предстоит первая встреча с родным и близким человеком, которому он нужен.

Вдовствующую императрицу известие об отречении сына застало в Киеве: рано утром 3 марта об этом ей сообщил зять Сандро. Она даже не сразу поняла, что случилось, но, когда поняла, была потрясена и горько рыдала. Нет, не царский венец, не потерю короны оплакивала старая царица. Ей было невыносимо тяжело за Ники. Зная его хорошо, прекрасно понимала, каких страшных душевных мук стоило ему это решение! Она предала забвению все былые неудовольствия, и единственное желание овладело ею целиком — немедленно видеть сына. Александр Михайлович и дочь Ольга пытались отговорить Марию Федоровну от этой поездки, но встретили такой решительный отпор с ее стороны, что сразу же отступили. Поздно ночью с 3 на 4 марта из Киева вышел поезд императрицы, направлявшийся на север. У нее еще был свой поезд! Пройдет немного времени, и в ее родной стране у старой царицы не будет даже собственной постели!

Около полудня 4 марта императрица прибыла в Могилев. Николай II вошел в вагон и через несколько минут появился на платформе вместе с матерью. Все были поражены самообладанием старой женщины. Обходя стоявших на перроне, она нашла в себе силы даже сказать несколько приветственных слов и улыбнуться. Затем мать и сын остались наедине. Более двух часов продолжалось их общение тет-а-тет, и ни он, ни она никогда никому не рассказали о том их разговоре. Когда потом к ним пришел Александр Михайлович, застал тещу в слезах, а Ники стоял перед ней и курил одну папиросу за другой. Затем был обед, на который были приглашены близкие чины свиты. Огромное самообладание Марии Федоровны и Николая Александровича заставляло и других сдерживать эмоции.

Четыре дня провела мать с сыном. Они по многу часов проводили вместе; гуляли, вспоминали прошлое; о настоящем не говорили. Мария Федоровна послала две телеграммы дочери Ксении в Петроград: «Счастлива быть с ним в эту самую тяжелую минуту» (5 марта); «Слава Богу, что вместе. Много думаем о тебе. Надеемся, что ты и дети здоровы. Погода тоже отчаянная. Что делает Миша? Обнимаем» (6 марта). Николай Александрович так любил мать, что сознание причиненной ей боли разрывало ему сердце. Господи, ей-то за что такое наказание! Что бы сказал дорогой Папа? Но ведь Мама его поняла, она согласилась, что у сына не было иного выбора. Значит, так было угодно Господу и надо со смирением подчиняться Его святой воле.