Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще не начинало темнеть, но было уже прохладно, – небо затянуло тучами, и сдуваемый с лысых бугров песок с быстрым шорохом несся по склонам сопки.
Худяков, Саенко, Лопатин и рыжий полковник сидели вчетвером на гребне сопки, в круглой яме, обложенной мешками с песком. Из этой ямы в последние часы стреляла последняя японская пушка. Взорванная японцами, она, развалив мешки с песком, опрокинулась за бруствер, и оттуда торчало ее разодранное, похожее на железную лилию, дуло.
На дно ямы было брошено несколько новеньких японских зимних шинелей с волчьими воротниками. В одном из котлованов был только что найден целый подземный склад – несколько тысяч этих шинелей и зимних тапок. Обедавшие сидели, примостясь на японских шинелях, и вели тот возбужденный, беспорядочный разговор, какой обычно ведут люди после только что окончившейся смертельной опасности.
– Неужели всем по второму глотку не будет? – спросил рыжий полковник, отлично знавший, что по второму глотку не будет, и именно поэтому на правах гостя сделавший основательный первый глоток.
– Можно сакэ, – сказал Лопатин. – Я в свое время не раз его пил. Отличный напиток – рисовое вино.
– Разве ж это вино? – спросил полковник.
– Ну, водка.
– Какая ж это водка?
– А что же это тогда, по-вашему?
– Так, говорят, керосин какой-то, – Полковника передернуло. – Даже неудобно за победу пить. Если бы они нас победили, в порядке наказания, – еще так-сяк!
Он дотронулся до волчьего воротника японской шинели и подергал его.
– Лезет!
Ненависть к врагу соединилась у полковника с неприязнью ко всему, что было связано с врагом: к шинелям с волчьими воротниками, к ядовито-желтым этикеткам на бутылках с японским сакэ, запасы которого он еще вчера приказал перебить в своем присутствии, к баночкам с сухим денатуратом для подогревания риса (этим спиртом у него вчера отравился ездовой), к офицерским мечам с широкими лезвиями и длинными ручками – эти мечи, по его мнению, годились только для палачей, – к валявшимся в окопах веерам, наконец, к какому-то особому, резкому запаху, стоявшему в японских окопах. Вспомнив об этом запахе, он сказал:
– Хорошо, что на гребне сидим, ветер выдувает. А то этот японский запах – спасу нет! И чем это от них так пахнет?
– Ничем от них не пахнет. Это креозот, дезинфекция, они им все дезинфицируют, мне наш полковой врач объяснял, – сказал Саенко.
Полковник недовольно пожат плечами:
– Дезинфекция! Вчера и сегодня и от убитых и от пленных этим сакэ разит.
– По-моему, мы их вчера от воды отрезали, и они только спиртное пили, – сказал Саенко. – Видали, там левей, пониже, две скважины? Это они пробовали до воды докопаться.
– Видать видал, – сказал ни с чем не желавший соглашаться полковник, – но они и раньше пьяные воевали.
– Это бывало, – подтвердил молчавший до этого Худяков, отрываясь от котелка, из которого он ел разогретые мясные консервы. – В июле, когда они в контратаки ходили, я трех пленных допрашивал. – были немножко выпивши.
– В общем, выдающаяся нация, – сказал полковник, – всю Азию завоевать хотят, до Урала, а как в атаку, так выпивши.
– Нация как нация, – возразил справедливый Саенко, – не хуже всякой другой.
– Вы меня, батальонный комиссар, не пропагандируй, – полковник даже покраснел. – Сам марксист! А нация, при всем том, я вам все-таки скажу, паршивая.
– Неверно, – снова оторвавшись от котелка, возразил Худяков, – солдаты они храбрые, а это показатель.
– Тем хуже, что храбрые! – сердито проворчал полковник, у которого за эти дни в полку было триста одних только убитых.
Худяков с удивлением посмотрел на чистое дно котелка. Только сейчас, перебрав в памяти час за часом события последних двух дней, он сообразил, что ничего не ел со вчерашнего утра. Вот, оказывается, почему он съел целый котелок консервов. Он с сомнением погладил небритые щеки.
– Да, побриться вам надо! – сказал рыжий полковник, который сам был отлично выбрит.
– Интересно, как теперь: выведут нас из боя или Ремизовскую брать пошлют? – вместо ответа сказал Худяков и встал.
Все поднялись вслед за ним. Похожая на кратер вулкана вершина Ремизовской сопки, несмотря на шестикилометровую дистанцию, была хорошо видна отсюда, с Песчаной. По Ремизовской вели огонь несколько дивизионов артиллерии, и когда на вершине рвалось много снарядов сразу, сопка дымилась так, словно внутри нее был разложен большой костер.
– Хорошо, если бы нас завернули на Ремизовскую, чтобы уж все, от начала до конца, – приставив к глазам бинокль, молодцевато сказал рыжий полковник.
Худяков промолчал. Ему, напротив, хотелось, чтобы их полк вывели из боя, потому что Ремизовскую, по всей видимости, успешно брали и так, а в полку были тяжелые потери. Но он промолчал, не желая вступать в спор, тем более ненужный, что полковник, по его мнению, только трепал, языком, а в душе думал так же, как он.
– Товарищ командир полка! – сказал ординарец, подходя к Худякову и называя его по должности, а не по званию, чтобы не обращаться к старшему по званию чужому командиру полка за разрешением обратиться к своему.
И Худяков и рыжий полковник обернулись одновременно.
– Здравствуйте, товарищ полковник, – козырнул ординарец и снова обратился к Худякову: – Тут Кольцов со своим взводом еще один офицерский блиндаж обнаружил. Метров двести отсюда. Просил доложить вам. Не посмотрите?
– Что я, блиндажей не видал, что ли? – лениво сказал Худяков, которого после еды клонило в сон.
– А в нем японцы, – сказал ординарец. – Он засыпан был. Мы с вами мимо ходили. А потом они изнутри прокопали амбразуру и очередь дали.
– Ах, вот чего! – Худяков вспомнил, что полчаса назад отметил про себя близкую пулеметную очередь, на которую, впрочем, как и все остальные, не обратил особенного внимания.
– Не посмотрите, как он их брать будет? – снова спросил ординарец.
– Ох мне этот Кольцов! – со смесью восхищения и раздражения сказал Саенко. – Опять с наганом в руке первым в дырку прыгать будет. И как его до сих пор не убило – просто не понимаю, честное слово! Пойдем, что ли, Валерий Александрович. Надо ему запретить, а?
– Надо запретить, – сказал Худяков и пошел, сопровождаемый Саенко, Лопатиным и рыжим
