Хранители - Матильда Грин

давно нет в этом мире, не верила своим глазам. Ни разу в своей жизни она не слыхала, чтобы дикая птица, а особенно соловей, могла просто так сидеть на самом виду у людей. И не просто сидеть, а в упор смотреть на них и делать всё, чтобы её заметили. Что бы она ни делала в доме, птичка начинала постукивать в окно, и, подойдя незаметно, можно было видеть, что та словно пытается что-то сказать или проникнуть в дом. Но, настежь открыв окна, Дана ничего не добилась. Он не воспользовался приглашением, а просто летал, выписывая бешеные круги вокруг дома. Или сидел на проволоке для белья, глядя на неё. Отца он вообще не боялся: Дана даже видела, как тот стоит, протягивая птичке руку, пока та порхает в воздухе, зависнув в метре от его руки. Выходя ввечеру из кухни, она видела, что соловей сидит на крыше дома и наблюдает за ней. И он был не один: вскоре они увидели его серенькую жёнушку, которая сопровождала его в шпионских набегах на дом людей. Они свили гнездо на огромном орехе над двором. Так они могли быть всегда рядом. Соловьи прилетали сюда каждую весну, жили и пели во дворе и в огороде на орехе. Но так, как в этот раз, не бывало никогда. Никогда птицы не смотрели на человека, не боясь быть замеченными, а, наоборот, казалось, желая этого. Вскоре Дана поняла, что это странное навязчивое присутствие давит на неё. Вечером, наливая гусям воду на заднем дворе, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. И, поняв голову, застыла: прямо напротив, на заборе сидел соловушка и наблюдал за её действиями. Рядом с ним сидела его подруга. Через секунду она слетела на землю, но тут же вернулась назад, атакуемая возмущённой гусыней. Нервы Даны не выдержали: да, это было чудесно и удивительно. Да, это было столь же невероятно, как та большая яркая бабочка, что села ей на грудь, когда они с отцом подошли к волшебному роднику в монастырском лесу. Даже когда Дана осторожно прикоснулась пальцем к её крылышку, бабочка не дрогнула и продолжала сидеть на ней. Вспорхнула и улетела сама, потому что Дана и её отец, замершие от восхищённого шока, боялись пошевелиться. Но сейчас это было что-то совсем иное. Это был какой-то явный знак. Но знак чего? Сперва она предположила, что это души её бабушки и дедушки, которые построили этот дом. Она стала звать соловья и его подругу их именами. Тот, как раз сидел на бельевой проволоке и, покачиваясь, глядел ей в глаза.

– Ладно, хорошо, – негромко сказала она, – тогда… может ты… Богдан?

Соловей недовольно сорвался с места и стал, как сумасшедший летать вокруг дома. Ни ответа, ни привета. Может это и утвердительная реакция, но она в таком случае ожидала бы приближения птицы, а не этого неистового побега. Казалось, соловушка был недоволен, что его никак не могут опознать. Она стала искать в интернете приметы и истории людей, ставших свидетелями подобного поведения диких пернатых. Но ничего подобного не находилось. Только всяческие приметы и истории из жизни о том, как самые разные птицы влетали в человеческие жилища. О соловьях же упоминалось и того меньше. Мельком прочла статью о том, что именно эти птицы могут символизировать чью-то не упокоенную душу, или, того хуже, стать предвестником смерти одного из обитателей дома. Дану это сильно встревожило, ведь в данный момент в доме жил только отец. Она не стала говорить ему, но, найдя в сети один короткий заговор, решила попробовать отвадить беду. На следующее утро, только проснувшись, она побежала в амбар и набрала немного зерна. Рассыпала его на наружные подоконники всех окон вокруг дома, приговаривая:

– Приходи за едой, а не за душой.

Соловушка в этот момент сидел на верхушке антенны и заливался на всю округу. Но едва она произнесла первые слова, как он умолк и дальше просто сидел, пристально наблюдая за её действиями. Закончив, она оглянулась и взглянула прямо на птицу, повторив свои слова:

– Соловушка, милый. Прилетай к нам за едой, а не за душой.

Отряхнула руки и отправилась умываться.

В тот день в доме проводилась большая уборка и стирка. Шум во дворе стоял порядочный. Только в сумерки донельзя уставшая Дана осознала, что за весь день они не видели и не слышали соловья. Это показалось ей странным, но она решила, что его отпугнул шум их работы. Но когда назавтра соловей не приветствовал их своей утренней песней, а отец с удивлением признал, что в это утро он впервые проснулся сам, а не от стука в окно, она всё поняла. И рассказала ему, что присутствие птички действительно было дурным знаком. Соловушку после этих событий она видела только один раз: копаясь в огороде, услышала громкие трели прямо над головой в ветвях черешни. И тотчас же, едва не задев её, над ней пронеслись в бешеной гонке друг за другом две птички. Дана позвала их, но напрасно: больше их не было видно. Только изредка в то лето пел соловей, который жил на дереве в огороде.

Перед тем, как вернуться к себе, Дана всё-таки убедила отца съездить в клинику, где лежал брат. Тот всё никак не мог собраться с силами, чтобы хотя бы позвонить туда. Уехал он рано утром, а вернулся, когда уже стемнело, и Дана не знала, что и думать: его телефон остался дома.

– Как долго, пап, – сказала она, с облегчением обнимая его, – я так волновалась…Как там дела?

Отец сел на лавку в кухне и устало закрыл глаза руками.

– Он в реанимации, уже почти месяц. Через три дня после того, как его привезли, ему стало плохо. И только пару дней назад состояние стабилизировалось. Я не понимаю, почему мне никто не позвонил.

– Пару дней назад? Как раз когда я соловушку отвадила.

Он поднял голову и их глаза встретились.

– Выходит, что так.

Она снова закачалась на волнах невесомости в бесконечном полумраке. То, что она вспомнила, стало болезненным напоминанием о прошлом, напоминанием о той беспросветной безысходности, из которой не виделось выхода. Но она знала, что ОН не остановится на этом. Ибо то, что происходило после, стало последствиями её бездумного вмешательства в планы провидения.

Она увидела себя идущей по улицам своей станицы. Стоял август, то лето выдалось в крае чрезвычайно засушливым. Вот уже три месяца, как ни капли дождя не упало на пересохшую землю. Природа жаждала влаги, и Дана,