Золотые слезы - Лори Макбейн

— Боюсь, что я не составлю вам компанию, — ответил Николя, беспечно опершись на колонну и скрестив на груди руки.

— Ты совсем не изменился, Николя, — презрительно усмехнулась Амариллис. — Тебе никогда не нравилось ловить беглых рабов. Разумеется, мне тоже больше по душе охотиться на лисицу. Это гораздо увлекательнее. По крайней мере, у лисы есть хоть немного шансов обхитрить охотника, да и скачку она может задать хорошую. А эти идиоты только и умеют, что прятаться в камышах возле болота. Да еще и наследят, как слоны! Так что мы прекрасно обойдемся без твоей помощи, Николя. А совершить побег повторно никому из них не придет в голову. Довольно трудно бежать, если у тебя только одна ступня, не так ли? Не понимаю, чего им не хватает? Что они ожидают найти в Новом Орлеане или в верховьях реки? Ведь они все с моим клеймом на плече. Каждый поймет, что это беглецы, и вернет их мне. Впрочем, кое-кто из северян закрывает на это глаза и берет их на работу в качестве вольнонаемных, — пожаловалась она, затем, с сожалением взглянув на Николя и прищурившись на Мару, вскинула руку на прощание и умчалась во главе кавалькады всадников. Mapa задумчиво нахмурилась и вздрогнула при мысли, что эти люди собираются охотиться на рабов, как на диких зверей. Амариллис же, судя по всему, такая забава была по душе.

— Пойдемте, Mapa. Выкиньте из головы это неприятное впечатление поскорее, — посоветовал ей Этьен и вошел в гостиную следом за Николя.

— Гренадеры, приготовиться к лобовой атаке! — отдал приказание Пэдди своим войскам, окружившим неприятельскую армию. Он стоял на коленях на кожаном рабочем кресле Николя и передвигал по столу солдатиков. Пэдди сполз на пол, сгреб в кучу несколько своих самых верных офицеров и расставил их на подоконнике на тот случай, если сражение будет затяжным и кровопролитным и потребуется подкрепление. Но вдруг один из его любимцев потерял равновесие и свалился с подоконника на пол, в результате чего у него отвалилась нога. Пэдди тяжело вздохнул и поднял своего раненого солдата, который теперь не мог стоять ровно, поэтому его пришлось установить в трещине на подоконнике. И тут приключилась удивительная вещь! Чем старательнее Пэдди втискивал солдатика в щель, тем шире она становилась, и, в конце концов, обнаружился тайник.

— За это вам полагается медаль и повышение, лейтенант, — вымолвил Пэдди и, затаив дыхание, отодвинул до конца в сторону верхнюю крышку тайника. Он заглянул внутрь, но ничего не увидел, поскольку там было темно. Тогда малыш запустил в тайник руку и, к огромной своей радости, нащупал какой-то предмет. — Это же секретные приказы противника! — прошептал он, извлекая на свет тетрадку в кожаной обложке и несколько перевязанных ленточкой и скрученных в трубочку документов. Находка показалась Пэдди очень важной, и он даже не осмелился развернуть бумаги, а тут же спрятал их обратно. Затем он осторожно закрыл тайник и, подняв с пола несчастного солдатика, просто прислонил его к оконной раме. Пэдди поклялся сохранить в тайне свою находку и вернулся к игре с небывалым азартом.

— И не надоело тебе возиться с этими солдатиками? — раздался у него за спиной насмешливый голос Дамарис. Она вошла в комнату, шурша юбками, из-под которых виднелся край кружевных панталончиков.

— Дождь на улице, — равнодушно отозвался Пэдди, не прерывая своего занятия.

— На улице солнце.

— Ну и что?

— Может быть… — Дамарис хитро улыбнулась и вымолвила заговорщицким тоном; — Я подумала, может быть, ты захочешь заняться чем-нибудь поинтереснее, чем эти детские игрушки? — Ее слова прозвучали с оттенком вызова.

— Ты ничего не понимаешь в солдатиках. Девчонки вообще в этом ничего не смыслят. Вы привыкли играть в куклы, — высокомерно заявил Пэдди, не обращая внимания на сердитый взгляд своей подруги. — А еще я знаю один секрет, который не доверю даже тебе. — Он не удержался от того, чтобы не похвастаться. — Я расскажу об этом только дяде Николя.

— Так, значит, тебе не хочется прокатиться на Сорсьере? — с деланным равнодушием спросила Дамарис, пожала плечом и пошла к двери, задев по пути как будто нечаянно одного солдатика.

— Ты собираешься кататься на Сорсьере? — В его вопросе было изумление и восторг одновременно. — Но ведь дядя Николя запретил тебе ездить на нем.

— Плевать я хотела на твоего дядю Николя! — заявила Дамарис. — Сорсьер — мой конь, и я могу ездить на нем, когда мне заблагорассудится. И еще я могу давать прокатиться на нем тому, кому захочу. Разумеется, если только этот человек не трусишка и не испугается лошади.

— Я не трусишка! — воскликнул Пэдди и бросился догонять уходящую Дамарис, разбрасывая на ходу солдатиков. — Ты действительно позволишь мне прокатиться?

Дамарис обернулась и смерила Пэдди задумчивым взглядом:

— Пожалуй, я могла бы его тебе доверить.

— Пожалуйста, Дамарис, пожалуйста, — взмолился Пэдди, и они наперегонки побежали к конюшне.

Mapa видела, как они пробегали через двор, из окна своей комнаты. Веяло промозглой сыростью, и она плотнее закуталась в шаль. Заметив, что Пэдди забыл надеть теплую курточку, а Дамарис вышла только в коротком жакете, Mapa решила окликнуть детей, но передумала, предположив, что они направляются в теплую конюшню, чтобы посмотреть на новорожденного жеребенка. Она притворила окно и подошла к камину, в котором уютно потрескивали поленья. Сначала она растерла озябшие ладони, затем приподняла юбку, чтобы жар от камина согрел заледеневшие колени.

Mapa опустилась в кресло возле очага и стала раздумывать над тем, что ей делать дальше. Оставаться здесь до тех пор, пока ее положение нельзя будет дольше скрывать, представлялось невозможным. После прошедшей ночи она еще более утвердилась в этой мысли, поскольку стало очевидным, что Николя не охладел к ней. Mapa сдавила виски, силясь понять, почему Николя продолжает держать ее в Бомарэ. Ведь и слепому видно, что стоит ему пожелать, и Амариллис снова будет рядом. Mapa смотрела на огонь и прокручивала в голове предстоящий разговор с Николя, свою последнюю попытку убедить его дать ей свободу. Если она провалится, придется бежать.

— Я дважды стучал, но ты так глубоко задумалась, что не услышала, — прошептал ей Николя в самое ухо, заставив Мару вскрикнуть и вскочить с кресла.

— У тебя почему-то очень виноватое лицо, моя радость, — усмехнулся Николя, который был одет для верховой прогулки. — В чем причина? Какие козни ты здесь замышляешь?

Mapa проглотила комок, вставший у нее поперек горла, и почувствовала, что не может смотреть ему в глаза. Преодолев себя, она с мольбой взглянула на него и вымолвила тихо: