Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана

– Но воспользоваться им в состоянии только Безликий, не так ли? – ухмыльнулась фаворитка. – Беда в том, что отыскать его ты сможешь, лишь когда вспомнишь, кем был в прошлом воплощении. А это случится, только когда ты умрёшь.

– Я справлюсь и без этого. А тебя отведу обратно к королю. Пускай сам разбирается, что с тобой делать.

– Не трать время даром, а то потеряешь. Самое дорогое потеряешь.

– Я уже потерял и дедовский меч, и свою честь. Что ещё можно у меня отнять?

– Ох, тщеславный мальчишка, что значит честь, когда на кону жизнь близкого? Он уже у моего владыки. Торопись!

Иветта громко свистнула. Из ведущего на болота прохода выскочил белый пёс. Николас выхватил из-за пазухи кинжал, но прежде, чем успел ударить, кун ши бросился в объятия Иветты и вцепился ей в горло. Обернув лезвие ветроплавом, Охотник пронзил незащищённое пёсье брюхо. Иветта судорожно дёрнулась и обмякла. Так же тихо испустила дух холмовая гончая.

Николас вынул лезвие и отступил на шаг. Безумие! Но если Аруин снова кого-то похитил, нужно торопиться.

Охотник побежал к топям. Когда он выскочил на воздух, по всему болоту блуждали огоньки. Закаркал в вышине ворон и камнем рухнул на голову.

– Кра-а-апасть! Кра-а-пасть! Кра-кра-кра! – вопил он суматошно, хлопал крыльями и смотрел в глаза так, словно требовал, чтобы Николас что-то сделал.

Живот стягивало ледяным ужасом.

– Вон он! – закричал Жюльбер и побежал к Охотнику.

Следом спешили остальные одарённые. Их ряды расступились, чтобы пропустить Жерарда. Он ковылял стремительно, опираясь на свою трость. Даже в свете луны было заметно, что его лицо перекосилось и побагровело.

– Ты… ты… – рычал он. – Это ты виноват! Это ты сбил моего мальчика с правильного пути и заразил жаждой свободы. Это из-за тебя он стал неосторожным и решил, будто в большом мире ему ничего не грозит.

– Ноэль? Что с ним?! – обомлел Николас.

– Кра-а-а-а! – закричал Мунин, видимо, обзывая его дурнем тупоголовым.

– Ты ещё спрашиваешь! – ярился Жерард – Из-за твоей записки он отправился вечером в парк, и его похитила та тварь, которую ты прогневал!

– Но я просил Ноэля прийти ко мне в комнату!

– Николас! – донёсся из толпы тонкий голос Бианки. Пробиваясь сквозь строй дозорных, она не замечала даже, что волосы не скрывали шрам. – Я видела его. Безликого! Я думала, что я уродлива, но он просто ужасен. Он похитил Ноэля!

Охотник обхватил её за плечи и легонько встряхнул, приводя в чувство.

– Это не Безликий, а владыка ши Аруин. Почему Ноэль не сопротивлялся?

– Он говорил, что лает собака, но я не слышала ничего. А потом… потом Аруин вышел из тумана и заколдовал Ноэля. По всему телу появились красные пятна, он упал и не смог двинуться…

– Печать мар? – Николас с подозрением глянул на Жерарда. – Как на Ноэле может быть проклятье нежеланного ребёнка? Я чего-то не знаю, мастер Пареда?

Тот вытаращился и сглотнул.

– Аруин сказал, что если мы хотим увидеть Ноэля живым, то его брат должен спуститься в грёзу и отыскать его там до рассвета, – закончила Бианка, едва сдерживая всхлипывания.

– Правильно. От печати мар спасти может только близкий родственник, – озвучил Николас свои мысли.

– Я… я пойду! Я отыщу моего мальчика. Я убью эту тварь, даже если мне придётся разорвать его глотку собственными руками! – кричал Жерард. Остальные пытались его успокоить, но он отталкивал их, надвигаясь на Охотника грозовой тучей. – Это ты! Ты виноват! Его кровь на твоих руках! Его смерть на твоей совести! – старческие руки вцепились Николасу в горло. – Всё из-за твоей глупости и упрямства. Из-за твоих дурацких идей, что на свободе можно выжить. Из-за твоей безответственности!

– Мастер Пареда, остановитесь… Мастер Пареда! – оттаскивали вождя за плечи дозорные.

Николас стоял оглушённый. Руки снова оказались покрыты кровью, пальцы скрючились и провели по похолодевшему лицу, измазав щёки, глаза, рот.

«Самое дорогое потеряешь. Твои близкие гибнут из-за тебя, из-за твоего проклятья, из-за твоих ошибок».

Родители, брат с сестрой, Юки. И вот теперь… друг, что стал дороже брата. Друг, которого он клялся защищать, друг, которому обещал всегда быть рядом. И не сдержал слово, потому что ни один смертный не может находиться везде одновременно.

Надсадно каркал Мунин. Голову сдавливал спазм, зрение мутилось. Ноэль лежал в ворохе чёрных перьев. Из раны на боку текла отравленная кровь. Грудь вздымалась всё медленней, глаза тускнели и закатывались.

Взметнулась волна огненно-рыжих волос, сверкнули жёлтые глаза:

«Ты виноват! Тебя не было рядом, – ударил по ушам яростный клич, совсем непохожий на старческий голос Жерарда. – Ты никогда и никого не мог спасти!»

Знакомая дрожь охватывала всё тело, вот-вот дар начнёт подводить, а с ним и рассудок. Нет, только не сейчас. Надо продержаться!

Николас со всех ног кинулся к трясине. Чутьё указывало, где находился незаметный в тусклом свете луны проход. Отпустив подушку ветроплава, Охотник оттолкнулся от последней твёрдой кочки и нырнул в трясину.

Вдогонку неслись крики:

– Остановите его! Остановите! Да нет, за ним, живее! Он покажет дорогу!

Вязкая пустота сомкнулась над головой, свет померк, на грудь навалилась каменная глыба. Николас досчитал до трёх, гоня прочь сомнения и панику. Ноги ударились о твёрдую почву. Затхлый, пещерный воздух заполнил грудь. Охотник распахнул глаза.

Повсюду мерцали зелёные огоньки, похожие на светлячков. Их свет отражался от множества зеркал, кривых, ломанных и обычных. И правда, лабиринт. Ноэль где-то там. Как сказала малютка Бри? Если любишь достаточно сильно, то найдёшь дорогу. Так он любит больше себя и ненавидит настолько жгуче, что кровь кипит в жилах.

На поверхности зеркал возникали зыбкие фигуры. Лизи, Эдвард, мама – такие, какими они запомнились. Близкие звали к себе, дурманили тоской сердце. Глова кружилась, взор заволакивало туманной пеленой, в уши лился их шёпот, забытые, но такие родные голоса. Как не последовать за ними? Ведь Николас мечтал об этом с тех пор, как потерял семью.

Вон милая Юки с младенцем на руках. Ни одна женщина не вызывала в нём столь искренних чувств, не бередила душу томлением. Вот бы обнять, почувствовать её в своих руках, дышащую, живую, а не мучиться от воспоминаний, тягостных и сладких одновременно.

Нет. Нет!

Охотник прокусил губу до крови. Её вкус отрезвил. Что говорила Бри? Она послушала отражения и не справилась. Потому что… потому что думать надо о живых, а не о мёртвых. Один из первых законов Сумеречников, Гвидион же так долго вдалбливал его в голову нерадивому ученику.

Ноэль ещё жив, нужно думать о нём, нужно спасти его во что бы то ни стало. Только это смоет с рук кровь.

Призраки становились ярче, будто обретали плоть, их песни притягивали всё сильнее.

«Ступай в грёзу, милое дитя, с первым лучом солнца ты останешься с нами навсегда!»

Что говорил Аруин? Нужно пройти сквозь лабиринт отражений. Сквозь зеркала. Значит, их нужно разбить!

Сорвав с себя плащ, Николас располосовал его ножом на лоскуты и обмотал кулаки. Прорвётся! Обязательно прорвётся!

Окружив себя ветрощитом, Охотник подошёл к зеркалу, где отражался Эдвард.

«Прости, братец, но так надо».

Кулаки врезались в хрупкую поверхность, она пошла трещинами и разлетелась на осколки. Следующей оказалась Лизи – её было нестерпимо жалко, почти так же больно, как в тот день, когда Лучезарные перерезали ей горло. Но Николас ударил, разбил.

Мама… боги и демоны, как же это мучительно! Видеть их лица и убивать собственными руками!

Он зажмурился, представляя на месте родных видения из собственных кошмаров: Безликий, Белый Палач, гнусный двуликий Аруин. Как же Николас хотел расколотить зеркало в своей комнате во время медитаций. Теперь можно насладиться этим от всей души! Ярость выплёскивалась наружу, и Охотник бил, не замечая отражений, словно вырывал с корнем воспоминания.