Ковчег изгоев (СИ) - Куницына Лариса

— Звучит ужасно.

Я всё-таки попыталась приподняться, и он стремительно подошёл ко мне.

— Осторожнее, ваша рука!

Он поддержал меня за плечи, помог сесть и спустить ноги со стола. Я задумчиво смотрела на разрезанный и залитый кровью рукав футболки. Моя окровавленная куртка валялась на полу.

— Что с рукой? — спросила я, чувствуя, что мне не понравится ответ.

— Раздроблены обе кости, — искусственно спокойным тоном произнёс Дакоста. — Я сделал всё, что мог.

Я осторожно пошевелила пальцами руки. Они были холодными и слушались с трудом.

— Это правая рука, — как бы, между прочим, заметила я. — В ней я обычно держу меч.

— Я понимаю, — он виновато смотрел на меня. — Но единственное, что я смог сделать, это зафиксировать осколки в пористом макете кости. Он достаточно прочен для простейших действий, и со временем ячейки в его структуре заполнятся кальцием, а потом и сам каркас постепенно заменится здоровой костной тканью. Я подберу соответствующие препараты, и дней через десять рука будет в порядке.

— У меня, скорее всего, нет десяти дней, доктор.

— Минимум неделя, — вздохнул он.

— У меня нет и недели, — упавшим голосом сообщила я.

— Тогда будем молиться о возвращении МакЛарена. Может, он сможет больше, — почти прошептал Дакоста и отошёл к дверям. — Там уже несколько часов дежурят ваши друзья. Желаете их видеть?

— Конечно, — я осторожно провела пальцами здоровой руки по розовой пленке. Она только казалась мягкой, а на самом деле создавала жёсткую оболочку, фиксирующую руку.

Дакоста открыл дверь и в операционную вошли Хок, Мангуст и Белый Волк.

— Как рука? — с ходу спросил старпом. — Выглядит неплохо.

— Выглядит, — кивнула я, глядя, как следом за офицерами в комнату вошёл кот и, присев в сторонке, сочувственно взглянул на меня.

— Вы проигнорировали наше предупреждение, — с сожалением проговорил Белый Волк. — Не надо было идти туда самой.

— Верно, — согласилась я. — Но сделанного не воротишь. Спасибо коту, он не дал ей выстрелить второй раз.

— Он герой, мой золотой мальчик, — Хок ласково улыбнулся своему любимцу. — Он отважно бросился на врага.

— И так подрал несчастную Иону Белогурову, что мне пришлось наложить ей двадцать три шва, прежде чем ввести её в искусственную кому и уложить рядом с Дюбо, — пробормотал Дакоста.

— Каждый сражается, как может, — пожал плечами Хок. — Девчонка ведь тоже пыталась сопротивляться этому и даже предупредила нас об опасности.

— Ты думаешь, что кричала Иона? — нахмурилась я, вспомнив странный вопль, прозвучавший в зале пентаграммы. — Но кого она назвала папой?

Хок удивлённо посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнуло беспокойство.

— Откуда я знаю? Может, у неё в бессознательном состоянии возникли какие-то ассоциации с отцом… В любом случае, там никого кроме неё не было.

— Никого? — уточнила я и невольно бросила взгляд на кота.

— Да нет, — рассмеялся Хок. — Это ж всего лишь кот…

Он замер, поражённо глядя на маленького зверька, который сидел, виновато опустив голову, и его поникшие ушки свидетельствовали об охватившей его глубокой печали.

— Папа? — вдруг расхохотался Мангуст. — То ты носишься с этой зверушкой, как с родной.

— Постой, я ведь уже слышал этот голос, — проговорил Хок, неотрывно глядя на кота. — Там в катакомбах… «Хорьки позорные…» Так это был ты?

Он присел рядом с котом на корточки, пытаясь заглянуть ему в глаза. И кот совсем по-человечески, как признающийся в совершённой шалости ребёнок, закивал.

— И ты умеешь говорить? — прошептал Хок.

— Я боюсь, что он слишком хорошо умеет говорить, — вставил Мангуст.

Кот прижал уши к голове и поднял голову. В его устремленных на Хока голубых глазах стояли слёзы. Он снова кивнул.

— Ты что-то знаешь? — уточнил тем временем Белый Волк, сурово взглянув на Мангуста.

— Скорее, слышал о пронырливых и невероятно болтливых котах, которые тащат всё, что плохо лежит, и мастерски заговаривают зубы.

Кот страдальчески покосился на Мангуста и тяжко вздохнул, всем своим видом демонстрируя собой образец невинной жертвы жестокой клеветы. Сердце разрывалось, когда я смотрела на это глубоко несчастное и такое очаровательное создание. Даже не хотелось вспоминать о каких-то там двадцати трёх швах.

То, что Хок не железный, и сердце у него не из камня, я знала давно, и потому не удивилась, когда он протянул руки, осторожно взял кота под грудку и за задние лапки и, встав, пристроил у себя на груди, осторожно и ласково поглаживая.

— Не плачь, котик. Тебя никто не обидит.

Мангуст с усмешкой закатил глаза. Белый Волк подошёл к Хоку, посмотрел на кота и неожиданно почесал его пальцем по макушке.

— Странный корабль, странные люди, почему бы не быть странным коту? — он обернулся ко мне. — Он ведь на нашей стороне, разве нет?

Кот исподтишка поглядывал на меня.

— Ладно, — согласилась я, — на «Эдельвейсе» есть огромный серебристый пёс, который сочиняет стихи, но никому их не читает. На «Пилигриме» будет судовой кот, который говорит и предупреждает нас об опасности. По-моему, нормальное решение.

Я для проверки взглянула на Мангуста. На его смуглом лице светилась лукавая усмешка.

— Одним авантюристом больше… Почему нет? Если конечно он будет честно работать в команде.

Кот серьёзно и даже как-то сурово взглянул на него.

— Ну и как тебя зовут, мой друг? — спросила я. — Нам же нужно будет под каким-то именем зачислить тебя в экипаж.

Он застенчиво посмотрел на меня своими лазоревыми глазёнками и пробормотал чуть слышно:

— Свирепый Киск Гроза морей…

На сей раз прыснули даже Белый Волк с Дакостой.

— Киса, — ласково улыбнулся ему Хок. — Давай оставим для парадов громкие имена и титулы. А для нас ты будешь просто Киса.

Кот не возражал, он как совершенно нормальный кот прижался к плечу хозяина и снова оглушительно замурлыкал.

Весть о том, что кот у нас говорящий, мигом облетела весь корабль. За завтраком Киса оказался в центре всеобщего внимания. Каждый норовил сунуть ему кусочек повкуснее, чтоб услышать тихое и вежливое: «Спасибо». Сначала это внимание ему нравилось, но потом он в панике бежал на колени к Хоку, к которому уже никто не решался подойти с обрезком бекона или сосиски. Устав от общения, кот уткнулся мордочкой в живот хозяина и тихонько заурчал.

— Кот как кот, — пожал плечами Хок. — Вроде и не такой болтливый, как говорил Мангуст.

— Он пока стесняется, — предположила я.

— Может быть… А ты почему не отдыхаешь?

— Я уже отдохнула ночью. Под наркозом.

Он понимающе кивнул.

После завтрака я пошла в командный отсек и села за свой пульт, просто чтоб подумать. Окато сидел на своём месте, внимательно следя за обстановкой и показаниями приборов.

Говорящий кот отвлёк экипаж от моего ранения, и я была этому рада, потому что теперь к моей тревоге за Джулиана добавилась ещё одна, о том, что я буду делать, если к моменту поединка рука не восстановится полностью. Я много бы отдала, чтоб повернуть время вспять и ночью не ходить в зал пентаграммы. В конце концов, глупо делать всё самой, если у меня есть прекрасные специалисты. И раньше я очень хорошо понимала, что является моими обязанностями, а что должны делать подчинённые. Но последние годы я привыкла к самостоятельности и разучилась перераспределять работу, особенно там, где речь идет о серьёзной опасности. Давно известно, что легче идти самому, чем посылать другого, но это и есть одна из граней работы командира.

Мне придётся заново учиться многому из того, что я уже забыла. Сейчас бы к Вадиму Булатову на стажировку. Вот кто точно знал, что значит быть командиром.

В отсек вошёл Таро. Он спустился вниз и прошёлся вдоль дублирующих пультов, глядя на расстилавшуюся за окном жёлтую степь. Там всё снова стало по-прежнему. Даже, присмотревшись, можно было увидеть вдалеке перебегающих от норки к норке сусликов.

Я задумчиво поглядывала на звёздного самурая, пытаясь вспомнить, какая нога у него ранена. Его походка была лёгкой и уверенной, как всегда.