G.O.G.R. - Анна Белкина

— Вот это — номер! — буркнул Серёгин, когда Сидоров, потерпев поражение, отошёл от «марсианской» неуязвимой двери и выключил пилу. — Не открывается! Что же делать, что же делать… — раздумывая, Серёгин закружился по освещённому подземелью, глядя вниз, на свои башмаки.

Два милиционера из Краснянского РОВД скучали возле ревущего компрессора. Один от нечего делать обдирал на склоне холма одуванчики, а второй — просто сидел и глазел в макрокосм. Внезапно воцарилась тишина: заглох компрессор.

— Эй, Толян, смотри, — пробормотал один, кивнув на затихший агрегат. — Чего это с ним?

— А я знаю? — фыркнул второй и достал рацию, чтобы связаться с Серёгиным.

Команда Петра Ивановича в подземелье погрузилась в полную темноту. Неожиданно погасли все лампы, которые питались от компрессора, и Серёгину пришлось нашарить в кармане фонарик и зажечь его. По серым, покрытым пыльным налётом стенкам заплясали многочисленные чёрные тени. А одна, кажется, помахала Сидорову ручкой…

— Что случилось, что случилось… Да у нас тут темно, как… не буду говорить где! — ответил за Серёгина Сидоров. — Это я у вас хотел спросить, что вы с компрессором сотворили??

— Ничего… — пролепетал милиционер по имени Толян, глядя на «уснувший» по непонятной причине компрессор. — Он сам взял и заглох…

И тут вдруг компрессор как-то странно запыхтел, а потом — из его мотора вырвался маленький язычок оранжево-жёлтого пламени.

— Горит! — пискнул второй милиционер, по фамилии Хомякович, и подбежал к компрессору, пытаясь забросать его землёй.

Сидоров услышал в микрофоне рации его голос и сразу же заволновался:

— А что у вас горит?

— Где горит? — это к Сидорову подбежал Серёгин и вперил фонарик прямо сержанту в лицо.

— Ы… — пискнул Сидоров, отталкивая фонарик, который светил ему в глаза. — У них там, кажется… компрессор загорелся…

— Быстро все наверх! — скомандовал Пётр Иванович, как настоящий адмирал, и поспешил обратно, к лестнице, чтобы вылезти из пещеры.

Сидоров поспешил вслед за Серёгиным, рассекая холодный мрак подземелья лучом фонаря, а за Сидоровым потянулись и милиционеры из Краснянского РОВД, потащили свои паяльные лампы и циркулярную пилу. Сидоров, как обычно, соблюдал «правило Сидорова», но, как обычно, нарушил его и глянул в боковой ход. А из могильного мрака на него плотоядно сверкнули Горящие Глаза, и Сидоров уверен, что на этот раз они ему не померещились…

Когда вылезли из подземелья — от компрессора осталась лишь чёрная кучка оплавленного металлолома, наполовину засыпанная землёй. Это Хомякович засыпал: пытался сбить пламя.

— Что произошло? — осведомился Серёгин, разглядывая то, что всего полчаса назад являлось компрессором.

— Сгорел… — вставил Сидоров, а его фонарик до сих пор был включен.

— Сгорел, — повторил Хомякович. — Я закапывал, а он — никак, вот и сгорел…

— У вас есть эксперт-механик? — осведомился у Хомяковича Пётр Иванович, желая выяснить причину возгорания компрессора.

— Нету, — ответил Хомякович. — Позавчера заявление написал и в город уехал.

Пётр Иванович пред сиим препятствием не отступил: он решил позвонить в Донецк, к себе в РОВД, и вызвать в Верхние Лягуши Хлебоедова. А заодно — и показать ему следы шин в подземелье. Ещё Серёгин запретил переносить куда-либо останки компрессора, а велел Сидорову обмотать жёлтым скотчем ближайшие деревья и отгородить от «внешнего мира» тот участок, где они лежали.

Милиционеры из Краснянского РОВД уехали обратно в Красное, а Пётр Иванович решил ещё раз посетить Семиручко. Председатель сельсовета работал до пяти часов вечера, а часы Серёгина показывали только три, вот Серёгин и решил к нему наведаться и расспросить про Зайцева, про Свиреева, который притворялся Шубиным и про тракториста, чья фамилия из уст «свергнутого» следователя прокуратуры звучала, как «Ме-е-е-е!».

В Верхнелягушинском сельсовете, который нёс на себе все признаки готического замка, то бишь, сырость, мрак и холод, путь к Семиручко Серёгину и Сидорову вновь отрезала дородная Клавдия Макаровна. На ней было надето то же самое коричневое платье, и это платье уже громко трещало по швам на объёмистых боках сей готичной дамы.

— Константин Никанорович не принимает! — с механичностью робота заявила она, столкнувшись лицом к лицу с вошедшими в вестибюль милиционерами.

— Что, опять? — с долей иронии поинтересовался Пётр Иванович.

— Приходите в понедельник! — отрезала Клавдия Макаровна и хотела удалиться, однако Серёгин не позволил ей этого сделать.

— Сообщите Константину Никаноровичу, что к нему пришли из милиции, — с несгибаемостью дерева самшита сказал ей Пётр Иванович, и Клавдия Макаровна, не успев раствориться в готическом сумраке, застряла посреди дороги.

— Ну, — подогнал её Серёгин. — Скажите Константину Никаноровичу, что к нему пришли из милиции.

— Ла-ладно, — выдавила Клавдия Макаровна и, потрясая подсвечником, уползла в сумрачный и сырой коридор, едва не вступив в жестяное ведёрко, в которое с потолка капала мутноватая вода.

Семиручко был какой-то взвинченный: он то и дело ерошил руками свои реденькие пегие волосики и постукивал по ободранной столешнице толстой ручкой.

— Я устал, вы понимаете?? — этими словами он запустил в пожаловавших в его «обитель» «пришельцев».

— Понимаем, — согласился Серёгин. — Уже вечер, конец рабочего дня… Все устают, даже милиция. Но нам просто необходимо задать вам несколько вопросов.

— Я ничего не знаю! — заранее отказался Семиручко, закрывшись от «агрессора» Серёгина пухлой коричневой папкой.

— И про Зайцева — тоже не знаете? — не поверил Пётр Иванович, пытаясь заглянуть за пухлую папку и увидеть бегающие глазки Семиручко.

— Зайцев уехал из Лягуш, и я больше ничего о нём не знаю! — пробормотал из-за папки Семиручко и снова постучал по столешнице ручкой.

— И письма он вам не пишет? — задал наводящий вопрос Пётр Иванович.

— Нет! — отрубил Семиручко, не покидая укрытия за папкой.

— Ай-яй-яй-яй-яй! — покачал головой Серёгин и устроился на шатком стуле для посетителей, приготовившись к долгой беседе. Сидоров примостился на другом стуле и тоже приготовился к долгой беседе.

— И Свиреева не знаете? — Серёгин уже привык «раскручивать» молчунов, и поэтому сохранял спокойствие бронтозавра.

А вот, Семиручко, кажется, почувствовал, что подвергается допросу и начал нервничать, ёрзать в своём кресле и потеть. Поминутно он смахивал пот со лба сначала пятернёй, а потом — выпростал из кармана полосатый платок, по размеру своему похожий на простыню и начал вытираться им.

— Свиреев… — пискнул Семиручко, кажется, мучительно соображая, говорить ли ему, что Свиреев — это местный комбайнёр, или — тоже соврать, что и его не знает.

— Знаете человека по фамилии Свиреев? — настаивал Пётр Иванович.

Семиручко, видимо, сообразил, что милиция его обман обязательно раскроет, и решил не врать, чтобы не влипнуть ещё плотнее, чем он уже влип. Константин Никанорович отворил рот, собираясь раскрыть докучливому следователю личность Свиреева, но тут что-то произошло и вместо слов Семиручко издал мычание коровы.

Серёгин застыл от изумления. Сидоров вперил в «озверевшего» председателя сельсовета удивлённый взгляд и переспросил:

— Что-что?

Было видно, что Семиручко силиться что-то сказать человеческим голосом, но кто-то — наверное, местный чёрт — не даёт ему проронить ни слова, а заставляет тянуть «ноту Му».

— Му-у-у-у! — басовито мычал Семиручко, выронив папку, и взгляд его делался всё более животным.

— Выборочный гипноз, — прошептал Серёгин Сидорову. — И у него — тоже. Значит, мы с тобой на верном пути. Надо и дальше раскручивать эти Лягуши.

Испуганная вырывающимися из кабинета председателя нечеловечьими звуками, из коридора материализовалась Клавдия Макаровна с подсвечником наперевес. Увидев, что Константин Никанорович стоит на четвереньках и бодает кресло, она остолбенела на пороге, ошалело хлопая «нарисованными» глазками.

— Ч-что вы с ним сделали?? — вопросила она у Серёгина.

— Ничего, — просто ответил Серёгин. — Войдите в кабинет и сядьте вот сюда, — Пётр Иванович показал на освободившееся кресло Семиручко.

— Нет… — пискнула Клавдия Макаровна, боясь, что и её превратят в корову.

Семиручко тем временем, отполз от кресла к сейфу и теперь пытался забодать его металлическую дверцу, взбрыкивая ногами, словно молодой бычок.

— Зайдите, зайдите, — настоял Серёгин.

— Нет… — снова отказалась Клавдия Макаровна и хотела совершить попытку к бегству.

Но Сидоров вовремя пресёк эту попытку и проводил дородную особу к креслу Семиручко за локоток. Та едва не выронила свой подсвечник, однако сержант успел перехватить его и поставить на стол.