Сочинения. Том 1 - Евгений Тарле

Даффи поместил большое открытое письмо О’Коннелю в своем журнале, где доказывал, что федеральные планы не освободят Ирландию и что новый курс, принятый лидером, может вконец погубить движение против унии и стремление к полной законодательной самостоятельности. Приверженные О’Коннелю газеты отвечали; началась полемика, в которую вмешалась сначала английская, а потом даже и французская пресса. Консерваторы говорили, что О’Коннель сам понял бессмысленность своих прежних затей добыть для Ирландии самостоятельность и перешел к менее утопичным планам; либералы тоже приветствовали новый курс, намекая, что теперь не может встретиться никаких препятствий к возобновлению прежних дружеских отношений и союза между ними и ирландцами; были и другие, менее характерные отзывы. Но в самой Ирландии партия «Нации» быстро росла. Многие примыкали к мнению, что О’Коннель закапывает в землю движение и что нужно ему в этом помешать. Дэвис в «Нации» умолял О’Коннеля вернуться к прежнему, говоря вместе с тем, что Ирландия все равно не оставит дела борьбы против унии. Ряд других статей развивал ту мысль, что федерализм — не замена, а подмена требуемой полной ирландской самостоятельности. О’Коннель после некоторого колебания высказался в том смысле, что некоторые молодые люди подняли шум и крик, не вдумавшись, как следует, в смысл его слов. Он вовсе не хочет перейти к федералистам. «Я желаю им, федералистам, добра, пусть они работают так хорошо, как могут, но они — не мои дети, мне с ними делать нечего». Спор кончился таким образом победой «Молодой Ирландии». О’Коннель уступил, видя, на чью сторону склоняется общественное мнение, но этой победы он своим противникам не простил. В политической жизни обеих фракций ирландского общества накопились горючие вещества. Пришел их общий враг и бросил искру.

Роберт Пиль, всегда внимательно следивший за изменениями в общественном настроении Ирландии, решил, что одновременно или почти одновременно с репрессиями надлежит произвести диверсию в сторону умиротворения. Он был одарен тем чутьем, которое отличало лишь наиболее талантливых борцов против алармистских движений и которое всегда помогало сводим обладателям вовремя распознать, чем именно возможно примирить тех, которые желают примириться, и настал ли момент, когда нужно поторопиться дать немного, чтобы потом не быть принужденным дать больше. Он решил отвлечь от О’Коннеля наиболее миролюбивые элементы высшего и среднего католического слоев, влиятельные и по происхождению своему, и по богатству. Католическая аристократия и буржуазия с давних пор жаловались на то, что единственный в стране дублинский университет есть университет чисто протестантский; что там нет кафедры католического богословия; что университетский совет и профессорский персонал — протестанты; что, словом, этот университет существует для маленькой группы жителей Ирландии, а не для большинства. Пиль внес в парламент и провел через него закон об открытии в Корке, Голуэе и Бельфасте [40] трех учебных заведений с факультетами: юридическим, медицинским и камеральным. Закон божий совсем должен был отсутствовать в программе преподавания; по крайней мере от университета такой кафедры не полагалось ни для протестантов, ни для католиков; но если кому-нибудь угодно, он вправе на собственный счет завести соответствующего преподавателя в том или ином из новооткрываемых учебных заведений. План Роберта Пиля возбудил сочувствие в католическом обществе, хотя сильно не понравился католическому духовенству. Они называли новые заведения будущими рассадниками безбожия и требовали, чтобы правительство на собственный счет содержало католических богословов-профессоров. Но духовенству Пиль угодил тем, что (еще до этого билля об учебных заведениях) он провел через парламент закон о даровании католической семинарии в Майноте ежегодной субсидии в размере 21 тысячи фунтов стерлингов вместо 9 тысяч, которые семинария получала до тех пор (до 1845 г.); кроме того, это же духовное учебное заведение получило единовременное пособие в 30 тысяч фунтов. Все это весьма умиротворяюще подействовало на духовенство, и оно хотя и было недовольно новыми «атеистическими университетами», но не чувствовало пока особой склонности к протесту. Партия «Молодой Ирландии», со своей стороны, выражала удовольствие по поводу уступки Роберта Пиля нуждам национального ирландского просвещения. К числу вождей и руководителей «Молодой Ирландии» принадлежали и протестанты, и католики, и они вообще не особенно много внимания уделяли чисто религиозным интересам и тревогам ирландского католицизма. Их прельщало в мероприятии Роберта Пиля именно отсутствие всякого официального конфессионального элемента, полное уравнение всех вероисповеданий. Они не обманывались в оценке истинных мотивов первого министра, который, впрочем, и сам оправдывал [41] перед палатой свою умиротворительную политику тем соображением, что при серьезном конфликте, возникшем между Америкой и Англией, великобританское правительство должно сделать все от него зависящее для успокоения страстей в Ирландии и иметь руки развязанные в случае предстоящей внешней войны. Подобная мотивировка лишний раз, казалось, подтверждала мнение «Молодой Ирландии», что внешние враги английского правительства суть ео ipso друзья ирландцев и самым своим появлением на политическом горизонте уже приносят Ирландии благо; самый же билль об учебных заведениях получил полное одобрение молодой партии. Для желающих жертвовать на содержание богословов предоставлялись все удобства, облегчение всех формальностей; для желающих заниматься чтением религиозного характера отводились особые читальные комнаты, но никаких преимуществ той или иной религии не оказывалось. Еще при обсуждении билля в парламенте О’Коннель яростно напал на него, обвинял новый закон в безбожии и т. д. Даффи в своих записках замечает, что О’Коннель в данном случае встретился с сэром Робертом Инглисом, который тоже обвинял билль в безбожии. Совпадение было действительно довольно достопримечательно, ибо Инглис пользовался заслуженной известностью старого протестантского ханжи, закоренелого врага католиков и преследователя введения принципа свободы совести в отношении между церковью и государством. Сэр Инглис был обижен, что государственная власть недостаточно заботится в своем законопроекте о процветании единоспасающего англиканства, а О’Коннель негодовал на то, что не будет иметь никакой официальной поддержки единоспасающий католицизм; и О’Коннель не хотел даже утешиться тем, что теперь хоть приравнивают католицизм к англиканству, тогда как в Дублинском университете католицизм всегда был принижен и обойден. «Атеистический» характер новых заведений возмущал одинаково и его, и сэра Инглиса. Роберт Пиль мог торжествовать: не только ему удалось сделать кое-что для умиротворения католического духовенства (майнотскими субсидиями) и католических аристократии и буржуазии (новыми учебными заведениями), но одновременно ему удалось этими же самыми новыми учебными заведениями рассорить О’Коннеля с «Молодой Ирландией». Началась решительная и резкая борьба между О’Коннелем и группой журнала «Нация». Религиозный и самовластный старик не мог без искреннего гнева отнестись к молодым вольнодумцам, равнодушным к религии и непокорным его собственному авторитету; и что было особенно тяжело, — общественное мнение снова склонялось не на его сторону. Даже духовенство, в лице католических епископов, на специальном собрании решило, что при некоторых (совсем несущественных) поправках положение о новых заведениях может быть вполне одобрено верующими. Но и тогда О’Коннель не успокоился. Напротив, его раздражение как бы еще выросло, когда он увидел, что почва уводит из-под его ног. «Поздравляю сэра Роберта Пиля с успехом в этом эксперименте»! — яростно вскричал он в собрании «Ассоциации против унии» 26 мая (1845 г.). Он называл новый закон «нечестивой попыткой порчи и подкупа» и утверждал, что ни один независимый человек не возьмется читать лекции в одном из новых учебных заведений. В этом-то заседании и произошел давно готовившийся взрыв [42]. Прения становились все живее, и после речи одного молодого человека (Конвэя) член редакции «Нации» Дэвис поднялся и произнес: «Я хочу только немного слов сказать в ответ на полезную, рассудительную и умную речь моего старого школьного товарища, моего истинно католического друга, мистера Конвэя…» Тут его прервал неожиданно О’Коннель:

— Я надеюсь, что это не есть преступление, быть католиком?

— Нет, конечно, нет!

— Улыбка, с которой вы употребили это слово, могла бы привести к такому заключению, — продолжал О’Коннель.

— Нет, сэр, нет, — возразил Дэвис, — мои лучшие друзья, самые близкие мне друзья, самые истинные мои друзья — католики. Я был воспитан в смешанном учебном заведении, где я узнал, а узнав, полюбил моих католических земляков, и любовь эта не будет смущена нынешними случайными и несчастными разногласиями. Разъединение, увы, губило нашу страну целыми столетиями. Ирландцы, неужели снова оно его погубит? Будете вы брать ирландских детей с самой ранней юности и углублять различие между ними?» Дэвис в дальнейшей речи заявил, что некоторые дурные стороны в правительственном билле он видит, но к мнению католических епископов об этом законе всецело примыкает. В ответной своей речи О’Коннель вдруг перешел на личную почву. «Группа политиков, — воскликнул он, — называющих себя партией молодой Ирландии, желая руководить судьбами этой страны, вдруг появляется и поддерживает эту меру. Такой партии, которая называется «Молодой Ирландией», не существует. Могут быть несколько индивидуумов, которые присваивают себе это наименование. Я принадлежу к старой Ирландии. Пора уже положить конец этому заблуждению. «Молодая Ирландия» может предаваться выходкам, каким угодно. Я вовсе не завидую им в прельщающем их названии. Я буду помогать старой Ирландии; и у меня есть некоторое слабое представление, что и старая Ирландия будет мне помогать».