Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов - Павел Евергетин

— Брат Евстафий, Божий суд по твоим молитвам открыл, что тебя оклеветали. Помилуй ту, которую против тебя согрешила, ее терзают беспрерывные мучения, отпусти ей грех. Твои молитвы для нее мучительны. Умоли Бога, чтобы Он освободил ее от болезненных родов. Когда чтец вместе с епископом усердно помолился, несчастная женщина тотчас освободилась от бремени и родила ребенка. Она стала просить всех о прощении за беззаконие против праведника.

С тех пор все стали почитать чтеца как мученика. А он, оставив всякое мирское попечение, достиг высоты добродетельной жизни, так что удостоился от Бога духовного дара. Я рассказал об этом, чтобы вы знали, каким великим мучениям здесь, еще до предстоящего наказания в геенне предаются клеветники и какой великой чести и даров сейчас и в будущем веке удостаиваются оклеветанные, которые с молитвами и благодарностью переносят напасти и прибегают к Богу.

Великий Григорий, тщательно изучив эллинскую премудрость и поняв на опыте всю сомнительность, противоречивость и слабость языческих наук, стал учеником Христова Евангелия. Прежде чем возродиться в Крещении, он решил так управить свою жизнь, чтобы подойти к купели не запятнанным никакой мерзостью греха. Жил он тогда в Александрии, куда стекались все, кто хотел изучать философию и медицину. Но учившиеся вместе с ним молодые люди с трудом переносили, что их юный товарищ украшен премудростью, как величайший старец. Слава чистого — большой укор нечистым. Ничем не могли они оправдать свою невоздержанность и, чтобы впредь не вспоминать, что существуют люди не такие, как они, думали, как можно замарать великую чистую душу. Для этого они подговорили одну непотребную женщину из блудилища оклеветать святого.

Когда Григорий, как обычно, был увлечен обсуждением какого — то научного вопроса с местными учеными мужами, эта женщина развязно и дерзко подошла к ним и сделала вид, будто хорошо знакома с Григорием. Она говорила, что он ей недоплатил, прибавляя к этому еще и площадную брань.

Те, кто знали жизнь Григория, возмутились и попытались было урезонить скверную женщину. Но Григорий не смутился, не стал говорить, что его оклеветали и тем более показывать, что ему досадно слушать ее. Он не оправдывался, не говорил о своей жизни, не защищал свою чистоту. Оклеветанный не отрицал обвинения и не клеймил зло тех, кто выдумал клевету на него, но спокойно, не повышая голоса, повернулся к другу и сказал:

— Отдай ей, сколько она требует, чтобы мы могли продолжать наше обсуждение, и она не потребовала больше.

Друг святого Григория спросил у блудницы, сколько она хочет, отсчитал деньги и тем положил конец проискам против святого. Бесчестная женщина взяла плату, и тотчас Бог показал чистоту юноши и изобличил клевету его соучеников. А случилось вот что.

Как только она взяла деньги в руки, ею завладел бес — она завыла, как зверь, лишилась человеческой речи, упала ничком на землю на глазах людей. Зрелище страшное и ужасное для всех присутствовавших: она рвала на себе волосы, царапала себя ногтями, закатывала глаза, а из ее рта пошла пена. Бес отпустил ее не раньше, чем великий святой призвал Бога и помолился о ней. Эта повесть о юности дивного Григория — достойное преддверие его будущих деяний.

Есть подобная повесть и о великом Григории, епископе Акрагантинском, как он кротко нес крест клеветы. Он содержался под стражей в мрачной и душной темнице без окон, но все сносил терпеливо и незлобиво, и потому был прославлен Богом на большом собрании, когда оклеветавшая его девица, в которую вселился бес сразу после этого, была исцелена святым от одержимости на глазах у всех горожан. Все признали, что клевета была ложной, и правда воссияла.

Сабину же и Крискентину, которые выдумали, как оклеветать святого, тоже постигло возмездие. Вся их клевета состояла в том, что они заперли девушку в келье святого, когда он находился в храме, обращая к Богу полунощные молитвы. Только начало светать, они побежали к келье, вызволили девушку и уговорили ее осудить святого за ее плен. Но когда на суде была явлена правда, то по велению Божию их и их сообщников окутал густой черный дым, державшийся несколько часов.

Когда дым рассеялся, все увидели, что у клеветников лица стали черными, а губы бледными, особенно у зачинщиков. Они ни сжать губы ни могли, ни проговорить ничего не смели. Очевидно стало, что Бог их наказал. Наказание стало наследственным, весь их род был признан порочным, и из него не брали служителей Господу.

Рассказывал о себе авва Макарий: «Когда я был молод и жил в Келье в Египте, меня принуждали стать клириком в городе. А так как я не соглашался, то убежал в другое место. Ко мне пришел благоговейный мирянин, прислуживавший мне и помогавший в работе. Случилось так, что по искушению одна девушка в деревне впала в грех. Когда она понесла во чреве, ее спросили, кто виновник, она ответила:

— Пустынник.

Тогда жители вышли на улицу, притащили меня в деревню, и повесили мне на шею закопченные котелки и ручки от глиняных сосудов и отправили в город, и всю дорогу меня били и говорили:

— Вот монах, который растлил девушку из нашей деревни. Поддайте ему, поддайте.

Меня избили так, что я чуть не умер. Подошел кто — то из стариков и сказал:

— Прекратите, наконец, избивать чужестранца — монаха!

А мой послушник шел за мной, смущенный, ибо многие его оскорбляли и говорили:

— Этот анахорет, за которого ты ручался, знаешь, что он натворил?

Родители девушки заявили:

— Мы не отпустим его, пока он не даст подписку, что будет ее кормить.

Я сказал, что согласен. На этом и порешили. Когда я вернулся в келью, то отдал послушнику все корзины и сказал:

— Продай их и отнеси деньги жене на пропитание, — а сам себе сказал. — Ну, вот дружище, теперь у тебя есть жена, и тебе придется работать больше, чтобы прокормить ее.

И я работал днем и ночью и отправлял все заработанные деньги ей. Когда пришел срок несчастной рожать, она много дней не могла разрешиться от бремени. Ее спросили:

— В чем дело?

Тут она призналась:

— Я знаю, что оклеветала отшельника и обвинила его ложно, а забеременела не от него, а от такого — то юноши.

Пришел мой послушник и с радостью сказал, что эта женщина не смогла родить, пока не призналась, что она оклеветала тебя.

— Вся деревня хочет прийти сюда, — добавил он, — прославить тебя и покаяться.

Когда я услышал это, испугался, что молва людская повредит мне. Я встал тотчас и ушел сюда, в Скит. Вот первая причина того, что я здесь.

2. Жил один старец, братолюбивый и всеми любимый, который никогда даже в мыслях не мог представить зла. А некий брат украл вещи и подложил старцу в келью, а тот и не знал об этом. Через несколько дней вещи опознали, и представший перед братьями старец принес покаяние:

— Простите меня, каюсь.

А через несколько дней пришел брат, укравший вещи, и стал беседовать со старцем, которому он и подкинул их, и сказал ему:

— Ты ведь крадешь вещи.

Старец принес покаяние и перед ним, сказав:

— Прости меня.

Так же и когда погрешал кто — то из братьев и отрицал это, старец за него приносил покаяние и говорил:

— Это я виноват, простите меня.

Вот каким благоговейным и премудрым был преподобный старец, никого не обижавший даже словом.

3. Сказал старец, что во времена великого Исидора, пресвитера скитского, был диакон, которого за его добродетель Исидор рукоположил в пресвитеры, чтобы тот стал преемником после его смерти. Но он по своему благоговению не прикасался к своим новым обязанностям и продолжал служить диаконом. По злоумышлению врага ему стал завидовать кто — то из старцев. И когда все собрались в церкви на богослужение, этот старец вышел и подбросил свою книгу в келью брата. А после пошел и сообщил авве Исидору, что кто — то из братьев украл его книгу. Авва Исидор удивился и сказал, что никогда такого не было в Скиту.

Тогда сказал ему старец, подбросивший книгу:

— Пошли двух отцов со мной, и мы обыщем кельи.

Когда Исидор их направил, старец повел их в кельи других монахов, а потом и в келью брата. Там они нашли книгу и принесли пресвитеру в церковь. Брат сразу принес покаяние в присутствии всего народа перед аввой Исидором, объявив пресвитеру:

— Согрешил, наложи на меня наказание.

Пресвитер на три недели отстранил его от причастия.

Брат приходил на каждое богослужение, стоял перед входом в церковь и падал ниц перед всем народом со словами:

— Простите меня — я согрешил.

Через три недели он был принят в церковное общение. И тотчас в клеветника вошел бес, и бедняга стал исповедоваться и говорить всем: