Раз год в Скиролавках - Збигнев Ненацки

И так Антек Пасемко был похоронен по-христиански. Священник Мизерера произнес над гробом проповедь о справедливости Божьей, которая лучше и совершеннее, чем справедливость человеческая.

Потом он бросил горсть земли на гроб Антека Пасемко и сказал: «Из праха восстал и в прах обратишься».

Бросили горсть земли мать Антека Пасемко, его отец и два брата. Потом наступил момент очень неловкий, потому что, хоть и пришло на похороны много людей и тесной шеренгой окружали они могильную яму, никто из них не наклонился, чтобы взять горсть земли.

И тогда, видя, что происходит, доктор Ян Крыстьян Неглович протиснулся через толпу, взял в пальцы горсть желтого песка и бросил его на гроб Антека Пасемко, говоря громким голосом:

– Боже, отпусти нам грехи наши, как и мы отпускаем нашим виноватым. Теперь уже все, даже Рут Миллер, бросали по горсти земли на гроб преступника, а вместе с этой грудой земли словно бы избавлялись от тяжести ненависти, и становилось им легко от прощения.

И хоть какое-то время спустя один человек, кажется, какой-то чиновник из гмины, болтал там и сям, что в то время, когда умер Антек Пасемко, доктор вовсе не был за границей, а находился в стране, может, даже в Скиролавках, люди из деревни принимали это известие с полным равнодушием. Со временем для людей из Скиролавок Антек Пасемко перестал существовать, как будто бы никогда не рождался.

Однажды вечером писатель Непомуцен Мария Любиньски, поднимая голову от «Семантических писем» Готтлоба Фреге, сказал своей жене:

– Существуют, Басенька, законы, записанные в толстые книги, и законы моральные, которые живут в каждом из нас. Кто для собственной корысти ломает писаный закон, тот преступник. Кто же делает это во имя закона морального, считается человеком справедливым. Подумай, разве не нашлись бы такие смельчаки, которые бы покусились на законы писаные, например, на святое право частной собственности, если бы дошло до какой-нибудь революции? Мы устанавливаем законы писаные, потом устанавливаем новые и снова их ломаем. А знаешь, что дает нам право ломать законы? Чувство социальной справедливости.

– Ты вспоминаешь об этом в связи с похоронами Пасемко? – спросила пани Басенька.

– Нет. Мысли об этом мне навеял запах духов Нины Риччи, который от тебя идет, – заявил Любиньски, о котором многое можно было бы сказать, но не то, что он относился к наивным.

Люди из города, однако, не забыли так сразу о деле Антека Пасемко. Капитан Шледзик, как известно, любил дела запутанные, и, получив от полковника Крупы информацию, что доктор Неглович не пересек государственную границу, хоть клялся и божился, попросил у доктора подробный отчет обо всем, что он делал во время своего трехдневного, а точнее, почти четырехдневного отсутствия дома.

Блокнот капитана наполнился информацией: доктор приехал в столицу в среду рано утром, поставил машину на платную стоянку, в ожидании самолета позавтракал в ресторане аэровокзала, где познакомился с молодой красивой паненкой. Тогда он решил остаться, потому что не любит далеких путешествий. Благодаря связям той паненки, которую зовут Пчелка, он снял на трое суток комнату в отеле при аэровокзале. К сожалению, паненка удрала с пятьюдесятью долларами, которые он ей по ошибке вручил вместо пятидесяти злотых (обе банкноты немного похожи) на покупку одной мелочи. Рассерженный наглостью Пчелки, он с раннего вечера до поздней ночи ходил по ночным ресторанам столицы, предполагая, что там он наткнется на девушку и отберет у нее свои деньги. Девушку он, однако, не нашел. И назавтра, тоже вечером, в обществе знакомой продавщицы из магазина мужского белья, панны Юзи, он снова начал поход из одного ресторана в другой. На третий день такой поход он предложил своей старой знакомой, пани Ренате Туронь, но тоже без результата. На четвертый день он вернулся домой, в Скиролавки.

Капитан Шледзик, человек терпеливый и въедливый, поехал в столицу, где без труда при помощи коллеги из милиции нашел эту Пчелку, которая без особого сопротивления подтвердила слова доктора, так же, как, с несколько большим сопротивлением, призналась в присвоении пятидесяти долларов, и так оправдала свой поступок: «Он произвел на меня впечатление сумасшедшего. Не улетел, хотя билет у него был. Вручил мне пятьдесят долларов на покупку презервативов. Сумасшедшие всегда бьют девушек перед тем, как пойти в постель. Поэтому я удрала с деньгами. Это было в среду, в одиннадцать утра».

У продавщицы, панны Юзи, был жених, ее свадьба была назначена на Рождество. Неохотно она признала, что в четверг, перед закрытием магазина, появился в ее жизни доктор Неглович и пригласил ее на ужин в ночной ресторан. Они в самом деле ходили из одного ресторана в другой, что ей очень понравилось. Доктор, казалось, кого-то искал, спросил ее, в какой комиссионке можно купить духи Нины Риччи. Поздней ночью он отвез ее на такси домой, но духов для нее не купил.

Пани Рената Туронь – охотно и без сопротивления – призналась, что доктор, кажется, уже давно ее втайне любит. Его предложение поужинать вместе в ночном ресторане показалось ей привлекательным. За ночь они несколько раз меняли местопребывание, что показалось ей забавным. Потом он отвез ее на такси домой, хоть доктор уговаривал ее навестить его в отеле возле аэровокзала, на что она, как порядочная замужняя женщина, не могла согласиться. Гардеробщицы в нескольких ночных ресторанах подтвердили, что мужчина, которого им показали на фотографии, приходил в эти рестораны и спрашивал о Пчелке. Но было ли это в среду вечером, в четверг или в пятницу, этого они не помнят. Сторожа платной стоянки возле аэровокзала сообщили, что оставленный автомобиль марки «газ» с брезентовым кузовом трое суток не был использован владельцем. Горничные в отеле не помнили, свидетельствовала ли постель в номере 104 о том, что гость ночевал в отеле, охотнее они заявляли, что каждое утро застилали постель, в соответствии с распоряжением дирекции. Портье в отеле не могли сказать, бывал ли доктор в своей комнате или нет, гости часто уносят ключи в кармане и выходят с ними в город, хотя это и запрещено.

Потом, на совещании, которое капитан Шледзик, майор Куна и старший сержант Корейво провели в отделении милиции в Трумейках, было высчитано, что, если бы доктор Неглович захотел вручить Пасемко пистолет своего отца, у него было в распоряжении для этой цели около 31 часа, то есть с одиннадцати утра в среду до восемнадцати в четверг, когда закрывался магазин мужского белья.

Глядя на большую карту страны, которую Корейво развернул в своем кабинете, капитан Шледзик меланхолически сказал:

– Из столицы до Скиролавок можно доехать на такси за пять часов. Если же менять такси по дороге в разных городах и городках, то это может продолжаться шесть или семь часов. Понятно, существуют еще и поезда. Достаточно проехать поездом сто или двести километров, выйти на большой станции и на такси добраться на рассвете до леса недалеко от Скиролавок, незаметно оказаться на поляне, передать Антеку оружие, вернуться к такси, велеть отвезти себя на какую-нибудь станцийку и снова сесть в поезд. Так или иначе, но у доктора было достаточно времени, чтобы перед закрытием магазина мужского белья он мог появиться пред обличьем панны Юзи.

– Необязательно это был поезд или такси, – заметил Корейво. – У человека, прожившего на свете сорок пять лет и работающего врачом, всегда найдутся преданные друзья, у которых есть автомашины и которые живут в столице или неподалеку от нее. Например: несколько лет назад случилась тут такая история. Директор госхоза из ревности выстрелил в свою жену и, истекающую кровью, привез ее к Негловичу. Тот ее перевязал, ранение было, кажется, только поверхностное. Муж попросил прощения у жены, которая его любила, доктор это дело замолчал. Они до сих пор живут вместе, и сейчас – именно в столице. Насколько я знаю, у них есть машина. Думаю, что от этих людей мы никогда не узнаем, брал ли доктор у них машину и когда ее вернул. Я знаю и другой случай: одна женщина хотела избавиться от беременности..

– Хватит! – перебил его майор Куна. – Это дело безнадежное. Впрочем, как свидетельствуют факты, Антони Пасемко застрелился на лесной полянке около семи часов утра. Нет следов, которые бы указывали на участие посторонних.

– И неизвестно, действительно ли это пистолет хорунжего, – вмешался Корейво.

– Ну да, – согласился с ним Куна.

Капитан Шледзик открыл свой блокнот, а потом закрыл его с громким треском. – Благодаря доктору мы нашли тело первой жертвы Антека Пасемко. Теперь у нас есть полная картина дела: три жертвы и их убийца, который из-за угрызений совести или из-за страха перед местью людей застрелился на лесной поляне. Надо только пожалеть, что он не оставил посмертного письма, как это иногда бывает в детективах.

– Зачем бы ему оставлять письмо? – отозвался Корейво. – Письма пишут тогда, когда кто-то стреляется дома, за столом. А его убил категорический императив. В лесу.