Эпоха бронзы лесной полосы СССР - Михаил Фёдорович Косарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другая группа керамики (около 15 %) по ряду признаков имеет некоторое сходство с посудой замараевского типа. По предварительным наблюдениям имеются образцы, близкие керамике бишкульского типа. Названные другие типы посуды ни планиграфически, ни стратиграфически не расчленяются, залегают вместе. Это дает основание рассматривать андроновский комплекс керамики поселения Дуванское XVII как единовременный» (Стефанов, 1980, с. 234–235).
Вышеизложенное заставляет предполагать, что акцентированное внимание к нарядной посуде классического андроновского (федоровского) стиля затрудняет понимание андроновской керамики в целом. Видимо, эти колоритные, богато орнаментированные горшки являлись ритуальной посудой, существовавшей наряду с массовой хозяйственно-бытовой керамикой, служившей для удовлетворения повседневных бытовых нужд. До сих пор эта массовая рядовая керамика искусственно отчленялась от нарядной ритуальной посуды и объявлялась принадлежащей другим культурным группам — замараевской, канайской, бишкульской и пр. В результате такого подхода андроновская (федоровская) культура как бы растворялась в разных культурах и периодах и не воспринималась как цельная устойчивая система. Видимо, правы О.Н. Корочкова и В.И. Стефанов, которые считают: «Необходимо отказаться от попыток искать чистые федоровские поселения. Оригинальность федоровских поселенческих комплексов, но-видимому, заключается в органическом сочетании различных типов керамики, имеющих подчас мало общего между собой» (Корочкова, Стефанов, 1983, с. 143).
Из Свердловской обл. происходит несколько бронзовых вещей, которые принято считать андроновскими или во всяком случае относить к андроновской эпохе. Среди них кинжалы с «перехватом» (с. Красногорское на р. Исети и оз. Кунгур) и кинжал, напоминающий по форме рукояти и по манере насадки ее на лезвие одноименные орудия из Сейминского могильника в бассейне Оки. Однако все эти вещи относятся к категории случайных находок, и поэтому остается неясным, производились ли они на месте и кем (коптяковцами? андроновцами? черкаскульцами?) или являлись предметами южного импорта.
Приуроченность андроновских поселений Нижнего Притоболья к протокам и проточным озерам наводит на мысль о существовании запорного рыболовства. О значительной роли рыболовства в это время говорят также находки глиняных грузил. В целом же, учитывая естественно-географические особенности района и то обстоятельство, что Нижнее Притоболье было в эпоху бронзы пограничьем пастушеско-земледельческого и охотничье-рыболовческого хозяйственных ареалов, можно предполагать, что нижнетобольские андроновцы вели многоотраслевое хозяйство, сочетавшее производящие отрасли и присваивающие промыслы. С наибольшей очевидностью такая хозяйственная направленность фиксируется материалами Дуванского XVII поселения. Здесь найдены кости следующих животных: крупный рогатый скот (11 особей), мелкий рогатый скот (5), лошадь (4), лось (1), косуля (1), canis (1). «Кроме того, — сообщают О.Н. Корочкова и В.И. Стефанов, — охотились на птиц, кости которых также найдены на поселении. Частые находки грузил и скоплений рыбьей чешуи указывают на серьезное значение рыболовства… Можно предположить, что отдельные плодородные участки поймы и пойменные возвышенности могли использоваться под посевы сельскохозяйственных культур» (Корочкова, Стефанов, 1983, с. 150–151).
Верхнеобский вариант андроновской культурной общности. В Верхнем Приобье к настоящему времени исследованы полностью или частично более 10 могильников андроновской (федоровской) культуры, среди которых наиболее изучены Вахрушевский, Кытмановский, Нижняя Суетка, Ур, Большепичугинский, Преображенка III. Кроме того, здесь известно несколько поселений бронзового века, где встречены фрагменты андроновской керамики (Камень, Красный Яр, Ирмень I и др.).
Андроновские памятники Верхнего Приобья более полно будут рассмотрены в томе «Археологии СССР», который будет посвящен культурам бронзового века степной полосы нашей страны. Это избавляет нас от развернутой характеристики верхнеобского варианта андроновской общности. В нижеследующем кратком очерке мы ограничимся лишь некоторыми общими замечаниями, касающимися андроновской эпохи на Верхней Оби в целом.
В пределах верхнеобского варианта андроновской общности прослеживается такая закономерность: по направлению на север, к Томско-Нарымскому Приобью, в андроновской керамике наблюдается уменьшение удельного веса нарядной посуды классического стиля; соответственно возрастает количество простых баночных сосудов, орнаментированных елочными и зигзагообразными узорами. Интересно также, что курганные насыпи более характерны для могильников, где полнее представлены классические андроновские типы посуды (Вахрушевский могильник, Ур и др.); там, где в могильниках преобладают баночные сосуды с простой невыразительной орнаментацией, отчетливых курганных насыпей, как правило, не бывает (Томский могильник на Малом Мысе, Еловский II могильник, могильники Ближние Елбаны XII, XIV и др.).
Могильные ямы верхнеобских андроновских могильников имели обычно деревянную обкладку и перекрытие. Преобладающая ориентировка покойников — с северо-запада на юго-восток. В большинстве могил умершие захоронены по обряду трупоположения в скорченной позе, на левом (реже на правом) боку. Трупосожжения сравнительно редки. Однако это вовсе не означает, что трупоположение было характерно для всех групп верхнеобских андроновцев. В могильнике Ур из 28 могил лишь в трех захоронения совершены по обряду трупоположения, во всех остальных — трупосожжение (Матющенко, 1973в, с. 30).
В андроновских погребениях Верхнего Приобья с покойником оставляли глиняную посуду и украшения. Орудия труда (за исключением мелких неспецифических изделий типа шильев и пр.) — очень редкая находка. Однако на северной окраине андроновской общности, где классические андроновские (федоровские) черты в орнаментации посуды выражены очень слабо, наблюдается увеличение количества орудий в погребальном инвентаре (могильники Черноозерье I, Томский на Малом Мысе, Еловский II).
В погребениях андроновского времени лесостепной зоны Западной Сибири практически полностью отсутствует оружие. В этом отношении андроновское население резко отличается от предшествующих ему в предтаежном и южнотаежном Обь-Иртышье самусьцев (и кротовцев?). Возможно, продвижение в Западную Сибирь андроновцев не сопровождалось жестокими военными столкновениями с местным населением. Не исключено, что носители самусьской культурной традиции покинули эти места до прихода андроновцев. Сибирская этнография знает немало примеров полного запустения больших территорий в результате ухудшения окружающей среды (например, оскудения охотничьих угодий) или вследствие опустошительных эпидемий. Вполне вероятно, что основная масса носителей самусьской культурной традиции ушла на север Западной Сибири, в глубь таежной зоны. Во всяком случае, в дальнейшем эпизодические возвращения элементов самусьской орнаментации в лесостепную и южнотаежную части Западной Сибири были всегда связаны с продвижением на юг северного населения (молчановская и красноозерская культуры переходного времени от бронзового века к железному; кулайская культура эпохи железа; релкинская культура раннего средневековья).
В равной мере остается открытым вопрос о судьбах носителей кротовской культуры лесостепного Обь-Иртышья. Скорей всего значительная часть кротовцев растворилась в среде пришлого андроновского (федоровского) населения. Во всяком случае, позднекротовская керамика лесостепной Барабы, по наблюдениям В.И. Молодина, приобретает некоторые черты, характерные для андроновской посуды: штрихованные треугольники по венчику, горшковидная форма и пр. (Молодин, 1977, с. 68). Широко
