Самая страшная книга 2015 - Игорь Кром

- Все верно, отдыхаем, - сказал я, не в силах оторвать взгляда от капель краски. – Это Маргарита, моя супруга. Прошу любить и жаловать. Марго, дорогая, это Волька, школьный друг. Мы с ним были не разлей вода. Я тебе недавно рассказывал, помнишь? Прекрасный художник.

- Ваш муж, сударыня, мне очень помог в прошлом, - сказал Волька, пуская дым носом. – Это самое, слов нет, как я рад тебя видеть!

- И я тебя, дружище! Совпало-то как! Греция, пять звезд… а?

- Не верю в совпадения, - сказал Волька. – Мы же взрослые теперь уже люди. Давай считать, что мы всю жизнь к этому стремились! Фокусник, ты совсем не изменился! Разве что морщины эти твои вокруг глаз Чего не убрал? Ты же, это самое, можешь.

- Ну, положим, ты тоже не помолодел. Где волосы-то потерял? Всего пятнадцать лет прошло! Локоны были, как у девчонки. Марго, представь, у него волосы были до плеч и такие бело-желтые, кучерявые. Солнечный мальчик. Так называли, да? Кто-то такое прозвище тебе дал, уже и не помню…

Слова неслись бурным потоком, как это обычно бывает, когда встречаешься с прошлым. Я бы с радостью поведал множество историй о нас с Волькой, но Маргарита – милая моя Марго – была не слишком настроена на беседу. Это я определил по поджатым губам, немигающему взгляду и слегка склоненной голове. Я взял ее за руку, прикоснулся губами к влажной холодной коже, поцеловал переплетение вздувшихся старческих вен.

- Милая, - шепнул, – разрешишь поболтать со старым приятелем?

С властными и богатыми женщинами только так. Покорно и робко.

- Я закажу завтрак в номер, - сухо сказала Марго, кивнула Вольке и удалилась, не допив кофе.

Газета ее, оставшаяся на столике, шевелилась от легкого теплого ветра.

- Я чего-то о тебе не знаю? – усмехнулся Волька, кивая на удаляющуюся фигуру. – Ты же не серьезно? У вас разница лет в тридцать, не меньше. В альфонсы заделался?

- Любовь, она такая, - ответил я. – Сам-то женат? Кольца не вижу.

Волька постучал себя по лысине указательным пальцем:

- Не мое это. Другие дела есть, знаешь ли. Вещи, которые не отпускают.

Я спросил:

- С каких пор ты начал пить по утрам?

- С тех самых, как понял, что это отлично поднимает настроение, - усмехнулся Волька. Зубы у него были желтые и неровные. – Тебе тоже советую. Успокаивает.

А я подумал вдруг, что как-то не вписывается Волькин образ с пятизвездочным отелем, Грецией и Средиземным морем.

Волька – несомненно постаревший – при этом будто вынырнул из прошлой жизни. Из той, где мы носили одинаковые дешевые брюки и куртки, вешали на рюкзаки значки, пили пиво за школой, прикуривали первые сигареты и, конечно, обсуждали, кто какую девочку закадрил, кто с кем целовался, кто что успел пощупать или подглядеть. Он был Солнечным мальчиком, а я Фокусником. Школьные прозвища очень прилипчивы.

Этот мир остался в прошлом, замкнутый со всех сторон воспоминаниями, и появление Вольки никак не вязалось со всем тем, что я пережил за последние пятнадцать лет.

- Пиво будешь? – спросил Волька. – Холоднее, свежее. Я тут все сорта знаю.

Его маленькие глазки, окруженные набухшими гнойничками, вперились в меня. А мне, если честно, перехотелось общаться с лучшим другом из детства.

- Я мало пью, и тебе бы…

- Посмотри на мой живот, - перебил Волька. – Поздно завязывать, понимаешь? Тридцать пять лет на носу. Это ж почти старость!

- Сейчас и до семидесяти живут.

- Ага. Тетки с малолетними мужьями, мать итить. Нет, товарищ Фокусник, мне до семидесяти никак. С такой жизнью загнусь к полтиннику, только меня и видели.

Я поднялся, посмотрел на робкие белые облака, тянувшиеся вдоль горизонта.

- Пожалуй, мне пора. Извини.

- Не извиняйся, - перебил Волька, вновь стряхивая пепел. – Я все понимаю. Думал, мы с тобой, как и раньше, по-братски пообщаемся, слово за слово. У нас, это самое, секретов не было. Баб же всегда обсуждали. У какой жопа маленькая, у какой сиськи торчат. Ну, я и… в общем, забудь. Кто прошлое помянет, тому глаз вон.

- Давай позже увидимся. Ты же здесь где-то?..

- Если что, ищи меня у, этих, горячительных напитков.

Я оставил его за столиком с недопитыми чашками кофе, развернутыми газетами и сигаретным пеплом на белоснежной скатерти. Казалось, Волька смотрит мне в спину, но я не хотел поворачиваться.

Прошлое захлестнуло, выбив из комфортного настоящего. А я торопился вернуться обратно.

Волька стал мне лучшим другом с девятого класса. Мы начали тесно общаться, когда подготавливали сценки для школьного КВН. Волька отлично рисовал, а я, помимо КВН, занимался декорациями и готовил фокус, который открывал программу школьного выпускного. Мне нужно было нарисовать ширму – что-нибудь таинственное, с яркой надписью и призраками. После школы я догнал Вольку по дороге к остановке и спросил, сможет ли он мне помочь.

- Что взамен? – спросил Волька, лениво жуя зубочистку.

До этого момента мы были знакомы поверхностно, потому что учились в разных классах. Знали, разве что, по прозвищам. Солнечный мальчик и правда выглядел солнечно – золотистые кудри ложились на плечи и закрывали лоб. Прозвище казалось насмешкой - уже тогда он был далеко не красавцем. Волька постоянно потел, его лоб был усеян крупными гнойными прыщами, а жировая складка под подбородком больше всего походила на губку.

Я заранее придумал ответ. Мне было что предложить.

- Держи, - протянул Вольке баночку от детского питания. Сейчас она была наполнена совсем другим. – Это отличный крем. Натри лоб на ночь, завтра с утра посмотри в зеркало. Гарантирую, что ты прилетишь ко мне на первой же перемене.

Он прилетел еще раньше – до первого урока! Лоб у него блестел от пота, но прыщи заметно поредели. Волька схватил меня под локоть и потащил на лестничный пролет, где, зажав у батареи, взволнованно затараторил:

- Ты, это самое, что сделал? Как это вообще? Круто же! Я глазам своим не верю! За одну ночь, блин! Это ж один мазок. А там крема твоего еще недели на две, да?

- Все забирай, - сказал я. – Только ширму мне нарисуй, пожалуйста. У меня в этом деле руки из одного места растут.

- Какую ширму, какую ширму? Я тебе сто ширм за такие дела нарисую! – Волька тряс белыми с желтым отливом кудрями, не в силах подобрать нужные слова. – Если ты мне еще тюбиков дашь, я даже, это самое, фокус за тебя покажу, во!

Конечно, я не дал бы ему показать за меня фокус на выпускном.

Потом я подарил Вольке еще три тюбика. Крем назывался «Молодость», и он был одним из четырех волшебных кремов, которые я умел готовить.

Первый крем я сделал самостоятельно, наткнувшись на статью в мамином журнале. Хорошо помню женское лицо крупным планом. Вместо глаз лежали дольки огурцов. Я долго всматривался в эти дольки, пытаясь понять, лежит ли женщина с закрытыми глазами или смотрит на меня сквозь растрескавшуюся мякоть.