Сборник "Похитители душ" - Ник Перумов

Савелий Сергеевич продолжал задумчиво смотреть на улицу.

– Это отсюда я собирался… прыгать?

– Да.

– А там, где я был… в моей галлюцинации здесь был выход, спасение…

– Правда?

Профессор кивнул.

– Вот видите, Толя, оказывается, я тоже – волевой и цельный человек, и, оказывается, в моем прошлом тоже есть большой страх. – Савелий Сергеевич потер виски. – Теперь я понимаю, что спровоцировал галлюцинацию сам, открыв холодильник. Галлюциноген заработал, ощущение холода вызвало воспоминание…

– Извините, если вам неприятно…

– Нет, нет, Толя, «неприятно» – совершенно неподходяще слово в данной ситуации. – СССР отошел от окна и сел на стул. – Когда я учился на четвертом курсе, у меня погиб друг. Тоже альпинист. Алеша Скальский. Представляете, какая подходящая фамилия для альпиниста? Я просидел с ним, мертвым, ночь в ледяной пещере. Потом нас нашли. У меня были сильно обморожены ноги, сложный перелом. Врачам удалось спасти только одну.

– Как это? – Мухин ошарашенно смотрел на Профессора.

– Вместо левой ноги у меня протез. – Савелий Сергеевич сказал это так просто, что Мухин поежился. – Ничего страшного, Толя, все уже позади.

Через час пятеро будущих жерв науки пищали в вытяжном шкафу, а ошалевшая Матильда носилась по полу, не обращая внимания на робкие попытки Савелия Сергеевича ее утешить.

– И как вы теперь? – спросил Шестаков у Профессора.

– Буду резать, – мрачно ответил тот. – И искать.

Миша несколько раз пружинисто прошелся по комнате, а потом скомандовал Мухину:

– Все, Муха, пошли. Савелий Сергеевич и так сегодня напереживался. Дадим человеку отдохнуть от нас. – И, выходя, быстро и весело шепнул, наклонившись к Тане: – Я очень рад, что мне не надо задавать вам одного пошлого вопроса.

– Какого? – таким же заговорщическим шепотом спросила девушка.

– Дайте телефончик?

Глава восьмая

Миша

Крысы продвигались по тоннелю неспешно, но уверенно. Начиналось их время. Несколько часов под землей будет тихо. Огромные грохочущие поезда до утра простоят в тупиках, люди отправятся спать. А те немногие, что остаются здесь на ночь, не будут надоедать своей суетой.

Вот. Знакомый запах. Запах человечьей еды. Настоящей, без отравы.

Несколько вожаков, выстроившись треугольником, неслышно двинулись к ступенькам. Чуть поодаль остановились самки. Носы их жадно шевелились, рот наполнялся слюной. Они нетерпеливо переступали лапами в ожидании добычи.

– Здорово, Гмыза! – громко поздоровался Шестаков, входя в подсобку. Там никого не было, только где-то далеко в коридоре звякали железками. – Гмыза! – Повторил он громче. – Встречай гостей!

– А… – неопределенно протянул Витек, входя. – Здорово.

За последний месяц его отношение к Шестакову претерпело такие сильные изменения, что Витек начал всерьез задумываться – можно ли называть строгого начальника «Выборгских крысоловов» просто «Мишкой».

Следом за Шестаковым вошел Толик. Если бы Витек Гмыза имел обыкновение читать на досуге шедевры мировой литературы и иногда позволял себе литературные сравнения, он бы ни за что не сравнил Шестакова с Дон Кихотом, но, несомненно, отметил бы громадное сходство Мухина с Санчо Пансой.

Поглядев зачем-то Толику за спину, Гмыза выждал несколько секунд, нерешительно прокашлялся и спросил Шестакова:

– А эти, ваши молодцы, сегодня не придут?

– Не-е, – Миша сел на стул, по-домашнему вытянув ноги, – выходной у них сегодня.

Гмыза поморгал белесыми ресницами. Он думал. Казалось: прислушайся хорошенько – и услышишь, как поскрипывают его мозги.

– Выходной? Так ведь вроде не воскресенье… Че, может, праздник какой, а я не знаю?

– Праздник, праздник, да только не про тебя. – Шестаков достал из кармана пачку сигарет и положил на стол. Сейчас он страшно нравился сам себе. – Иди ко мне в «Крысоловы», будут и у тебя выходные…

– А премии даешь? – жадно спросил Гмыза.

– Зависит от улова. – Миша старался не улыбаться. – Вот, например, во вторник прошлый ребята на «Академической» от-тлично поработали, план на сто пять с половиной процентов выполнили, – Витек слушал, вытянув шею, – так я им сразу – два ящика пива выкатил.

Гмыза выдохнул разочарованно:

– Пи-иво… А наличными не даешь?

– Даю, – весело согласился Шестаков. – Да ты не раздумывай, Грымза, дело верное! Да и поздно тебе раздумывать… В историю ты уже попал.

– В какую такую историю?

– Муха, покажи ему, – попросил Шестаков. Сам же он закурил, встал и начал прохаживаться по комнате, напевая что-то себе под нос и пытаясь изобразить чечетку.

– Вот. Прямо на первой полосе, – сказал Толик, подавая Витьке свежий номер «Часа пик». Миша, щурясь от дыма, наблюдал за Гмызой.

Под крупным заголовком «А мы не брезгливые!» помещался темноватый снимок второй бригады «Выборгских крысоловов». Шестаков настаивал, чтобы группу сфотографировали прямо перед выходом в тоннели. По этому поводу у него даже вышел небольшой спор с фотографом и корреспондентом. Газетчики требовали антуража, подвигов, «крутых ребят» на фоне убитых крыс. Шестаков стоял твердо: или «до работы», или никак. Ребята на снимке стояли веселой толпой, неловко засунув руки в карманы, и улыбались в объектив. Откуда-то сбоку таращил глаза застигнутый врасплох Гмыза.

– Это я, что ли?

– Ты. Нравится?

– Ух ты… – Витьку раздирали самые противоречивые чувства. И щенячий восторг при собственной физиономии в настоящей газете. И тихая паника: а вдруг маманя увидит? И действительно решит, что ее родной скромный сынок Витя – один из этих, небрезгливых. Да, в общем, нет, сомнительно, до ихнего захолустья такие газеты не доходят. Туда и «СПИД-ИНФО» через полгода в лучшем случае добирается…

– Чего?

Мишка, оказывается, два раза что-то спрашивал.

– Ключ, говорю, от четвертой комнаты дай! А потом мечтай дальше.

– О чем это я мечтаю? – рассеянно спросил Витек, подавая ключ.

– Ну, не знаю, о письмах поклонниц, наверное.

– А что, вот если вот так, фотография в газете – могут написать?

– Конечно!

– Хм, а адрес откуда берут?

– Темный ты, Гмыза. Они же в адрес редакции пишут. – Шестаков стал в позу и с надрывом продекламировал: – «Здравствуй, дорогая редакция! Пишу тебе в первый раз, потому что влюбилась без памяти в парня, который у вас в углу фотографии, которая напечатана в номере… – Миша заглянул Гмызе через плечо, – от двадцать третьего мая. Прошу тебя, дорогая редакция, передайте ему, что я жить без него не могу и не сплю уже третьи сутки…» – Голос Шестакова дрогнул, Мухин затрясся от смеха, привалившись к стене, и Витька наконец очнулся: