Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– Перед тем, как присоединиться к словам брата, я бы хотела посмотреть на список прав и обязанностей, налагаемых участием в вашей Джирге, – тщательно подбирает слова дочь хана.

Пуштуны начинают смеяться, а здоровяк поясняет сестре:

– Это изустный свод правил. Его нет в письменном виде. Чтоб знать его, надо быть пуштуном. Там даже не знать, там скорее чувствовать надо… Ну или специально пообщаться с ними на эту тему придётся, долго; но всё равно могут быть пробелы.

– Будьте моими гостями, уважаемые, – встряхивает волосами дочь хана. – Кто из вас согласится ввести меня в курс прав и обязанностей, налагаемых правилами Пашто‑Валлай? И участием в джирге? Оговоримся сразу: это никак не аванс и не заявка на участие туркан в ней. Это просто оценка всех обстоятельств, перед принятием решения…

– Благодарим за гостеприимство, – чуть кланяется пуштун, говорящий на туркане. – С твоего позволения, о нашем народе буду рассказывать я. И воспользуюсь вашим гостеприимством на столько времени, сколько потребуется, чтоб ответить на все ваши вопросы.

– А правда ли, уважаемые хозяева, что вы каким‑то образом научились ловить ещё и рыбу в реках? – спрашивает кто‑то из Дуррани. – В наших землях тоже есть реки, вам мы не помешали бы своей ловлей. Но искусство ловли рыбы никому из нас не знакомо. Возможно было бы научить этому и нашу молодёжь?

– Этим занимается брат, – отмахивается дочь хана, указывая на здоровяка. – Договаривайтесь с ним.

– Возможно, конечно, – устало кивает здоровяк. – Места под Солнцем, рыбы в воде и травы в Степи нам не жаль. Только пусть ваши кузнецы и женщины помогут сделать снасть получше? И вначале с оставшимся десятком воров разберёмся…

_________

Десяток пашто уже давно нервничает в ожидании малика либо каких‑то указаний: с неклеймёным гуртом овец, ни к каким людям идти нельзя, включая своих. Более того: к своим нельзя в первую очередь. Потому что возникнут вопросы, и кто‑то что‑то со временем наверняка прознает. А в этом случае будет лучше самому утопиться.

Но от малика нет новостей, да и клеймо для овец от кузнеца должен был привезти он сам, либо кто‑то из его ближайших людей.

Первое время десяток выставлял даже пару часовых по краям плато, но сейчас уже не до этого: кажется, о них полностью забыли.

Не хочется думать о том, что отсутствие малика может иметь серьёзные причины.

Внезапно раздаётся грохот, очень похожий на выстрел из оружия «барсов Султана». Один из десятка падает, как подкошенный.

Буквально через секунду тот же грохот роняет на землю ещё одного человека.

Неужели люди султана?! Да нет, мелко для них… из‑за каких‑то овец…

Пока оставшиеся на ногах размышляют, третий выстрел сбивает с края плато вниз третьего человека.

Оставшиеся семеро бегут к пасущимся неподалёку коням и, как есть, вскакивая на тех без сёдел, пытаются направиться к спуску с плато.

Вдруг, откуда‑то из‑за ближайших к повороту камней, слетает до десятка арканов, захлёстывая пятерых человек и сдёргивая их с коней.

Оставшихся двоих ещё до поворота сбивает на землю последняя пара выстрелов.

_________

В своих забегах по горам от трех сотен мало уступающих мне ребят (а особенно – от их собак), я не только чуть проредил их количество. Я ещё и разжился кое‑каким их снаряжением. В частности, кстати пришлась местная винтовка с десятком выстрелов, снятая мной с одного из трупов.

Можно было бы взять второй десяток зарядов со второго, но я ещё с колледжа был предупреждён: местные маги чувствуют боезапас, если тот выше определённого количества. А единственным моим шансом было как можно дольше оставаться незамеченным.

Спасибо местным конструкторам, или кто тут в их роли: по эргономичности и рациональности, этот образец оружия мало уступит даже современным мне там образцам: разбираясь на десяток с небольшим компонентов, она компактно укладывается хоть и в узел, с которым я путешествовал всё это время.

На дополнительные десять зарядов, в итоге, я покушаться не стал: сильно в моей жизни они ничего не меняли, а вот осложнить моё и без того не самое приятное положение могли вполне. Мало ли какая там чувствительность у стихийных магов Султаната.

Винтовка пригодилась уже сейчас против десятка пуштунов, угнавших наше стадо: половину из десятка вообще удалось перестрелять на расстоянии: несмотря на убогий прицел, дальность прямого выстрела у этой штуки весьма впечатляет даже меня.

Глава 33

– … но ведь и вы тоже часто поступаете именно так! – горячится наш гость, откликающийся на имя Bacha. Лично у меня вызывающее смесь идиосинкразии с истерическим смехом (хотя на самом деле, у них какой‑то монарх был именно с таким именем).

– Для нас такие поступки – очень серьёзное исключение и следствие каких‑то особых редких событий! – Не меньше нашего гостя горячится Алтынай, укрывая вместе с ним письменами очищенный участок земли возле шатра. – А у вас они просто часть образа жизни… Часть вашей Системы, как говорит мой брат. Знаете, Бача‑ақа, у нас в степи Ислам прижился не сразу, и не быстро. – Всё ещё размышляет вслух Алтынай, хотя лично мне её будущее решение уже пару дней как очевидно. – И нельзя сказать, что путь Ислама у нас был безоблачен, скорее наоборот. По большому счёту, и сейчас нам есть куда расти в этом вопросе. А принятие норм, напрямую противоречащих… Я не считаю это решение правильным. Даже если начать с меня. Я – последняя оставшаяся в живых в нашей семье. По вашим правилам, я и наследовать за отцом бы не могла, так?

Сам Бача уже который день гостит у нас, внимательно присматривается, и уже обо многом в курсе. Впрочем, мы и секретов особых от него не держим.

– Женщины не наследуют. Следовало бы призвать кого‑то из родственников вашего отца, да хранит его душу Аллах и приветствует. – Осторожно отвечает Бача, тоже напряжённо размышляя.

Вообще, как по мне, мужик изначально занялся бесполезным: агитировать Степь примкнуть к Джирге – это всё равно что разом решить конфликт менталитетов. Скажем, на этой же самой территории, с этими же самыми (с известным допуском) этносами, то же самое не удалось даже в другом, гораздо более просвещённом мире. В гораздо более развитый век, стоило лишь чуть тряхнуть древо Государства. Этнические конфликты перемежались с религиозными, и лично я помню вспоротые пришедшими талибами животы у целых селений азара‑хазарейцев, причём в окрестностях Кабула, в первой половине девяностых.

Так же, как и собранные на окраине кишлака со всех домов телевизоры, которые пришедшие бородачи расстреляли из пулемётов, взывая к религиозной сознательности масс. И оперируя недоступными мне категориями, оправдывающими уничтожение «этих порождений шайтана» (то есть телевизоров), размягчающих дух правоверных, я тогда не понял правда, каким образом.

А в это время с Земли в космос уже вовсю летали многоразовые космические корабли.

– Ну и зачем это лично мне? – улыбается Алтынай. – Не говоря о кровной мести, о вашем понимании достоинства и чести, и многом другом. При этом, учтите: из всех наших, я наиболее открыта к возможным переменам, и любопытна как в силу возраста, так и в силу пола. Поймите правильно: туркан не исключают ни дружбы, ни совместной поддержки с пашто. Но вход в Джиргу – это как минимум ещё и проблема языка. Говорить на пашто мы не будем.

– В этом случае, не о чем говорить. – Влезаю я, поскольку в их беседах участвую не менее их самих, в роли консультанта Алтынай. – Язык раз, браки только со своими, два: как минимум, по поводу этих двух пунктов Джирга пашто непримирима всегда и будет непримирима всегда.

– С этим утверждением трудно не согласиться, – задумчиво кивает Бача. – Хотелось бы верить в какие‑то взаимные уступки, но тут ты скорее всего прав, Атарбай. А ведь и у нас не так мало родов, которым сама идея ввода туркан в Джиргу будет, словно укус слепня коню во время гона. Видимо, противоречия традиций действительно слишком глубоки. Жаль…