Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня сейчас нет начальника, – стражник хмуро поднимается и принимает из рук лысого здоровяка письмо двумя руками. – Начальник стражи уехал. Остался только Наместник.
– Прочти, не запечатано, – кивает лысый сотнику стражи. – И написано на дари и пашто.
«1. В городе … отсутствует городская стража.
2. В городе … отсутствует городская лечебница.
3. В городе … отсутствует справедливый, работающий, честный суд, уважаемый жителями города и несущий всем без исключения Волю Султана.
Властью, данной мне Тамгой, объявляю:
Собрание жителей города, именуемое городским Советом Старейшин, считать Городской Властью вместо Наместника, пока не будет объявлено иного. По вопросам справедливого суда, разных видов вспомоществования, защиты от притеснений и в случае надобности в Городской Страже, жителям надлежит обращаться через Старшину своего квартала или базарного ряда в Совет Старейшин Города. Налоги оплачиваются, как и раньше: либо сразу в ведомство Городского Казначея, либо своему Старшине.
Дворец Наместника больше не имеет власти в данном городе, пока не будет объявлено иного.
Никаких обид либо разорений Наместнику либо его Дворцу не чинить: каждый дом города неприкосновенен.
Подписано:
От имени Орды …
От имени Джирги …
Муфтий …
Казначей … »
– Если боишься передавать сам, можем помочь доставить, – пожимает плечами лысый после того, как стражник оканчивает читать. – Это уже три дня как висит на базарной площади.
– Нет, бояться нечего, – задумчиво говорит его собеседник. – Просто у нас во дворце и не знают, что власть поменялась…
– Э‑э‑э‑э‑э, не говори так! – поднимает палец лысый. – Ты же умный человек, хотя и… служишь Наместнику.
Далее лысый почему‑то хмыкает, давя смешок, затем продолжает:
– Власть принадлежит только Султану. С этим не спорит никто. Просто родня Султана, увидев творящиеся непотребства, по просьбе жителей города, временно исправляет ситуацию.
– Ага, и с пашто договорились, – задумчиво смотрит на лысого стражник.
– Не только, – обижается лысый. – С пашто это само собой. Но ещё – с муфтием. Со Старшинами базара. Со Старшинами городских кварталов. С Казначеем. А если говорить о пашто, то знаешь сколько там аксакалов в джирге? Думаешь, легко было убедить каждого?
– С Ордой за спиной, которую поддерживает хотя бы половина Джирги пашто – легко убедить любого. – Уверенно отвечает стражник.
– Ты просто не понимаешь. Потому что смотришь на вещи из Дворца, – досадливо бросает брат дочери хана. – Уже сейчас четыре пятых всех вопросов решает Совет Старейшин города. Нам власть не нужна, если я правильно понял твои мысли. Которые ты так и не высказал вслух.
– А зачем тогда это всё?! – стражник удивлённо ведёт рукой вокруг себя, неопределённо двигая пальцами в воздухе.
– Ты всё равно не поверишь, – коротко бросает лысый, собираясь покидать шатёр. – А мне будет лень с тобой спорить. А если мы поспорим, то настроение испортится у обоих. А ты не поверишь всё равно.
– Погоди, – удерживает за руку лысого стражник. – Ты действительно хочешь сказать, что власть в Городе сейчас принадлежит людям?
– Так. Не говори так больше. – Резко оборачивается здоровяк. – Власть принадлежит Султану. Это не обсуждается. По крайней мере, говорить вслух нужно только так... Ваш Наместник думал иначе, и где он теперь… Другое дело что пути, которыми эта власть управляет в городе, Султану не интересны. Ему важен результат: налоги.
– А пути определяет народ? – продолжает настаивать стражник.
– А так всегда было. И горе стране, в которой иначе, – вступает в беседу сотник Орды. – Кстати, знаешь, как мы называем нашу Родину на нашем языке?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Я не говорю на туркане, – хмурится в ответ стражник.
– Земля Свободных Людей. А свободы рядом с рабами не бывает. И сюда мы согласились откочевать только с условием сохранения своей свободы. – Непонятно отвечает ордынец. –Ладно, иди неси ответ Наместнику…
На выходе из лагеря, сотника городской стражи догоняет молодой парень со словами:
– Сарқыт! – протягивая завёрнутые для удобной носки лепёшки, мясо, и отдельно – изрядную меру ещё горячего плова в странной большой керамической посуде, стоящей в чересседельной кожаной сумке.
– Не донесу, – чуть удивляется стражник.
– Коня бери. – Говорит на ломаном дари парень‑ордынец. – Коня отдашь любому нашему в городе.
_________
– Ну и что дальше? – спрашивает Алтынай, с интересом наблюдая, как я начиняю большую рыбину (надеясь сегодня в конце‑концов приготовить коктал).
Квартал кузнецов, наконец, сладил нужный мне железный ящик. А быстрые местные пацаны не поленились смотаться километров за тридцать, за ивовыми щепками.
– Всё как ты планировала, – пожимаю плечами. – Здесь теперь хозяйка ты. Налоги Султану я бы, на твоём месте, ещё какое‑то время посылал. Просто чтоб полностью сплотить жителей провинции общей идеей. А потом, возврат этой именно отдельной Провинции будет стоить дороже, чем махнуть на неё рукой.
– Не планировала так рано, вместо отца… – Алтынай не договаривает, продолжая наблюдать за мной.
– А ты и не вместо, – качаю головой. – Всё то, что сделано, стало возможным исключительно потому, что совпало с чаяниями простого народа. Разных народов. Мы просто не путаем цель и инструмент.
– А что есть цель? – всё также задумчиво спрашивает Алтынай.
– Не навязываю. Но лично мне кажется, что целью должно быть благополучие народа. Населяющего местность. А всё остальное – инструменты. Как то: власть, своя Орда под рукой, договор с Джиргой. Налоги, на которые строится лечебница; справедливый суд, не глядящий на сословия, и так далее…
– Почему это всё никогда не получается у старших? – Неожиданно серьёзно спрашивает Алтынай.
– А старшие успевают насмотреться плохого. И перестают Верить. Потому их путь ведёт не туда, куда надо, – пожимаю плечами. – И потом, ты не путай свои желания с планами и задачами. Крепка лишь та власть, которая есть продолжение Воли Народа. Но далеко не все это понимают.
– А если народов много, и у каждого народа свои желания?
– Это развалило не одну хорошую страну, – киваю. – Но здесь, с помощью Всевышнего, у тебя получилось почти невыполнимое. С моей взрослой точки зрения.
– Ты не оставишь меня? – Алтынай серьёзно смотрит мне в глаза.
– У меня очень немного близких людей в этой жизни, – говорю после паузы, тщательно подбирая слова. – И все они, по стечению обстоятельств, могут считать себя врагами твоего родственника. Я о Султане.
– Да я знаю, что ты из Империи, – отмахивается Алтынай. – Но мы же сейчас не о власти, а о нас.
– Как давно поняла? – широко открываю глаза.
– Ты совсем дурак? – не меньше меня удивляется в ответ Алтынай. – С первого дня! А где ещё ты мог быть женат на конырат, причём так чтоб жена зимой не кочевала, а потом ещё и погибла?!
– И ты всё время молчала? – пытаюсь уложить в голове мозаику из фрагментов, которые норовят рассыпаться в разные стороны.
– А кому я должна была идти вещать внутренние дела семьи, рода и родни?! Вот сейчас опять тот момент, когда ты как дурачок… – Алтынай хлопает меня по груди открытой ладонью. – Но вокруг никого нет, потому говорю вслух, что думаю. Это вы там в городах позабыли, что есть правильно; и себе что‑то попридумывали. А Свободные Люди знают, что ближе родни нет никого… И никакая Власть не стоит того, чтоб быть важнее Родни. Кстати, даже недоумки‑пашто это понимают… Удивлена, что это новость для тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})