Время своих войн-1 - Александр Грог

   Преуспели! Офицеры, распыленные в толще армии, были бессильны что-либо сделать... Как свидетельствовал один из очевидцев: "Невозможно описать человеческими словами, что творилось кругом в нашей 76-й пехотной дивизии, в соседней с нашей и вообще, по слухам, во всей Действующей Армии!... Еще совсем недавно Христолюбивое Воинство наше, почти одними неудержимыми атаками в штыки добывало невероятные победы над неприятелем, а теперь... разнузданные, растрепанные, вечно полупьяные, вооруженные до зубов банды, нарочно натравливаемые какими-то многочисленными "товарищами" с характерными носами на убийства всех офицеров, на насилия и расправы"..."

   По всей стране прокатилась волна погромов. Сознанием офицерства, как писал другой свидетель тех событий, - "уже мощно овладела сумбурная растерянность, охватившая русского обывателя....Чем другим можно объяснить, что во многих городах тысячи наших офицеров покорно вручали свою судьбу кучкам матросов и небольшим бандам бывших солдат и зачастую безропотно переносили издевательства. лишения, терпеливо ожидая решения своей участи. И только кое-где одиночки офицеры-герои, застигнутые врасплох неорганизованно и главное -- не поддержанные массой, эти мученики храбрецы гибли, и красота их подвига тонула в общей обывательской трусости, не вызывая должного подражания".

   Часть офицеров, не представляя себе сути и задач большевистской партии, наивно полагала, что те, взяв власть, будут заинтересованы в сохранении армии (нормальному человеку, а офицеру в особенности, трудно было представить себе, чтобы могла существовать партия, принципиально отрицающая понятие отечества и всерьез ставящая целью мировую революцию). Впереди был декрет "Об уравнении всех военнослужащих в правах", провозглашавший окончательное устранение от власти офицеров и уничтожение самого офицерского корпуса как такового, а также декрет "О выборном начале и организации власти в армии".

   Множеству офицеров, пробиравшихся к своим семьям, так и не суждено было до них добраться. Опасность угрожала им всюду и со всех сторон -- от солдат, которым могла показаться подозрительной чья-то слишком "интеллигентная" внешность, от пьяной толпы на станциях, от местных большевистских комендантов, исполкомов, чрезвычайных комиссий и т.д., наконец, от любого, пожелавшего доказать преданность новой власти доносом на "гидру контрреволюции". Сами офицеры и их семьи практически безнаказанно могли подвергаться нападениям уголовников, всегда имеющих возможность сослаться на то, что расправляются с врагами революции (в провинции грань между уголовными элементами и функционерами новой власти была, как правило, очень зыбкой, а часто ее вообще не было, так как последние состояли в значительной мере из первых). Невозможно точно сосчитать, сколько офицеров пало от рук озверелой толпы и было убиты по инициативе рядовых адептов большевистской власти: такие расправы происходили тогда ежедневно на сотнях станциях и в десятках городов. Впрочем, и это было только начало...

   В гражданских войнах выигрывает более жестокий, беззастенчивый, готовый лгать и лить кровь без оглядки. Белая армия осознавала, что воюет со своим собственным народом, назвавшиеся же "Красной армией", для которых народ служил инструментом достижения целей, не подразумевали второе значение этого слова - "красоту" - ни под каким видом, а гордясь кровавостью, относились к нему безжалостно, словно хотели истребить в этой войне как можно больше - на века! Троцкий ввел проскрипции - расстрел каждого десятого в полках, отступивших по каким-либо причинам с места боя.

   Комиссары, даже не на первый взгляд, те же попы, поставленные над паствой, с той лишь разницей, что поповский интерес заключался, чтобы паствы прибыло, а комиссары, те кто знал конечную цель, паству прореживали густой гребенкой, всякое проявление над общим пассивным, рассматривали как угрозу этой "конечной цели", подлежащую немедленному уничтожению.

   Русь не может без провидцев, и случаются провидцы удивительные:

   "Я чую близость времен, когда христиане опять будут собираться в катакомбах, потому что вера будет гонима, - быть может, менее резким способом, чем в нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешками, подделками, да мало ли еще чем! Разве ты не видишь, что надвигается? Я вижу, давно вижу!" (Соловьев Владимир Сергеевич, июнь 1900 года)

   Но в 1900 году большинство газет и практически все книжные издательства были уже в тех руках, которых они находятся сейчас, и пытливый ум, высмотрев тенденцию движения куда направляется общество - на воспитание ненависти и желания худшего для отчизны - мог уже и угадать. Но лишь в том случае, если был предполагал, что заслона этому не будет, лишь тогда осмелился бы на самые ужасные предположения. Каждому хочется верить, что существует "заслонный полк". Но власть не справлялась, а на лучших ее представителей была устроена самая настоящая охота.

   Начавшие убивать когда "нельзя", ни за что не остановятся, когда "можно"...

   Офицерство и духовенство не осознавали, что речь идет о его полном уничтожении, думало, что все это издержки времени, и каким бы не сложился государственный строй, а защитники ему - профессиональные военные и профессиональные духовники будут нужны всегда, как необходимы крестьяне, на которых все держится..

   Россия 1917 года - это едва ли не 98 процентов крестьянского населения. Но в ЧК (Чрезвычайных Комиссиях, организованных для уничтожения "социально чуждых и прочей контрреволюции") не было крестьян - душегубство противно сердцу пахаря - и оно, крестьянство, в глазах кагала, казалось виновным уже этим - "социально чуждым" вне сомнений - требующим полного переустройства собственных обычаев и уклада жизни.

   Социальная болезнь не может отторгнуть весь организм, но может его "перенастроить"...

   Всего горя не перелопатишь. Русская история последнего своего столетия, где не копни - там кости человеческие, а виновные из своих домашних ухоженных могил не вытряхнуты, пеплом по свету не рассеяны, и живые виновные новейшего времени - их потомки и последователи - не бедствуют.

   Все имеет свой смысл. Беда всегда имеет много смыслов, и это беда... когда смыслов много. И вовсе не значит, что побеждает истинный смысл, как и находится истинный виновник...

   Георгий не из той породы людей, кто будет жевать платок на кладбище. Но узелок для памяти завяжет и проследит, чтобы не слишком надолго, чтобы обязательно пришел случай развязать. Не должно быть слишком много узелков для памяти - мельчают. Умеет "щупать пространство", в том числе и информационное. Хотя в этом ему далеко до Сергея-Извилины, но тот на его командирскую должность не претендует, приказы оспаривать не пытается, и Георгий привык считать его при себе чем-то вроде начштаба. Георгий идет по жизни просто, когда информационное поле чем-то не устраивает, особо не озадачивается - подставляет свое, по характеру, сводя с ним собственный смысл жизни, отметая остальное, и как многие, заразился устойчивой привычкой всему, всякому движению, искать причины: худому - скрытые, хорошему - природные. Состояние души естественное для территории России, где движение мысли и дел происходит нерационально, но к одному и тому же приходят с разных сторон, а выполнение поставленной задачи происходит диаметрально разными по полюсам усилиями... Понять, как и почему такое происходит - задача из задач. Однако неблагодарная, потому как бесполезная. И совершенно невозможная для иностранца. Это Русское Поле.

   Командиру трудно быть довольным - должность не позволяет. Георгий умудряется. Умеет, потому как, приучил себя довольствоваться малым, поскольку считает, что живет не для себя лично - должность такая. Взять хоть вот это... Кто он сам? Как ни крути (по малому ли, большому счету) - командир даже не взвода - отделения разведки. Лейтенантская должность. Покажется ли странным, но Георгий никогда не мечтал о большем. Почему? От понимания ли, что в таком случае попал бы под перекрестие тех, кто сверху, и тех, кто ниже?

   Войны оканчиваются не в воздухе и не на море, а на земле, и точку ставят стрелковые подразделения с личным оружием. Георгию хочется, чтобы, когда будут расставляться точки, либо многоточия - если так придется, его палец не тыкал в широкомасштабную карту, а нажимал на курок...

   В этом подразделении, кого не возьми... Тут один Извилина тянет никак не меньше чем на генерала. Много генералов у других командиров в подчинении? Опять же, где найдешь такое подразделение, в котором с задачами не мелочатся? И время от времени решают их практически, а не только на макетах, как в академиях. Тут всяк станет академиком. Петьку Казака возьми - разве не академик? Найдется хоть в каком подразделении еще один такой, чтобы имел столько практического опыта войн последних лет?