Мир приключений 1974 - Николай Коротеев

— Вроде нету. В детдоме воспитывался. — Митин налил себе воды из графина, выпил. — Неужели он, дурак, схватил семьсот рублей и скрылся с ними? Квартиру бросил… Впрочем, деньги тут, возможно, ни при чем. Вдруг почувствовал себя преступником. А раз преступник, — значит, надо скрываться… Или просто испугался. Ну, ладно, давайте посмотрим, что мы имеем. А имеем мы семерку, пуговицу, носовой платок — будь он проклят! — золотые часы, чемодан…

— Кстати, о чемодане… — прервал его начальник.

— А что о нем?

— Ладно, продолжай, потом…

— Итак, чемодан, татуировку на руке, тюремного дружка Митьку-Хобота и фотографию неизвестной Тани. Ну и Симукову, конечно. Имеем много, кроме самого Воронова. Я полагаю, искать Таню нет смысла: столько детских садов, пионерских лагерей — где там! А вот Митьку-Хобота с наколками поискать стоит. Может, у него он отсиживается?

— Запроси угрозыск, он должен быть в картотеке воровских кличек. — Владыкин подтянул живот, выдвинул ящик стола и, порывшись в бумагах, подал Митину телеграмму: — Прочти. Из Магадана. И не забудь своей Укладовой показать.

— «Дорогая Галина Семеновна весь цех переживает ваше несчастье не падайте духом скорее поправляйтесь сообщите какая нужна помощь путевку получите новую предцехкома Кутузов», — вслух прочитал Сергей Петрович. — А что, приятно получить такое от товарищей. А я по ее просьбе послал в Магадан телеграмму, чтобы прислали денег на дорогу. Двести рублей.

— А если на квартире у него засаду устроить? — продолжал Владыкин. — Вдруг явится? Впрочем, вряд ли, если явится, то скорее к Симуковой в Зюзино. За ней наблюдение установить?

— Симукова показала, что накануне грабежа у Воронова был Митька-Хобот и они пили пиво. Нет ли тут какой связи? А что ты хотел сказать о чемодане?

— Да я думал тут… Отпечатки пальцев на замках принадлежат Укладовой, верно? А ведь их оставить должен был Воронов, а не она. Он последним прикасался к замкам, когда потрошил чемодан. Ведь верно?

Лицо у Митина сморщилось, как от внезапного приступа зубной боли. Вот он, проклятый комар, сел-таки, ужалил. Боже мой, как это он сам не сообразил такой простой вещи! Конечно, Воронов к ним прикасался последним. Укладова закрывала чемодан, а открывал его он. «Мальчишка, щенок! — ругал он мысленно себя. — Не мог сам додуматься…»

— Ах, Николай, Николай, до чего же верно, если бы ты знал! — со стоном вырвалось у него. Он вскочил. — Конечно, отпечатки должны быть его. Вот кретин! А ведь все время чувствовал, что-то тут неладно… Будто затмение нашло. Фу, идиотизм! Смотри, как просто оказалось! Алеша, ты понял?

— Я тоже об этом не подумал, — признался тот. — Вы сказали: есть отпечатки, значит, чемодан ее — ну и все! А ведь интересно получается!

— В том-то и дело! — Митин помолчал, выпятил нижнюю губу. — Почему же не осталось его отпечатков? Не понимаю… Позвольте, позвольте, а может, Воронов в перчатках работал? Алеша, помнишь? Кожаные, теплые…

Он смотрел на оперативника, но взгляд его утратил всякое выражение: мысленно он уже был в комнате Воронова, где они производили обыск. Перчатки! Вот когда он о них вспомнил. Мужские, сильно поношенные, с теплой подкладкой, они лежали на подоконнике на самом видном месте среди разной мелочи. Тогда он только скользнул взглядом, не придав им никакого значения.

— Как же, — воскликнул Бабин, — на окне лежали!

— Будь дело зимой, а летом какой дурак станет надевать перчатки! — Глаза Митина сияли. — Зимние вещи люди прячут, а эти на виду лежали. Значит, он брал их, надевал…

Найти Митьку-Хобота оказалось неожиданно легко: когда Бабин пришел на Петровку, где в специальной картотеке хранились все воровские клички, Митька-Хобот, он же Тяпунов, он же Янович, он же Лютиков и так далее, — уже сидел в общей камере и хлебал тюремную баланду…

Той же ночью, когда студенты нашли в Клушином переулке Укладову, истекающую кровью, в Люберцах был ограблен большой промтоварный магазин. Случайный прохожий свернул с улицы в узкий переулок и, проходя мимо дощатого забора, увидел в щель, как во дворе магазина у стены, заваленной пустыми ящиками, двигались две темные фигуры. Двигались торопливо и молча. Прохожий понял, что дело тут нечисто. Искать сторожа и поднимать шум он не стал, а просто из ближайшего телефона-автомата позвонил в отделение милиции.

Через заранее сделанный под прикрытием ящиков пролом в стене воры проникли в подвал магазина и набили два мешка меховыми дамскими пальто. Прихватили и кусок дорогого драпа. Одним из воров был Митька-Хобот.

Оперативная группа, выехавшая по сигналу, задержала воров примерно за квартал от магазина: сгибаясь под тяжестью мешков, они пробирались к шоссе. Сначала они говорили, что нашли мешки на дороге, но когда их привели к пролому, сознались во всем.

Сергей Петрович приехал в Люберцы.

— Степу Воронова вы, гражданин начальник, к нам не шейте. Он тут чистый. Вдвоем я работал с Глухим, с ним и погорели. Вдвоем и ответ держать будем. А зачем я Степу топить буду? — заявил Митька-Хобот, когда следователь спросил, знает ли он Воронова.

Был Митька тщедушного сложения, по-обезьяньи вертлявый, с юркими, бегающими глазами. Широкое и плоское лицо его было украшено удивительно крохотным носом. Не нос, а буквально кнопка с ноздрями торчала у него между щеками. Так вот почему тебя прозвали Хоботом! «Тот, кто дал такую кличку, был не лишен чувства юмора», — подумал следователь. От обилия татуировок руки у Митьки казались синими.

— Где с Вороновым познакомились? Когда?

— Известно где! Вместе сидели, в один день освободились. На лесозаготовках в одной бригаде ишчили. Мы, бывало, филоним, а Степа знай вкалывет. Чудной!

— Вы вот что, я воровскому языку не обучен, — остановил его Сергей Петрович. — Так что прошу, говорите, пожалуйста…

Митька улыбнулся, показал кривые зубы. Вероятно, он считал свою улыбку добродушной.

— Бросьте, бросьте, гражданин начальник, ведь вы же отлично меня понимаете! Чего там, люди свои!

Сергей Петрович отнюдь не был польщен тем, что этот рецидивист считает его своим. Он сухо продолжал:

— На свободе встречались с Вороновым, навещали его? Часто?

— Зачем часто? Как придется. Зайдешь иной раз…

— Вы же с ним друзья.

— У меня нет друзей! — с гордостью заявил Митька. — Нужный человек, вот и навещал.

— Это для чего же нужный?

Митьке, должно быть, нравилось выглядеть откровенным перед этим вежливым начальником. А кроме того, он понял, что тот пришел только из-за Воронова: по его делу не задал ни одного вопроса. И протокол не писал.