Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

Что? Не знаю ли я, куда все-таки подевалось то золото, которое теперь принято называть «утраченными сокровищами ацтеков»? Признаюсь, я уже начал гадать, когда вы меня об этом спросите. В последующие годы Кортес частенько вызывал меня помогать Малинцин при допросах, как раз на эту тему, множества людей, к которым он применял разнообразные и, надо сказать, весьма изощренные способы убеждения. Допытывался он также о сокровищах и у меня, хотя ко мне подобных методов никогда не применял. Впоследствии очень многие люди — и испанцы, и некоторые наши бывшие придворные — не раз просили меня описать им эти сокровища, рассказать, что там были за изделия, сколько все это могло стоить и, главное, где это богатство находится сейчас? Вы не поверите, чего мне только при этом не сулили, да, кстати, сулят и по сей день, Причем, замечу, наибольший интерес к этому вопросу и наибольшую щедрость в посулах проявляют жены и дочери испанских сеньоров высокого происхождения.

Что там были за сокровища, почтенные братья, я вам уже говорил. Относительно ценности я затрудняюсь сказать: не знаю, как бы вы оценили бесчисленные произведения искусства. Но даже если учитывать лишь чистый вес золота и драгоценностей, то все равно я не настолько сведущ, чтобы перевести его в ваши мараведи или реалы. Но, исходя из того, что мне рассказывали о великом богатстве вашего короля Карлоса, вашего папы Климента и других влиятельных особ Старого Света, я думаю, что не ошибусь, выдвинув следующее предположение: человек, ставший обладателем «утраченных сокровищ ацтеков», наверняка оказался бы в числе богатейших людей Испании.

Но где они, эти сокровища? Правда, старая дамба по-прежнему простирается отсюда до Тлакопана, или до Такубы, как называете это место вы, и хотя протяженность насыпи нынче стала меньше, но самый дальний от острова лодочный проход все еще находится на том же самом месте. А ведь именно там многие испанские солдаты пошли на дно, увлекаемые тяжестью золота, спрятанного в котомках, за пазухами и за голенищами сапог. Конечно, они наверняка погрузились в донный ил и теперь надежно погребены под отложившимися там за прошедшие одиннадцать лет наносами, но любой человек, достаточно алчный и предприимчивый, чтобы целеустремленно нырять на дно и копаться в нем, сможет, я полагаю, отыскать среди множества отбеленных костей инкрустированные драгоценными камнями золотые диадемы, медальоны, ожерелья, статуэтки и тому подобное. Может быть, не в таком количестве, чтобы сравняться по богатству с королем Карлосом или с папой Климентом, но, думаю, богатств там вполне достаточно, чтобы удовлетворить элементарную человеческую жадность.

Но, к глубокому сожалению по-настоящему алчных искателей сокровищ, большая часть вывозимых Кортесом богатств была по его же приказу сброшена в первый ближайший к острову проход для акали. Конечно, Чтимый Глашатай Куитлауак мог послать ныряльщиков, чтобы извлечь золото, но я сомневаюсь, что он так поступил. Так или иначе, но Куитлауак умер прежде, чем Кортес получил возможность расспросить его об этом — хоть вежливо, хоть с «особой испанской настойчивостью». А если какие-нибудь местные ныряльщики все же добыли из озера достояние своего народа, то люди эти либо тоже умерли, либо сумели сохранить свою находку в тайне, ибо ничего об этом слышно не было.

Я полагаю, что основная масса сокровищ до сих пор все-таки остается там, куда выбросил их Кортес в Ночь Печали. Правда, впоследствии, когда Теночтитлан сровняли с землей, а руины расчистили для постройки нового города на испанский лад, то часть обломков, непригодных для использования как строительный материал, попросту сгребли к краям острова, увеличив тем самым его величину. Соответственно, мост на Тлакопан в результате стал короче, и этот самый ближний проход для каноэ теперь засыпан и находится под землей. Если мои догадки справедливы, то сокровища погребены под фундаментами тех жилищ богатых сеньоров, что выстроились вдоль улицы, называемой вами Кальсада Такуба.

Да, рассказывая о Ночи Печали, я совсем забыл упомянуть об одном событии, которое во многом определило судьбу Сего Мира. Речь идет о смерти всего одного человека, не занимавшего сколь бы то ни было заметного положения. Наверняка у него было какое-то имя, но лично я это имя никогда не слышал. Может быть, он за всю свою жизнь не совершил ничего достойного — ни похвалы, ни порицания, — мне известно только, что его дни и дороги закончились здесь. Я даже не знаю, трусливо или отважно встретил этот человек свою смерть. Знаю только, что когда во время расчистки Сердца Сего Мира было найдено его рассеченное обсидиановым клинком тело, рабы подняли крик: он не был ни белым, ни краснокожим, и никто из рабов никогда не видел подобного существа. Но я-то сразу узнал незнакомца. Он был одним из тех черных людей, в существование которых я поначалу не верил, прибывших с Кубы с Нарваэсом. Помните, я рассказывал, как увидел чернокожего солдата, чье покрытое гнойниками лицо заставило меня отпрянуть?

Признаться, я лишь улыбаюсь — горестно, презрительно и даже снисходительно, — когда узнаю о россказнях хвастливых и чванливых Эрнана Кортеса, Педро де Альварадо, Белтрана де Гусмана и всех прочих испанских ветеранов, которые теперь горделиво именуют себя «конкистадорами», то есть завоевателями.

О, я, разумеется, не могу отрицать того, что эти люди действительно рисковали жизнью и проявили немалую отвагу.

Взять хотя бы сожжение Кортесом собственных кораблей: такое мог совершить лишь безумно храбрый человек. Были, конечно, и другие обстоятельства, способствовавшие падению Сего Мира, в первую очередь свою роль сыграло то прискорбное обстоятельство, что мы перед лицом вторжения оказались разобщенными. Народ шел против народа, сосед против соседа, брат против брата. Но если и есть какой-то единственный человек, который имеет право заслуженно войти в историю с громким титулом конкистадора, если кто и был истинным завоевателем Сего Мира, так это тот безымянный черный мавр, который принес в Теночтитлан оспу.

Он ведь мог передать этот недуг солдатам Нарваэса во время их морского перехода сюда с Кубы. Так нет же! Он мог заразить этой болезнью не только бойцов Нарваэса, но и солдат Кортеса во время их марша в Теночтитлан с побережья. Как бы не так! Он мог сам умереть от оспы еще до прибытия сюда. Опять нет, тогда было рано! Он дотянул все-таки до Теночтитлана и, уже умерев, успел заразить и нас этой болезнью. Возможно, то был один из жестоких капризов богов, отвратить которые человеку не под силу. Но я жалею о том, что этот человек был убит. Мне жаль, что он не убежал вместе со своими товарищами, ибо, спасшись, он мог рано или поздно поделиться с ними своей хворью. Но нет! Оспа опустошила Теночтитлан, не пощадив ни одного поселения Союза Трех в озерном краю, но так и не добралась до Тлашкалы и не потревожила наших врагов.