Павлик - Олег Иванович Чапаев

От головы и до пяток до самых. И не поверишь, точно сканером каким-то меня насквозь просветили. И не просто – по телу, а явно по чакрам пробивали. Вначале – копчик, потом – пах, потом сплетение солнечное, ну и дальше по списку… А как до сердца дошло, так и вообще дрожь пробрала, но, благо, страшного-то вроде и нет ничего… Потом – снова голос в башке: бери, мол, мил человек, свой инструмент в руки и давай хуячь в него без передышки. Ты про катализатор меня спросил давеча, а мне эта штуковина так и заявила: «Катализатор вам сейчас нужен! Так что не сомневайся, хреначь от всей души!»

– И?!

– А что – и? Дальше-то ты сам все знаешь… – Василий на мгновение замялся и с сомнением посмотрел на Павлика, а потом махнул рукой и придвинулся к нему, склонившись почти к самому его уху. – Я ни жив, ни мертв, но делать-то не хрена! Вот я бубен взял, ну и дал жару, как товарищ этот велел.

– А он?

– Этот-то? Растаял.

– Как?!

– Да пес его знает, как. С первым ударом и растаял, – Василий потянулся к термосу, плеснул в кружку чаю и с удовольствием сделал несколько глотков, после чего протянул кружку и Павлику. Тот отмахнулся и нетерпеливо кивнул, прося продолжать. – А дальше полный амбец случился. Я, как первый раз по бубну вдарил, у меня внутри будто снаряд взорвался. Причем в самом прямом смысле и взорвался. В самом сердце. Будто вспышка какая-то, а потом вдруг такое… – Василий замолчал, бездумно глядя в костер, потом тряхнул головой и снова посмотрел Павлику прямо в глаза. – Словами не передать… Но я тебе одно скажу: реально сердце в тот момент у меня и взорвалось. Причем так взорвалось, что ничего от меня и не осталось. Как будто до краев вошло в меня что-то, и как исчез я в этом самом, что вошло.

– А что вошло-то?

– Что вошло? – Василий задумчиво посмотрел на товарища и неуверенно пожал плечами. – Любовь… Любовь и вошла, а по-другому тут, наверное, и не скажешь.

– В каком смысле «любовь»?

– В прямом. Я ж говорю, тут по-другому и не скажешь. Как взорвалось в сердце что-то, так враз картинки перед глазами пошли, и все – лица, лица, лица… Родные, родственники всякие, ну а потом уж кого только не было. И не поверишь: кого ни увижу – сердце на части рвется. И не от боли там, не от еще чего-то, а именно что от любви. Ну, пока родня была, там всяко понятно хоть что-то еще было: пусть и спорили когда, ругались, но одно слово – родня. А вот после и вовсе разные персонажи потянулись. И опять не поверишь: каких только засранцев ни вижу, а кроме любви этой, и нет ничего… Потом-то уж совсем неприятные типы замаячили: один кинул меня, второй – еще хуже, а я вместо злобы опять на части рвусь. Вроде как конченные пидоры передо мной, а я люблю – и все!.. Сколько сидел так, не знаю. Ну, в себя пришел, в руках – бубен, этого, туманного, нет, в поле зябко, а тут еще внутри как горит все, вот я к вам потихоньку и пошел.

– Охренеть! – Павлик покрутил головой и начал шарить по карманам в поисках сигарет. Прикурив, он выпустил несколько дымных колец и некоторое время наблюдал, как те медленно и печально тают в предрассветном воздухе, после чего положил руку на плечо неподвижно сидящего Василия. – Слушай, а ведь это анахата у тебя открылась! Точняк, она! Так ты бубен перед грудью поэтому всю дорогу держал?

– Да пес его знает… Может, поэтому, может, нет… Одного хотел – сохранить все это подольше.

– Что – это?

– Чувство…

Василий слез с креслица и улегся рядом с костром на траву, уставившись в заметно посветлевший небосвод. Звезды исчезли, по небу плыли легкие облачка – все предвещало скорый восход.

– Чувство это я сохранить хотел на подольше. Если честно, давай завяжем с разговором этим? Я вообще рассказывать не собирался – уж больно личное это все…

– Давай, – согласился Павлик и направился к своему рюкзачку. Порывшись в нем, он достал небольшой походный котелок и несколько железных коробочек. Присев возле костра, налил в него воды из прихваченной по пути канистры, пристроил его над огнем и стал колдовать с железным баночками, пересыпая что-то из одной в другую и тихо бормоча себе под нос. Получалось вполне в духе прошедшей ночи, то есть в должной степени таинственно.

– Ты что там?..

– Чайку с травками… Будешь?

– Буду, – Василий со вздохом встал с травы и переместился в кресло, поближе к товарищу. – Чудная церемония вышла, как ни крути…

– Чудная, – согласился Павлик, затем привстал, сделал несколько шагов к костру и вдруг замер, вытянув шею и напряженно прислушиваясь к какому-то странному звуку, долетевшему со стороны поля.

– Чу! Слышу пушек звук! – Василий встрепенулся и повернул голову в ту же сторону, а через мгновение щелкнул пальцами и радостно хлопнул в ладоши. – Товарищ аллигатор чешет!

Звук работающего двигателя приближался с каждой секундой, и вскоре из предрассветного сумрака на поляну выскочил до неузнаваемости заляпанный грязью джип. Он резко затормозил, выбросив из-под колес комки дерна, дернулся и затих. Хлопнула дверь, и не успели приятели опомниться, как перед капотом показалась темная фигура. Сделав несколько неуверенных шагов, она с шумом обрушилась на землю.

– Ну вот и все, а ты боялась! – Василий с радостным гоготом хлопнул себя по ляжке, выбрался из кресла и присел рядом с неподвижным телом, которое, разумеется, было Игорем Сергеевичем. – Ну что, живой и здоровый твой Игорь Сергеевич вроде, – он ощупал доставленное не иначе как Провидением туловище и повернулся к застывшему в ступоре Павлику. – Чего стоишь? Иди сюда, поднять надо товарища аллигатора, чего хорошему человеку на земле валяться!..

Павлик с шумом выдохнул, прогоняя оцепенение, и принял деятельное участие в попытках Василия – надо сказать, бесперспективных – привести хозяина жизни в чувство. Ничто в бренном мире не волновало ночного лихача, даже несколько звонких пощечин не вызвали у него ни малейшего отклика.

– На спальник давай перетащим, – Павлик с тревогой прислушался дыханию и облегченно отмахнулся. – Да не, вроде в норме все… Слышишь, дышит как?

Со всем возможным в подобной ситуации почтением приятели шустро определили ночного странника на спальный мешок рядом с костром и уселись на свои места.

– Успокоился теперь?

– Теперь да, – заверил его Павлик, хотя сразу после этих слов подорвался с места и