Приключения Михея Кларка - Артур Конан Дойл

По другую сторону стола сидел в полном одиночестве красивый молодой человек в шелковой мантии и парике. Держал он себя нервно и застенчиво. Это был адвокат, мэстер Гельсторп, которому король милостиво разрешил быть нашим защитником. Сделано это было только для того, чтобы говорить потом, будто обвиняемым были предоставлены все следуемые по закону права.

Публика состояла из прислуги главного судьи, его помощников и свиты. Кроме того, пустили солдат местного гарнизона, которые глядели на творившийся перед ними суд как на бесплатное и забавное зрелище. Солдаты громко хохотали, слушая грубые выходки и плоские шутки главного судьи.

Секретарь суда монотонным голосом пробормотал протокол, где излагались наши преступные деяния. Мы обвинялсь в том, что, забыв страх Божий, составили незаконное и изменническое сборище и прочее и прочее. Лорд-судья после этого взял на себя лично ведение дела. Таково было его обыкновение.

— Надеюсь, что мы загладим этот великий грех, — заговорил он, надеюсь, что мы не навлечем Божьего гнева на страну преступной снисходительностью. О, сколько злых и преступных людей явилось в залу суда. Кто видел сразу столько отвратительно злодейских лиц? Ах, негодяи, негодяи! Для каждого из вас уже приготовлена веревка. Неужели вы не трепещете перед судом? Неужели вы не боитесь ожидающих вас адских мук? Эй ты там, в углу, негодяй с седой бородой, скажи мне, как это случилось, что ты впал в грех и нечестие и поднял оружие против нашего милостивого и любящего короля?

— Я следовал велению совести, милорд, — ответил Джефрису почтенный на вид старик, рабочий из Веллингтона.

— Ха-ха-ха! Он говорит о совести! — расхохотался судья. — Разве у таких людей бывает совесть? А где была твоя совесть два месяца тому назад, плут и негодяй? Совесть, брат, тебе теперь не поможет, и ты будешь болтать ногами по воздуху с мертвой петлей на шее. Ведома ли такая злоба! Слыхано ли такое бесстыдство? Ну, а ты, долговязая дубина неужели у тебя не хватает настолько скромности, чтобы стоять с опущенными глазами? Чего ты уставился на главного, судью? Разве ты честный человек, чтобы сметь глядеть на мое лицо? Разве ты не боишься? Разве ты не понимаешь, что смерть твоя неминуема?

Джефрис обращался ко мне, и я ответил:

— Я видел смерть не раз, милорд, и никогда ее не боялся. Главный судья воздел к потолку руки и воскликнул:

— О, поколения ядовитых ехидн! Ведь вы оскорбили лучшего из отцов, добрейшего в мире короля! Секретарь, потрудитесь занести эти мои слова в протокол. Да, король — это наш любящий родитель! Но как бы он добр ни был, дурные дети должны быть строго наказаны и приведены к послушанию!

Лицо судьи вдруг исказилось свирепой улыбкой.

— Король избавит теперь ваших родителей от забот о вас. И жаловаться вашим родителям нечего. Если бы они хотели сохранить вас при себе, они должны были воспитывать вас как следует. Да, негодяи, мы будем к вам милосердны!.. Да, мы будем милосердны, милосердны… Секретарь, сколько их тут?

— Пятьдесят один человек, милорд!

— О верх злодейства! Пятьдесят один разбойник. Да это целая шайка. Какая куча испорченности и порока! Кто защищает этих злодеев?

— Я защищаю обвиняемых, ваше сиятельство, — произнес юный адвокат.

Судья Джефрис затряс головой и тряс ею до тех пор, пока кудри не полетели во все стороны.

— Мэстер Гельсторп! Мэстер Гельсторп! — закричал он. — Вы всегда беретесь за грязные дела, мэстер Гельсторп. Вы можете очутиться в очень дурном положении, мастер Гельсторп. По временам мне представляется, мэстер Гельсторп, что вы сами сидите на скамье подсудимых. Право, мэстер Гельсторп, мне кажется, что вам самим скоро понадобится помощь людей в шелковых мантиях. О, берегитесь, берегитесь!

— Я имею разрешение от короля, ваше сиятельство, — дрожащим голосом ответил адвокат.

Джефрис немедленно вышел из себя. Его черные глаза загорелись дьявольским бешенством.

— Как вы смеете мне возражать? — загремел он. — Стало быть, меня можно оскорблять в заседании суда?! Стало быть, всякий адвокатишка, которому грош цена, может спорить со мной? Вы натянули на себя парик и мантию, и воображаете, что можете препираться со мной? Берегитесь, мэстер Гельсторп, с вами может случиться большое несчастье!

Адвокат побледнел как мертвец и прошептал:

— Я усердно прошу у вашего сиятельства извинения. Джефрис несколько стих.

— Следите за своими словами и поступками, — произнес он угрожающим тоном, — не очень-то старайтесь защищать эти отбросы. Ну, теперь, к делу! Что скажут эти пятьдесят негодяев в свое оправдание? Как они станут лгать? Господа присяжные заседатели, я прошу вас обратить внимание на то, что у всех этих людей рожи головорезов, я очень рад, что полковник Кирке дал суду достаточную охрану. Иначе правосудие не могло бы чувствовать себя в безопасности.

— Сорок из них признают себя виновными в том, что они подняли оружие против короля, — заявил наш адвокат.

— Ага! — заревел судья. — Ну, слыхано ли такое ужасное бесстыдство?! Ведь это прямо наглость беспримерная наглость! Скажите пожалуйста, они признают себя виновными! Я спрашиваю: раскаиваются ли они в грехе, который они совершили против доброго и долготерпивого монарха? Секретарь, занесите эти мои слова в протокол.

— Они отказываются принести раскаяние, ваше сиятельство, — ответил адвокат.

— О, отцеубийцы! О, бесстыдные негодяи! — воскликнул судья. — Пусть эти сорок человек станут вот сюда. Ну, что, господа, видали ли вы когда-нибудь такие гнусные и порочные лица? Поглядите, как высоко подняла голову подлость и злоба? О, закоренелые чудовища! Ну, а остальные одиннадцать? Они не признаются, они думают, что суд поверит им? Ну-с, потрудитесь убедить нас в вашей лжи.

— Но милорд, они еще ничего не сказали в свою защиту, — заикнулся адвокат.

Судья нисколько не смутился этим возражением и громко завопил:

— О, я могу узнать ложь прежде, чем она произнесена, прежде, чем вы успели придумать какую-нибудь гадость, мэстер Гельсторп, я узнаю ее. Живее, живее! Суд не может терять драгоценного времени. Приступайте к защите или садитесь на место. Суд произнесет приговор.

Адвокат, бледный, растерянный, трясясь как осиновый лист, начал свою речь:

— Эти люди, милорд, эти… одиннадцать человек…

— Скажите лучше "одиннадцать дьяволов, милорд", — прервал Джефрис.

— Это невинные крестьяне, милорд, — продолжал адвокат, — они боятся Бога и любят короля. В восстании они совсем не были замешаны. Их схватили и отдали под суд, милорд не потому, что на них пало подозрение, а просто потому, что они не могли удовлетворить алчных солдат, вымогавших у них деньги…