Почти серьезно... - Юрий Никулин

Кончается очередной дубль, и режиссер говорит операторам: «Стоп!» И уже по тому, как это произнесено, я знаю, понравился дубль Гайдаю или нет.

Работалось с Гайдаем легко, интересно. Он никогда не говорил: «Это будет смешно». А всегда как бы предполагал: «Это может быть смешно».

Иногда он звонил ночью:

— Юра, а что если мы попробуем в сцене взрыва сделать…

И мы долго говорили о сцене, которую предполагалось завтра снимать.

Леонид Иович — один из немногих режиссеров, которые точно могут показать, как надо играть актеру. Показывает все, вплоть до мимики, движений и интонаций. После показа становится ясно, чего хочет режиссер.

Усталые, едем мы после трудной натурной съемки. Сидим в машине, а Леонид Иович смотрит сценарий, отмечает снятые кадры и говорит мне:

— Завтра с утра снимаем семью Семена Семеновича и «Графа» в кафе. После ужина приходи ко мне в номер порепетировать. Подумай, какие смешные ситуации могут возникнуть за столом.

Утром мы приезжаем на съемку эпизода «Сцена в кафе». Гайдай сидит в уголке и делает пометки на полях сценария. Рядом его неизменный портфель, в котором всегда бутылка минеральной воды и пожелтевшая пластмассовая чашка, сопровождающая Гайдая на всех фильмах.

Идет подготовка к съемке. Устанавливают камеру, свет, застилают скатертью столик. Потом долго ищут детей, участвующих в съемке, которые без спросу убежали к морю. Только поправили грим актерам, оператор потребовал поднять на пять сантиметров стол, за которым мы сидим с Мироновым. Плотник набил под каждую ножку по деревянной плашке.

Снова провели репетицию. И тут ассистент режиссера заметил, что надо сменить цветы, которые Миронов подает Гребешковой. Цветы сменили. Пока меняли цветы, растаяло мороженое. Послали за ним человека. На это ушло еще двадцать минут. И вот наконец все готово: стол на нужной высоте, свежие цветы качаются в вазе, мороженое принесено. Включили свет, приготовились к съемке, Но за несколько часов подготовки мы настолько устали и разомлели на жаре, что потеряли нужное актерское состояние. И тогда в кадр врывается Гайдай. Он тормошит нас, громко говорит за каждого текст, подбадривает, поправляет у Миронова галстук, а у меня кепочку, и наконец мы слышим его энергичную команду:

— Мотор; начали!

К этому времени мы снова в форме и делаем все, как требуется.

Больше всего Гайдай не любит, когда кто-нибудь свистит на съемочной площадке.

— Кто это свистит? Прекратите! — гремит его голос. — Это опять Никулин свистит?!

Гайдай человек не суеверный, но традицию разбивать «на счастье» тарелку в первый день съемок он выполняет свято.

На съемках «Двенадцати стульев» ассистент режиссера, которому поручили бить тарелку, ухитрился так бросить ее на асфальтовый пол павильона, что она не разбилась.

Как же его ругал Гайдай! А спустя две недели, когда пришлось менять актера на роль Остапа Бендера и все переснимать сначала, Гайдай сказал:

— Это все из-за тарелки.

— Все! Следующий фильм будет серьезный. Мало того, сниму трагедию.

— Зачем? — удивляюсь я.

— А так, для разнообразия.

Но, к счастью, своего слова Гайдай не сдерживает. Ведь режиссеров, снимающих серьезные картины, много, а комедийных мало.

Артист Станислав Чекан рассказал, как а одной из первых своих картин он играл роль партизана. Съемка шла на натуре. И вокруг собрались жители местных деревень. А снимали эпизод, когда артист, играющий эсэсовца, бьет попавшего в плен партизана — Чекана по щеке. Бьет эсэсовец партизана в первом дубле, во втором, в третьем… И тут одна пожилая колхозница не выдержала и кинулась к Чекану.

— Да как же ты терпишь, милый? И что ж тебя все бьют и бьют. Ведь больно, как ты терпишь?

Станислав Чекан ответил:

— Вы, мамаша, не волнуйтесь. В конце съемок я этого эсэсовца должен бить оглоблей по голове. Так что мы рассчитаемся.

Вернулся я из Ленинграда. Только вошел в квартиру, не успел даже снять пальто, как меня позвали к телефону.

— Звонят с киностудии Горького. Подойдешь? — спросила Таня.

Какой может быть разговор! В то время я на каждый звонок со студии не подходил, а подбегал.

В трубке услышал приятный женский голос:

— Юрий Владимирович, сколько вам лет? (Не поздоровалась, не представилась, а прямо так: «Сколько вам лет?») Скажите, пожалуйста, как вы выглядите, старым или молодым?

— Да как сказать, — ответил я в растерянности. — Мне сорок.

И я почувствовал, что женщина расстроилась.

— А может быть, вы выглядите под пятьдесят? Нам это очень нужно.

Я спросил, из какой съемочной группы звонят.

— С вами говорят из группы картины «Когда деревья были большими», — ответила женщина. — Вы не могли бы приехать завтра на студию? Мы хотим с вами серьезно поговорить.

На студии мне дали сценарий Николая Фигуровского «Когда деревья были большими».

Дома читали сценарий всей семьей, и он всем понравился. В сценарии рассказывалось о судьбе Кузьмы Кузьмича Иорданова.

Так случилось, что он остался без семьи, без друзей, свою профессию слесаря забросил, жил на случайные заработки. Появились у него друзья-собутыльники. Соседки по коммунальной квартире и ругали его, и жалели.

Вызвали Кузьму в милицию. Начальник милиции ему говорит: «Три месяца назад вы были предупреждены. С вами беседовали? Вы обещали? С тех пор два раза привлекались: один раз на пятнадцать, другой на десять суток. Эх, Иорданов, Иорданов, был рабочим человеком, воевал, награды имеешь… Вот, докатился — махинациями стал заниматься, пьянствуешь, на базаре цветочками торгуешь. Ну что это, подходящее занятие для такого человека?»

Надо сказать, Кузьма и сам мучился из-за своей неприкаянности.

Как-то он подрядился помочь одной старушке доставить из магазина стиральную машину.

Сколько за такую работу ему заплатят, он не знал. Главное — доставить стиральную машину в квартиру. Там и начнется настоящий торг.

На вопрос о цене он говорит:

— По совести и справедливости, с лифтом одна цена, а без лифта…

И тут машина качнулась и полетела в пролет лестницы.

— Я сейчас, все будет в порядке, — торопливо говорит Кузьма и с перепугу бежит, перепрыгивая через ступеньки, вниз, подвертывает ногу и падает. Да так падает, что теряет сознание.

Очнулся он в больнице. Лежит в гипсе. Ко всем родственники, друзья приходят, а к нему никто. Но вот приходит к нему старушка, которой он подрядился тащить стиральную машину. Кузьма увидел ее и перепугался.