АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Как всегда, Свиридов. Значит, так… Сейчас отдыхай, потом едем в Диртаун, оттуда в Спрингфилд, а там… подождём немного и обратно в Диртаун.

— Концы дай боже, — Свиридов усмехнулся. — И за сколько?

— Завтра вечером мне надо в Колумбию.

Свиридов кивнул.

— Трудно, но возможно. Сделаем.

Золотарёв хлопнул его по плечу.

— Я зайду.

— Я всегда на месте, — улыбнулся Свиридов.

Золотарёв кивнул и ушёл. Так, Бредли и Трейси он от парней отсёк. Но до чего же скользкие, сволочи, не прижмёшь их… Ладно, бумага эта ещё сыграет. Пусть они теперь только сунутся в Джексонвилль. Дача ложных показаний — конечно, не смертельно, но неприятно. А чёртовым индейцем он сейчас займётся вплотную. Его он прижмёт. Есть на чём. Заговорит, сам заговорит, а то ишь взял манеру отмалчиваться, натаскал его Трейси. Ничего, этого индеец не выдержит, сломается. Но куда всё же делся лагерник? По Джексонвиллю белых взяли много, но ни один по описанию не подходит. Неужели действительно дал дёру и залёг где-нибудь. Попробуй его оттуда выковырять. Но вот это индеец должен знать. Наверняка сам туда же собирался, да не успел. А до Бредли с Трейси он ещё доберётся. Где-нибудь эта парочка засветится, не бывает без проколов, вот тогда и взять их за жабры. И посчитаться за всё и сразу. Ладно, их пока побоку, успеется. С индейцем он продумал. Теперь поспать, сделать бланк и вперёд!

Перед отбоем Михаил Аркадьевич постучал в дверь палаты Никласа.

— Не спите ещё?

— Нет, Михаил Аркадьевич, — Никлас читал, лёжа в кровати. — Заходите, конечно, садитесь.

Михаил Аркадьевич переставил стул и сел возле кровати. Никлас отложил книгу на тумбочку.

— Как я понимаю, курс лечения можно считать завершённым.

— Вы догадливы, Никлас. Но наполовину.

— Та-ак, — Никлас улыбнулся, — попробую догадаться.

— Не тратьте на это мозговую энергию, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Будете лечиться и работать сразу.

— Моя половина ясна, — кивнул Никлас. — А ваша?

— Примерно такая же. Итак, ситуация в общем. Практически всё прошло по плану. Никого не пришлось искать по норкам. Вылезли сами и показали себя во всей красе.

Никлас кивнул.

— Я не видел наших раненых.

— У нас без потерь, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Добычи много, и теперь пашем, разгребая и сортируя. Завтра я еду в Колумбию. Вернусь к вечеру. А чтобы вам не было скучно, Никлас…

— С кем побеседовать? — понимающе улыбнулся Никлас.

— Со своей памятью, Никлас, — Михаил Аркадьевич говорил очень серьёзно. — Всё, что вы помните и знаете о Белой Смерти.

Никлас медленно кивнул.

— Да, помнить и знать — это разные вещи, — он улыбнулся. — Думаете, получится?

Михаил Аркадьевич задумчиво повёл плечом, потёр висок.

— Думаю, да. До сих пор мы о ней только кое-что от кое-кого слышали. Причём большей частью, по-моему, распускаемые ею же слухи. Сейчас ни Службы Безопасности, ни Службы Охраны нет. Прикрываться ей некем. Убрать всех, кто мог назвать отдававших приказы, они не успели. Взяли, я повторяю, многих.

— Есть из чего собирать мозаику, — улыбнулся Никлас.

— Да. И очень важны ваши… камушки.

— Я постараюсь. Удачи вам, Михаил Аркадьевич.

— Спасибо, — Михаил Аркадьевич встал. — Я понимаю, Никлас, воспоминания неприятные, но другого источника информации пока нет.

— Пока?

— Да. Я рассчитываю на Колумбию. Там произошли очень интересные события.

— Что ж, — Никлас улыбнулся какой-то странной, не своей улыбкой. — Буду ждать встречи. Спокойной ночи, Михаил Аркадьевич.

— Спокойной ночи.

Когда за Михаилом Аркадьевичем закрылась дверь, он взял книгу, заставил себя читать. Но глаза бездумно скользили по буквам, не складывавшимся в слова. Неужели удалось ухватить конец ниточки? Неужели… нет, нельзя, чтобы это безумие опять сковало мозг…

…— Мы всесильны… Вы зря упрямитесь… Отдаю должное вашему мужеству, но сопротивление глупо…

…Нет, этого нет, и не повторится. Никлас снова закрыл и отложил книгу. Итак, главное — спокойствие. Не "память сердца", а холодный анализ. И лучше это делать с утра на свежую голову. А сейчас… сейчас наметим план. Он взял блокнот, карандаш и обстоятельно, чётко, как когда-то, давным-давно, когда он мог записывать, а не держать всё в голове, записал по пунктам. Организация… финансовые источники… структура… цели… методы… руководство… место в общегосударственной структуре… идеология… деятельность… и, разумеется, деятели. Вот теперь можно спать. Остальное — завтра.

Он встал, выключил свет и лёг. Нет, он не потеряет контроль над собой. Нельзя. Надо спать. Набраться сил. И утром, в вычищенных сапогах на свежей голове — он улыбнулся старинной, но не теряющей актуальность шутке — браться за дело. А сейчас спать.

Эркина выдернули из сна неожиданно и грубо лязгнувшая в неурочное время дверь и голос:

— Эркин Мороз. На выход. С вещами.

Непослушными то ли спросонок, то ли от неожиданности руками он намотал портянки, натянул сапоги и спрыгнул вниз. На ходу надевая куртку, пошёл к двери. Из-под одеял блестели глаза, но голоса никто не подал, даже головы не поднял.

Так рано… до подъёма… Зачем?! С вещами. Переводят в другую камеру? Так за что? У них всё было тихо.

— Давай живо. Руки за спину.

Коридоры, повороты, лестницы… Вывели во двор. Небо ещё только синеет, прожекторы… Эркин вдохнул холодный, чуть влажный воздух и чуть не поперхнулся им, закашлялся.

— Шапку надень. Руки за спину. Вперёд.

Он с привычным послушанием выполнял приказы. Мучительно знакомое отупение накатывало на него удушливой волной. Сколько помнит себя, и всё одно и то же.

Его подвели к маленькой тёмно-зелёной машине. Но это не машина для перевозки рабов. И не "воронок", как называл их Андрей. Но видел на перегоне, в таких ездили русские из комендатуры. У машины… тот самый. Его отдают этому хмырю?! Тогда конец. И улыбается ещё, сволочь.

— Подследственный Мороз доставлен, майор.

— Спасибо, сержант. Свободны, — и уже по-английски: — Давай руки.

Клацнули на запястьях наручники. Всё-таки спереди сковал.

— Залезай.

Эркин неуклюже, путаясь ногами и плечами в каких-то углах и выступах, полез в машину.

— Экий ты неловкий.

Его подтолкнули в спину и усадили на заднем сиденье.

Золотарёв сел рядом с шофёром. Гудок, и ворота стали открываться. Свиридов мягко стронул машину с места.

Когда выехали за ворота, Эркин осторожно скосил глаза на окно. Нет, вроде город незнакомый. Хотя… нет, не то, может, и был здесь весной, до всего, но не помнит.