Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постоял, удовлетворенно слушая рев, проклятия и угрозы подонков, подумал, стоит ли добавить, и решил, что на сегодня они свое получили.
– Бежим, крошка!
Он схватил за руку девушку, которая замерла у забора, и силой потащил ее за собой по пустынной улице.
– Сюда!
Они нырнули в подъезд и тихо поднялись на пятый этаж панельного дома. Филатов долго шарил ключом по замку, открыл наконец дверь и кивком пригласил девушку войти. Она колебалась.
– Да входи!
– Меня в общежитии ждут, – нерешительно сказала она.
– А мне какое дело? Иди, если хочешь.
– Я одна боюсь.
– Ну а с меня тоже хватит, – буркнул Филатов, косясь в зеркало на распухшую щеку.
Девушка вошла, осмотрелась.
– Вы здесь один живете?
– Один. Ужинать будешь?
– Нет.
– Ну а я голодный как волк. – Филатов повесил на вешалку пиджак, исподлобья посмотрел на девушку. Невысокая, но складная, короткие, под мальчишку, волосы, голубые глаза. Ничего себе. – Между прочим, Веня.
– Надя. А ловко вы их! – Она еще не остыла от волнения, и голос ее вздрагивал. – Я думала, у меня сердце выпрыгнет. Одного, второго, третьего – как в кино.
– Лучше бы в кино, – возразил Филатов. – Если б тот, длинный, воткнул в бок перо…
Он пошел на кухню, поставил на плиту сковородку, достал из холодильника яйца и колбасу.
– Входи, не съем.
– У вас губа разбита и щека синяя. Больно? Холодный компресс нужно сделать.
– До свадьбы заживет.
– А вы вообще кто?
– Механик.
– А я студентка второго курса института физкультуры.
– По ночам зря ходишь, студентка.
– Я с тренировки, нам зал дают поздно.
– Так яичницу на тебя жарить?
– Спасибо, не хочу.
– Не хочешь – иди спать, вон в комнате кровать.
– А если я останусь, вы… вы…
– Еще чего! – презрительно бросил Филатов. – Вот что, крошка, топай в комнату и можешь забаррикадировать дверь комодом. А проснешься рано – дверь без ключа захлопывается. Вопросы есть?
– А вы где спать будете?
– Не твоя забота, шагай, шагай!
Поужинав, Филатов постелил себе в кухне на полу, улегся и долго не мог заснуть. Ныла челюсть, мешал полувыбитый зуб, и никак не проходило возбуждение после нежданного и опасного происшествия. Лежать на пальто было жестко и неудобно, и он злился на девчонку, из-за которой не отдохнет как следует: не будь у нее такое перепуганное лицо, мог бы лечь в комнате на диване. Зал им поздно дают, шастают по ночам, и поэтому люди должны в больницах лежать, хотя не люди, поправил себя Филатов, а подонки, особенно этот, с глазами навыкате, рыжий, с кулаком что свинчатка…
Когда в половине седьмого Филатов проснулся от звонка будильника, в дверях кухни, одетая, стояла Надя. Теперь она выглядела куда уверенней, и Филатов еще раз отметил, что девчонка складненькая и что ей очень идет короткая юбка.
– Не выспались? – сочувственно спросила Надя.
– Ерунда. – Филатов встал и натянул брюки. – Извиняюсь.
– Так я пошла, – глядя чуть в сторону, сказала Надя.
– Будь здорова, крошка. – Филатов кивнул и поставил на плиту чайник.
– Могли бы хоть чашку чаю предложить… спаситель!
– Считай, что предложил. Только мне некогда, сама пошуруй в холодильнике.
Филатов пошел в ванную.
– Не очень-то вы любезны.
Филатов остановился и положил руку ей на плечо.
– Послушай, крошка, я в кавалеры не набивался и с цветами тебя не караулил. С чего мне расшаркиваться? Шуруй.
Вернувшись через несколько минут на кухню, он увидел на столе тарелку с бутербродами, чашки с кофе и одобрительно кивнул.
– Молодец, крошка.
– Убедительно прошу вас отныне не называть меня этим дурацким словом!
– Почему это «отныне»? – весело удивился Филатов, осторожно откусывая от бутерброда. – Ты что, жизнь со мной собралась вместе прожить?
– А разве вы после всего не захотите больше со мной встретиться?
Филатов присвистнул.
– После чего это – «всего»? После того, как я на полу, как собака, дрых?
– Если б захотели, легли бы на диване.
– Спасибо за разрешение. Тебе сколько лет?
– Девятнадцать.
– А мне двадцать три. Можешь не «выкать».
– Ты всегда так поздно работаешь?
– А что?
– Заходил бы тогда за мной, у меня четыре раза в неделю тренировки в одиннадцать вечера кончаются.
Филатов развеселился.
– А на кой черт мне это надо?
Надя поджала губы.
– Конечно, можешь и не заходить. Найдется еще кто-нибудь, можешь быть уверен.
– Ну, допустим, зайду. А дальше что?
– Проводишь до общежития.
– Исключительно интересно!
– А в воскресенье можешь пригласить в кино.
– Потрясающая перспектива! – С каждой минутой Надя все больше забавляла Филатова.
– А что тебе еще надо?
– Мне надо, – таинственным шепотом сообщил Филатов, – немедленно, не сходя с места, тебя поцеловать!
– Рано. – Надя торопливо встала, сполоснула в мойке чашки. – Но если не будешь очень торопиться, шансы у тебя есть!
Так в жизнь Филатова вошла та самая «художественная гимнасточка», о которой он часто вспоминал на последующих зимовках. С их встречи прошло уже четыре года. Надя закончила институт и сама тренировала малышек в спортивной школе, трижды провожала Филатова в экспедиции и встречала его, а до загса дело никак не доходило. Филатов оказался бешеным ревнивцем, устраивал сцены, Надя бежала за помощью к Барминым, и следовало пылкое примирение, но ненадолго. Раз десять они уже расставались навсегда, и столько же раз Филатов, как побитая собака, возникал у дверей спортивной школы.
– Ну что мне с ним делать? – хныкала Надя.
– Бить, – советовал Бармин. – Бить смертным боем, а потом обливать ледяной водой. Три раза в день по десять минут после еды.
– Меня нужно брать лаской, – возражал Филатов. – Нежностью.
– Из-за него я отказалась от чемпионата города! Старшего тренера он обозвал «блудливым козлом» и пригрозил сдать в утиль, если он до меня дотронется.
– И сдам, – пообещал Филатов. – Чего он хватает за ноги?
– Но ведь я гимнастка. Это его работа! Думаешь, Саша лечит молодых женщин, не дотрагиваясь до них?
– К сожалению, слишком часто дотрагивается, – сухо заметила Нина. – Значительно чаще и охотнее, чем положено хирургу.
В другой раз Бармин насел на Филатова:
– Ну чего ты тянешь?
