Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

Владимир Иванович сидел в зале один, лузгал семечки и с немым восторгом смотрел на экран. Радж Капур лукаво улыбался и объяснял:

– Экспорт-импорт? Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда!

А Геля бросила курить и стала совершать по утрам оздоровительные пробежки. В одно такое раннее тихое утро, когда, кроме нее, не было на улице ни души, напротив, на обочине, остановился милицейский уазик. Из него выбрался милиционер, подбежал к Геле, отдал честь и сказал:

– Извините, женщина, нужна ваша помощь. Нам понятой нужен срочно.

Милиционер был молоденький, ясноглазый, и, хотя он хмурил брови, лицо его все равно оставалось улыбчивым.

Геля озабоченно вздохнула и спросила:

– Что-то серьезное?

Милиционер улыбнулся:

– Да нет, воришку поймали, куртку украл. Понятой нужен для оформления, а люди сейчас сами знаете какие…

Геля задумалась и посмотрела на часы:

– Это далеко?

– Да нет, не очень, – ответил милиционер и снова улыбнулся.

– Ну хорошо! – решительно согласилась Геля.

В уазике кроме водителя и молоденького милиционера был еще один, сидевший на переднем сиденье, грузный, неподвижный, с толстой пивной шеей.

Уазик ехал, милиционеры молчали, и тогда Геля заговорила сама. С досужим женским любопытством во взгляде она указала на погоны молоденького милиционера и задала вопрос:

– А вы кто?

Тот скосил глаза на свои плечи и ответил:

– Лейтенант.

– Значит, две звездочки – лейтенант? А три? Никак не могу запомнить, – шутливо пожаловалась Геля.

Молоденький милиционер понимающе засмеялся:

– А все женщины не могут. Моя Верка тоже не может. Сколько раз ей объяснял: одна звездочка – младший лейтенант, две звездочки…

– Ага, значит, вы – младший лейтенант! – Геля тронула за плечо сидящего впереди милиционера.

– Я майор, – обиженно поправил тот, с трудом поворачивая шею. У него оказался маленький и круглый, как яблочко-китайка, подбородок, вислые усы и большие выпученные глаза.

– А как же – одна звездочка? – растерялась Геля.

– Так то – маленькая! – воскликнул, веселясь, молоденький милиционер. – А это большая. Вы сравните!

– Ага, значит, есть маленькие и есть большие! – сообразила Геля, готовая и дальше постигать труднопостижимую для женского ума науку о погонах.

– Есть маленькие и есть большие! – повторил молоденький милиционер и сконфуженно вдруг засмеялся, и все засмеялись, даже водитель – беззвучно, вздрагивая сутулой спиной.

А уазик меж тем ехал и ехал, оставив уже позади город. Геля с удивлением посмотрела в окно на разрезанные лесополосами поля и громко и оптимистично обратилась сразу ко всем милиционерам:

– Так, ну и где же ваш несчастный воришка?

Но милиционеры не ответили – промолчали.

А уазик все ехал и ехал… И тогда Геля положила незаметно руку на свой живот и спросила дрогнувшим голосом:

– Куда вы меня везете?

Но милиционеры вновь не ответили, а как-то вдруг съежились, как будто даже испугались.

– Куда… вы… меня… везете? – потребовала Геля ответа, разделяя слова и произнося их громко и четко.

Уазик тряхнуло на колдобине, майор крякнул, повернулся и, улыбаясь в усы, проговорил смущенно и укоризненно:

– Неужели, Ангелина Георгиевна, вы думаете, что с вами что-то такое может случиться?

Беспрепятственно миновав пост охраны, они въехали на территорию уютного городка, где на молодой изумрудной траве среди сосен и елей стояли нарядные и аккуратные кирпичные двухэтажные коттеджи.

– Это… Царское село? – спросила Геля, с интересом глядя по сторонам.

– Так точно, – произнес свои первые слова водитель.

Геля слышала про загородный поселок, который построило для себя губернское начальство и новые придонцы и который в народе сразу же прозвали Царским селом, – слышала, но еще не видела…

Людей почему-то не было – ни около домов, ни на посыпанных красным битым кирпичом дорожках.

Майор громко, со свистом, потянул носом и прокомментировал:

– Кислород!

Уазик остановился рядом с розовым, словно игрушечным, домом. Молоденький милиционер выскочил первым и, улыбаясь, галантно подал Геле руку. Повозившись немного с замком, усатый майор открыл дверь, отдал честь и бодро пожелал:

– Здравия желаем, Ангелина Георгиевна!

– Та-ак, – протянула Геля, начиная кое о чем догадываться, и широким решительным шагом вошла в незнакомый дом.

Везде стояла хорошая современная мебель, на полу лежали пушистые шерстяные ковры, в каждой комнате было по телевизору, даже в кухне; огромный холодильник был забит продуктами, в ванной висели белоснежные полотенца и розовый махровый халат.

– Та-ак! – громко и сердито повторила Геля и рванула по деревянной лестнице на второй этаж, где оказалась спальня с широченной кроватью, один вид которой вызывал смущение. Рядом в кресле лежала гитара. Это была ее, Гелина, старенькая любимая гитара…

На улице загудел мотор уезжающего уазика.

Геля обессиленно опустилась на край кровати и, глядя на гитару, громко вдруг всхлипнула и зарыдала.

– Дурак! Вот дурак-то! Вот дурак-то, господи! – приговаривала она, размазывая по щекам слезы.

Взгляд случайно упал на окно, и она увидела, как из дома напротив молодая, красивая, хорошо одетая женщина выкатывает детскую коляску. Неторопливо и счастливо катила она ее по посыпанной красным битым кирпичом дорожке.

Геля перестала плакать и неотрывно и задумчиво смотрела ей вслед.

Зал смеялся и аплодировал ведущему, а тот в ответ делал вид, что хочет откусить кусок микрофона. Ведущий был с бачками, в цветастой рубахе и клешах. Задник сцены украшал огромный российский триколор, который составляли надутые шарики – белые, голубые и красные, причем надуты они были так, что каждый из них в отдельности напоминал тугую женскую грудь с темным торчащим соском.

– Представляю следующего члена жюри, – завопил ведущий, бегая из конца в конец сцены. – Хотя нам, придонцам, его представлять не надо. Писатель! Вот я сказал – писатель, и вы сразу поняли – кто. Это Толстых было аж четыре штуки, а наш Эдуард Бык один! Мы гордимся нашим придонским писателем! Эдуард Бык!

Зал взорвался аплодисментами. Писатель Бык в костюме-тройке поднялся и кивнул. Внешне он здорово смахивал на быка: огромный, сивый, с маленькими злыми глазками.

А ведущий продолжал носиться по сцене:

– Я видел вчера на книжном лотке: лежит ихняя Агата Кристи, а сверху наш Эдуард Бык, и подумал: повезло старушке!

Публика охотно откликнулась на шутку, дружно засмеявшись, и даже писатель Бык улыбнулся. Ведущий остановил свой бег и, покачиваясь из стороны в сторону, продолжил мягко и лирично, представляя еще одного члена жюри:

– Вот смотрю я на него… Улыбается… А чего ему не улыбаться? Профессия – врач-маммолог… Все мужчины в этом деле специалисты, но чтобы по восемь часов в день и за это еще деньги платили?! И фамилия у него соответственная – Счастливцев.

Публика вновь смеялась и аплодировала, а красный от смущения, милый пожилой доктор кланялся.

Ведущий тем временем перестал раскачиваться, выпрямился, и лицо его из шутовского превратилось в серьезное, даже пафосное.

– Владимир Иванович Печенкин! Компания «Печенкин», генеральный спонсор нашего конкурса! – воскликнул он, указывая рукой на Печенкина.

Аплодисменты переросли в овацию, многие вставали, чтобы увидеть знаменитого земляка. Владимир Иванович поднялся со своего места в первом ряду, повернулся и развел руки, как бы всех сразу обнимая. Во втором ряду за ним сидели Илья и Седой. Седой, как и все, аплодировал, а Илья, как будто ничего не слыша, читал какую-то книжку.

– Несмотря на свою гигантскую занятость, Владимир Иванович не только профинансировал это, без преувеличения сказать, эпохальное в жизни Придонска событие, но и любезно согласился возглавить высокое жюри. Согласился в последний момент, еще вчера мы этого не знали. Как известно, Владимир Иванович Печенкин обратился к жителям нашей губернии с патриотическим призывом: «Ешьте придонское! Пейте придонское! Любите придонское!» Сегодня мы будем любить! Итак, наш конкурс объявляется открытым! Еще раз напоминаю: ка-атегорически запрещается любая видео– и фотосъемка. На сцену приглашается участница под первым номером! Я хочу сказать – не с первым номером, а под первым номером! – Ведущий многозначительно подмигнул и под аплодисменты и смех ускакал за кулисы.

Оглушающе загремела ритмичная латиноамериканская музыка, и на сцену выбежала девушка в одних трусиках, на которых сбоку был прикреплен бумажный кружок с цифрой «1». Весело танцуя, девушка стала демонстрировать публике свой бюст.