Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3 - Антоп Чехов

{02274}

Шептунов поглядел вперед и увидел перед собой поезд с парой страшных, огненных глаз... Волосы его стали дыбом... Сердце застучало и вдруг замерло... Он собрал все свои силы и прыгнул, куда глаза глядят... Секунды четыре он летел в воздухе, потом упал на что-то твердое и покатое и покатился вниз, цепляясь за репейник. "Насыпь, - подумал он. - Ну, это ничего. Лучше с насыпи скатиться, чем дворянину принять побои от хама". Через минуту возле его правого уха ступил в лужу большой, тяжеловесный сапог. Но спине у него заходили ощупывающие руки... - Это вы? - услышал он голос Куцапетова. - Вы, Степан Степаныч? - Пощадите! - простонал Шептунов. - Что с вами, ангел мой? Чего вы испужались? Это я, Куцапетов! Неужели не узнали? Я бежал за вами, бежал... Кричал, кричал... Чуть было под поезд не попали, ангел мой... Маша, как увидела, что вы побегли, тоже испужалась и на платформе теперь без чувств лежит... Вы, может быть, испужались, что я вас сволочью назвал? Вы не обижайтесь... Я вас за стрелочника принял... - Ах, не издевайтесь... Если мстить, то мстите поскорей... Я в ваших руках... - простонал Шептунов. - Бейте... увечьте... - Гм... Что с вами, батюшка? Ведь я к вам по делу шел, благодетель! Я и бежал за вами, чтобы о деле поговорить... Куцапетов помолчал и продолжал: - Дело важное-с... Маша моя говорила мне, что вы из-за удовольствия изволите с ней путаться. Я касательно этого ничего-с, потому что мне от Марьи Ильинишны приходится в общем сюжете кукиш с маслом, но ежели рассуждать по справедливости, то соблаговолите со мной договор сделать, потому что я муж, глава все-таки... по писанию. Князь Михайла Дмитрич, когда с ней путались, мне в месяц две четвертные выдавали. А вы сколько пожалуете? Уговор лучше денег. Да вы встаньте-с... Шептунов поднялся. Чувствуя себя поломанным, исковерканным, он поплелся к насыпи...

{02275}

- Сколько вы пожалуете? - продолжал Куцапетов. - С вас я четвертную возьму... И потом-с, хотел попросить у вас, нет ли у вас местечка моему племяннику... Шептунов, ничего не слыша и не видя, кое-как доплелся до станции и повалился в постель. Проснувшись на другой день, он не нашел своей форменной фуражки и одного погона. Ему и до сих пор совестно.

{02276}

КЛЕВЕТА

Учитель чистописания Сергей Капитоныч Ахинеев выдавал свою дочку Наталью за учителя истории и географии Ивана Петровича Лошадиных. Свадебное веселье текло как по маслу. В зале пели, играли, плясали. По комнатам, как угорелые, сновали взад и вперед взятые напрокат из клуба лакеи в черных фраках и белых запачканных галстуках. Стоял шум и говор. Учитель математики Тарантулов, француз Падекуа и младший ревизор контрольной палаты Егор Венедиктыч Мзда, сидя рядом на диване, спеша и перебивая друг друга, рассказывали гостям случаи погребения заживо и высказывали свое мнение о спиритизме. Все трое не верили в спиритизм, но допускали, что на этом свете есть много такого, чего никогда не постигнет ум человеческий. В другой комнате учитель словесности Додонский объяснял гостям случаи, когда часовой имеет право стрелять в проходящих. Разговоры были, как видите, страшные, но весьма приятные. В окна со двора засматривали люди, по своему социальному положению не имевшие права войти внутрь. Ровно в полночь хозяин Ахинеев прошел в кухню поглядеть, всё ли готово к ужину. В кухне от пола до потолка стоял дым, состоявший из гусиных, утиных и многих других запахов. На двух столах были разложены и расставлены в художественном беспорядке атрибуты закусок и выпивок. Около столов суетилась кухарка Марфа, красная баба с двойным перетянутым животом. - Покажи-ка мне, матушка, осетра! - сказал Ахинеев, потирая руки и облизываясь. - Запах-то какой, миазма какая! Так бы и съел всю кухню! Ну-кася, покажи осетра! Марфа подошла к одной из скамей и осторожно приподняла засаленный газетный лист. Под этим

{02277}

листом, на огромнейшем блюде, покоился большой заливной осетр, пестревший каперсами, оливками и морковкой. Ахинеев поглядел на осетра и ахнул. Лицо его просияло, глаза подкатились. Он нагнулся и издал губами звук неподмазанного колеса. Постояв немного, он щелкнул от удовольствия пальцами и еще раз чмокнул губами. - Ба! Звук горячего поцелуя... Ты с кем это здесь целуешься, Марфуша? - послышался голос из соседней комнаты, и в дверях показалась стриженая голова помощника классных наставников, Ванькина. - С кем это ты? А-а-а... очень приятно! С Сергей Капитонычем! Хорош дед, нечего сказать! С женским полонезом тет-а-тет! - Я вовсе не целуюсь, - сконфузился Ахинеев, - кто это тебе, дураку, сказал? Это я тово... губами чмокнул в отношении... в рассуждении удовольствия... При виде рыбы... - Рассказывай! Голова Ванькина широко улыбнулась и скрылась за дверью. Ахинеев покраснел. "Чёрт знает что! - подумал он. - Пойдет теперь, мерзавец, и насплетничает. На весь город осрамит, скотина..." Ахинеев робко вошел в залу и искоса поглядел в сторону: где Ванькин? Ванькин стоял около фортепиано и, ухарски изогнувшись, шептал что-то смеявшейся свояченице инспектора. "Это про меня! - подумал Ахинеев. - Про меня, чтоб его разорвало! А та и верит... и верит! Смеется! Боже ты мой! Нет, так нельзя оставить... нет... Нужно будет сделать, чтоб ему не поверили... Поговорю со всеми с ними, и он же у меня в дураках-сплетниках останется". Ахинеев почесался и, не переставая конфузиться, подошел к Падекуа. - Сейчас я в кухне был и насчет ужина распоряжался, - сказал он французу. - Вы, я знаю, рыбу любите, а у меня, батенька, осетр, вво! В два аршина! Хе-хе-хе... Да, кстати... чуть было не забыл... В кухне-то сейчас, с осетром с этим - сущий анекдот! Вхожу я сейчас в кухню и хочу кушанья оглядеть... Гляжу на осетра и от удовольствия... от пикантности

{02278}

губами чмок! А в это время вдруг дурак этот Ванькин входит и говорит... ха-ха-ха... и говорит: "А-а-а... вы целуетесь здесь?" С Марфой-то, с кухаркой! Выдумал же, глупый человек! У бабы ни рожи, ни кожи, на всех зверей похожа, а он... целоваться! Чудак! - Кто чудак? - спросил подошедший Тарантулов. - Да вон тот, Ванькин! Вхожу, это, я в кухню... И он рассказал про Ванькина. - Насмешил, чудак! А по-моему, приятней с барбосом целоваться, чем с Марфой. - прибавил Ахинеев, оглянулся и увидел сзади себя Мзду. - Мы насчет Ванькина, - сказал он ему. - Чудачина! Входит, это, в кухню, увидел меня рядом с Марфой да и давай штуки разные выдумывать. "Чего, говорит, вы целуетесь?" Спьяна-то ему примерещилось. А я, говорю, скорей с индюком поцелуюсь, чем с Марфой. Да у меня и жена есть, говорю, дурак ты этакий. Насмешил! - Кто вас насмешил? - спросил подошедший к Ахинееву отец-законоучитель. - Ванькин. Стою я, знаете, в кухне и на осетра гляжу... И так далее. Через какие-нибудь полчаса уже все гости знали про историю с осетром и Ванькиным. "Пусть теперь им рассказывает! - думал Ахинеев, потирая руки. - Пусть! Он начнет рассказывать, а ему сейчас: "Полно тебе, дурак, чепуху городить! Нам всё известно!" И Ахинеев до того успокоился, что выпил от радости лишних четыре рюмки. Проводив после ужина молодых в спальню, он отправился к себе и уснул, как ни в чем не повинный ребенок, а на другой день он уже не помнил истории с осетром. Но, увы! Человек предполагает, а бог располагает. Злой язык сделал свое злое дело, и не помогла Ахинееву его хитрость! Ровно через неделю, а именно в среду после третьего урока, когда Ахинеев стоял среди учительской и толковал о порочных наклонностях ученика Высекина, к нему подошел директор и отозвал его в сторону. - Вот что, Сергей Капитоныч, - сказал директор. - Вы извините... Не мое

{02279}

это дело, но все-таки я должен дать понять... Моя обязанность... Видите ли, ходят слухи, что вы живете с этой... с кухаркой... Не мое это дело, но... Живите с ней, целуйтесь... что хотите, только, пожалуйста, не так гласно! Прошу вас! Не забывайте, что вы педагог! Ахинеев озяб и обомлел. Как ужаленный сразу целым роем и как ошпаренный кипятком, он пошел домой. Шел он домой и ему казалось, что на него весь город глядит, как на вымазанного дегтем... Дома ожидала его новая беда. - Ты что же это ничего не трескаешь? - спросила его за обедом жена. - О чем задумался? Об амурах думаешь? О Марфушке стосковался? Всё мне, махамет, известно! Открыли глаза люди добрые! У-у-у... вварвар! И шлеп его по щеке!.. Он встал из-за стола и, не чувствуя под собой земли, без шапки и пальто, побрел к Ванькину. Ванькина он застал дома. - Подлец ты! - обратился Ахинеев к Ванькину. - За что ты меня перед всем светом в грязи выпачкал? За что ты на меня клевету пустил? - Какую клевету? Что вы выдумываете! - А кто насплетничал, будто я с Марфой целовался? Не ты, скажешь? Не ты, разбойник? Ванькин заморгал и замигал всеми фибрами своего поношенного лица, поднял глаза к образу и проговорил: - Накажи меня бог! Лопни мои глаза и чтоб я издох, ежели хоть одно слово про вас сказал! Чтоб мне ни дна, ни покрышки! Холеры мало!.. Искренность Ванькина не подлежала сомнению. Очевидно, не он насплетничал. "Но кто же? Кто? - задумался Ахинеев, перебирая в своей памяти всех своих знакомых и стуча себя по груди. - Кто же?" - Кто же? - спросим и мы читателя...