Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3 - Антоп Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
{02251}
- Ну, как живешь, друг? - спросил толстый, восторженно глядя на друга. - Служишь где? Дослужился? - Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое... ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству... Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось, уже статский? А? - Нет, милый мой, поднимай повыше, - сказал толстый. - Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею. Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились... Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира... - Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с. - Ну, полно! - поморщился толстый. - Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства - и к чему тут это чинопочитание! - Помилуйте... Что вы-с... - захихикал тонкий, еще более съеживаясь. - Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом... Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку. Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: "хи-хи-хи". Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.
{02252}
ПРИЗНАТЕЛЬНЫЙ НЕМЕЦ
Я знал одного признательного немца. Впервые встретил я его во Франкфурте-на-Майне. Он ходил по Dummstrasse и водил обезьянку. На лице его были написаны голод, любовь к отечеству и покорность судьбе. Он жалобно пел, а обезьянка плясала. Я сжалился над ними и дал им талер. - О, благодарю вас! - сказал мне немец, прижимая к груди талер. - Благодарю! До могилы я не забуду вашего подаяния! Во второй раз встретил я этого немца во Франкфурте-на-Одере. Он ходил по Eselstrasse и продавал жареные сосиски. Завидев меня, он прослезился, поднял глаза к небу и сказал: - О, благодарю вас, мейн герр! Я никогда не забуду того талера, которым вы спасли от голода меня и мою покойную обезьяну! Ваш талер тогда дал нам комфорт! В третий раз встретил я его в России (in diesem Russland). Здесь он преподавал русским детям древние языки, тригонометрию и теорию музыки. В свободное от уроков время он искал себе место директора железной дороги. - О, я помню вас! - сказал он мне, пожимая мою руку. - Все русские люди нехорошие люди, но вы исключение. Я не люблю русских, но о вас и вашем талере буду помнить до могилы! Больше мы с ним не встречались.
{02253}
МОИ ОСТРОТЫ И ИЗРЕЧЕНИЯ
Если я побил, положим, живущего со мной в одном квартале г. Крокодилова в то время, когда он брал с моего домохозяина взятку, то не значит ли это, что я побил его при исполнении им его служебных обязанностей? _ _ _ У мужика Петра было 5 гусей, 6 уток и 10 кур. На свои именины он зарезал одного гуся и двух кур. Спрашивается, что у него осталось, если известно, что во время обеда заходила к нему одна личность, и что это за личность? Ответ: остались одни только перья. _ _ _ Принц Гамлет сказал: "Если обращаться с каждым по заслугам, кто же избавится от пощечины?" Неужели это может относиться и к театральным рецензентам? _ _ _ В России больше охотнорядских мясников, чем мяса. _ _ _ Превышение власти и административный произвол дантиста, заключаются в вырывании здорового зуба рядом с больным. Это сказал один околоточный, читая "Логику" Милля. _ _ _ Очковая змея - и либералка и в то же время консерваторка. Либерализм ее заключается в ношении очков. Все же остальные ее качества следует отнести к консерватизму.
{02254}
СПИСОК ЭКСПОНЕНТОВ, УДОСТОЕННЫХ
ЧУГУННЫХ МЕДАЛЕЙ ПО РУССКОМУ ОТДЕЛУ НА
ВЫСТАВКЕ В АМСТЕРДАМЕ
1) Нижегородская ярмарочная комиссия и томская публика - за анонимные письма. 2) Полковник Грачев в Симферополе - за бесподобное направление и сочинительство. 3) Город Москва - за купца Кукина. 4) Уездный помпадур Шлитер в Оренбурге - за приготовление и учет фальшивых векселей. Коллежские регистраторы в Петербурге - за эластические спинные хребты. 6) Консисторские чиновники - за цыганскую совесть. 7) Администрация театра в Ростове-на-Дону - за отменное тупоумие, выразившееся особенно рельефно в постановке живых картин в день тургеневских похорон. 8) Управа в Могилеве-на-Днестре - за подложные свидетельства. 9) Русский целковый - за сжимаемость при всех температурах. 10) Русские просители - за замазку. 11) Кондуктора К.-Х.-А. и Донецкой каменноугольной ж. д. - за зайцев. 12) Педагоги в Твери - за отменную нетенденциозность в оценке таких плохих писателей, как какой-нибудь Тургенев. 13) Г-н Пчельников и его фактотум жидок Гершельман в Московской дирекции театров - за распорядительность, тактичность вообще и за циркуляр к балеринам в особенности. 14) Я - за то, что я Человек без селезенки.
{02255}
ДОЧЬ КОММЕРЦИИ СОВЕТНИКА
(РОМАН) Коммерции советник Механизмов имеет трех дочерей: Зину, Машу и Сашу. За каждой из них положено в банк по сто тысяч приданого. Впрочем, не в этом дело. Саша и Маша особенного из себя ничего не представляют. Они отлично пляшут, вышивают, вспыхивают, мечтают, любят поручиков - и больше, кажется, ничего; но зато старшая, Зина, принадлежит к числу редких, недюжинных натур. Легче встретиться на жизненном пути с непьющим репортером, чем с этакой натурой. Были именины Саши. Мы, соседи-помещики, нарядились в лучшие одежды, запрягли лучших коней и поехали с поздравлениями в имение Механизмова. Лет 20 тому назад на месте этого имения стоял кабак. Кабак рос, рос и вырос в прекраснейшую ферму с садами, прудами, фонтанами и бульдогообразными лакеями. Приехав и поздравив, мы тотчас же сели обедать. Подали суп жульен. Перед жульен мы выпили по две рюмки и закусили. - Не выпить ли нам по третьей? - предложил Механизмов. - Бог троицу любит и тово... трое хвациунт консылиум... 8) Латынь, братцы! Яшка, подай-ка, свиная твоя морда, с того стола селедочку! Господа дворяне, ну-кася! Без церемониев! Митрий Петрыч, же ву при але машер! - Ах, папа! - заметила Маша. - Зачем же ты пристаешь? Ты точно купец Водянкин... с угощениями. - Знаю, что говорю! Твое дело - зась! Это я только при гостях позволяю им на себя тыкать! - зашептал мне через стол Механизмов. - Для цивилизации! А без гостей - ни-ни!
{02256}
- Из хама не выйдет пана! - вздохнул сидевший рядом со мной генерал с лентой. - Свиньей был, свинья и есть... Механизмов мало-помалу напился, вспомнил свою кабацкую старину и задурил. Он икал, брался говорить по-французски, сквернословил... - Перестань! - заметил ему его друг генерал. - Всякому безобразию есть свое приличие! Какой же ты... братец! - Безображу не за твои деньги, а за свои! Сам "Льва и Солнца" имею! Господа, а сколько вы с меня взяли, чтоб меня в почетные мировые произвести? На одном конце стола отчаянно заворочался и треснул чей-то стул. Мы поглядели по направлению треска и увидели два больших черных глаза, метавших молнии и искры на Механизмова. Эти два глаза принадлежали Зине, высокой, стройной брюнетке, затянутой во всё черное. По ее бледному лицу бегали розовые пятна, а в каждом пятне сидела злоба. - Прошу тебя, отец, перестать! - сказала Зина. - Я не люблю шутов! Механизмов робко взглянул на ее глаза, завертелся, выпил залпом стакан коньяку и умолк. "Эге! - подумали мы. - Эта не Саша и не Маша... С этой нельзя шутить... Натура не дюжинная... Тово-с..." И я залюбовался разгневанным лицом. Признаюсь, я и ранее был неравнодушен к Зине. Она прекрасна, глядит, как Диана, и вечно молчит. А вечно молчащая дева, сами знаете, носит в себе столько тайн! Это бутыль с неизвестного рода жидкостью - выпил бы, да боишься: а вдруг яд? После обеда я подошел к Зине и, чтобы показать ей, что есть люди, которые понимают ее, заговорил о среде заедающей, о правде, труде, женской свободе. С женской свободы под влиянием "шофе" переехал я на паспортную систему, денежный курс, женские курсы... Я говорил с жаром, с дрожью, раз десять порывался схватить ее за руку... Говорил, впрочем, искренно, и складно, точно передовую статью вслух читал. А она слушала и глядела на меня. Глаза ее становились всё шире и круглее... Щеки заметно побледнели под влиянием моей речи... Наконец в глазах ее почему-то мелькнул испуг.