Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3 - Антоп Чехов

{02280}

СБОРНИК ДЛЯ ДЕТЕЙ

Предисловие. Милые и дорогие дети! Только тот счастлив в этой жизни, кто честен и справедлив. Мерзавцы и подлецы не могут быть счастливы, а потому будьте честны и справедливы. Не мошенничайте в картах не потому, что за это могут съездить подсвечником, а потому, что это нечестно; почитайте старших не потому, что за непочтение угощают березовой кашей, а потому, что этого требует справедливость. Привожу вам в назидание несколько сказок и повестей... 1. Наказанная скупость. Три приятеля, Иванов, Петров и Смирнов, зашли в трактир пообедать. Иванов и Петров были не скупы, а потому тотчас же потребовали себе по шестидесятикопеечному обеду. Смирнов же, будучи скуп, отказался от обеда. Его спросили о причине отказа. - Я не люблю трактирных щей, - сказал он. - Да и к тому же у меня в кармане всего-навсего шесть гривен. Надо же и на папиросы себе оставить. Вот что: я скушаю яблоко. Сказав это, Смирнов потребовал яблоко и стал есть его, с завистью поглядывая на друзей, евших щи и вкусных рябчиков. Но мысль, что он мало потратился, утешала его. Каково же было его удивление, когда на поданном счете прочел он следующее: "2 обеда - 1 р. 20 к.; яблоко - 75 коп.". С этих пор он никогда не скупится и не покупает фруктов в трактирных буфетах. 2. Дурной пример заразителен. Червонец подружился с тестовским рублевым обедом и стал совращать его с пути истины. - Друг мой! - говорил он рублевому обеду. - Погляди на меня! Я много меньше, но сколь я лучше тебя! Не говоря уже о том сиянии, которое я испускаю из себя, как я дорог! Номинальная моя стоимость равна 5 р. 15 к., а между тем люди дают за меня восемь с хвостиком!

{02281}

И долго таким образом смущал он рублевый обед. Обед слушал-слушал и наконец совратился. Через несколько времени он говорил русскому кредитному рублю: - Как жаль мне тебя, несчастный целковый! И как ты смешон! Моя номинальная стоимость равна рублю, а между тем за меня платят теперь в трактирах рубль с четвертаком, ты же... ты! о, стыд! ты дешевле своей стоимости! Ха, ха! - Друг мой! - кротко заметил ему рубль. - Ты и друг твой, червонец, построили свое величие на моем унижении, и я рад, что мог служить вам! Рублевому обеду стало стыдно. 3. Примерная неблагодарность. Один благочестивый человек в день своих именин созвал к себе во двор со всего города хромых, слепых, гнойных и убогих и стал угощать их обедом. Угощал он их постными щами, горохом и пирогами с изюмом. "Кушайте во славу божию, братья мои!" - говорил он нищим, упрашивая их есть. Те ели и не благодарили. Пообедав, убогие, хромые, слепые и гнойные наскоро помолились богу и вышли на улицу. - Ну, что? Как угостил вас благочестивый человек? - обратился к одному из хромых стоявший неподалеку городовой. Хромой махнул рукой и ничего не ответил. Тогда городовой с тем же вопросом обратился к одному из гнойных. - Аппетит только испортил! - ответил гнойный, с досадой махнув рукой. - Сегодня нам предстоит еще обедать на похоронах купчихи Ярлыковой! 4. Достойное возмездие. Один злой мальчик имел дурную привычку писать на заборах неприличные слова. Он писал и думал, что не будет за это наказан. Но, дети, ни один злой поступок не проходит без наказания. Однажды, идя мимо забора, злой мальчик взял мел и на самом видном месте написал: "Дурак! Дурак! Дурак!" Проходили мимо забора люди и читали. Прошел Умный, прочел и пошел далее. Прошел Дурак, прочел и отдал злого мальчика под суд за диффамацию. - Отдаю его под суд не потому, что мне обидно это писанье, - сказал Дурак, - а из принципа! 5. Излишнее усердие. В одной газете завелись черви.

{02282}

Тогда редактор призвал болотных птиц и сказал им: "Клюйте червей!" Птицы стали клевать и склевали не только червей, но и газету, и самого редактора. 6. Ложь до правды стоит. Персидский царь Дарий, умирая, призвал к себе сына своего Артаксеркса и сказал ему: - Сын мой, я умираю! После моей смерти созови со всей земли мудрецов и предложи им на разрешение эту задачу. Решивших сделай своими министрами. И, нагнувшись к уху сына, Дарий прошептал ему тайну задачи. После смерти отца Артаксеркс созвал со всей земли мудрецов и, обратясь к ним, сказал: - Мудрецы! Отец поручил мне дать вам вот эту задачу на разрешение. Кто решит ее, тот будет моим министром. И Артаксеркс задал мудрецам задачу. Всех мудрецов было пять. - Но кто же, государь, будет контролировать наши решения? - спросил царя один из мудрецов. - Никто, - отвечал царь. - Я поверю вашему честному слову. Если вы скажете, что вы решили, я поверю, не проверяя вас. Мудрецы сели за стол и стали решать задачу. В тот же день вечером один из мудрецов явился к царю и сказал: - Я решил задачу. - Отлично. Будь моим министром. На другой день задача была решена еще тремя мудрецами. Остался за столом один только мудрец, именем Артозостр. Он не мог решить задачи. Прошла неделя, прошел месяц, а он всё сидел за задачей и потел над ее разрешением. Прошел год, прошло два года. Он побледнел, похудел, осунулся, перепачкал сто стоп бумаги, но до решения было еще далеко. - Вели его казнить, царь! - говорили четыре министра, решившие задачу. - Он, выдавая себя за мудреца, обманывал тебя. Но царь не казнил Артозостра, а терпеливо ждал. Через пять лет пришел к царю Артозостр, пал перед ним на колени и сказал: - Государь! Эта задача неразрешима! Тогда царь поднял мудреца, поцеловал его и сказал:

{02283}

- Ты прав, мудрый! Эта задача действительно неразрешима. Но, решая ее, ты разрешил главную задачу, написанную на моем сердце: ты доказал мне, что на земле есть еще честные люди. А вы, - обратился он к четырем министрам, - жулики! Те сконфузились и спросили: - Теперь нам, стало быть, убираться отсюда? - Нет, оставайтесь! - сказал Артаксеркс. - Вы хоть и жулики, но мне тяжело с вами расстаться. Оставайтесь. И они, слава богу, остались. 7. И за зло нужно быть благодарным. "О, Зевс великий! О, сильный громовержец! - молился один поэт Зевсу. - Пошли мне для вдохновения музу! Молю тебя!" Зевс не учил древней истории. Немудрено поэтому, что он ошибся и вместо Мельпомены послал к поэту Терпсихору. Терпсихора явилась к поэту, и последний вместо того, чтобы работать в журналах и получать за это гонорар, поступил в танцкласс. Танцевал он сто дней и сто ночей напролет, пока не подумал: "Меня не послушал Зевс. Он посмеялся надо мной. Я просил у него вдохновения, а он научил меня выкидывать коленце..." И дерзкий написал на Зевса едкую эпиграмму. Громовержец разгневался и швырнул в него одну из своих молний. Так погиб поэт. Заключение. Итак, дети, добродетель торжествует.

{02284}

В ГОСТИНОЙ Становилось темней и темней... Свет, исходивший от камина, слегка освещал пол и одну стену с портретом какого-то генерала с двумя звездами. Тишина нарушалась треском горевших поленьев, да изредка сквозь двойные оконные рамы пробивался в гостиную шум шагов и езды по свежему снегу. Перед камином, на голубой, покрытой кружевной кисеей кушетке, сидела парочка влюбленных. Он, высокий, статный мужчина с роскошными, выхоленными бакенами и правильным греческим носом, сидел развалясь, положа ногу на ногу, и лениво потягивал ароматный дымок из дорогой гаванской сигары. Она, маленькое, хорошенькое созданье с льняными кудрями и быстрыми, лукавыми глазками, сидела рядом с ним и, прижавшись головкой к его плечу, мечтательно глядела на огонь. На лицах обоих была разлита мягкая нега... Движения были полны сладкой истомы... - Я люблю вас, Василий Лукич! - шептала она. - Ужасно люблю! Вы так красивы! Недаром баронесса глядит на вас, когда бывает у Павла Иваныча. Вы очень нравитесь женщинам, Василий Лукич! - Гм... Мало ли чего! А как на вас, Настя, профессор смотрит, когда вы Павлу Петровичу приготовляете чай! Он в вас влюблен - это как дважды два... - Оставьте ваши насмешки! - Ну, как не любить такое милое существо? Вы прекрасны! Нет, вы не прекрасны, а вы грациозны! Ну, как тут не любить? Василий Лукич привлек к себе хорошенькое созданье и начал осыпать его поцелуями. В камине раздался треск: загорелось новое полено. С улицы донеслась песня... - Лучше вас во всем свете нет! Я вас люблю, как тигр или лев...

{02285}

Василий Лукич сжал в своих объятиях молодую красавицу... Но в это время из передней послышался кашель, и через несколько секунд в гостиную вошел маленький старичок в золотых очках. Василий Лукич вскочил и быстро, в замешательстве, сунул в карман сигару. Молодая девушка вскочила, нагнулась к камину и стала копаться в нем щипцами... Увидев смущенную парочку, старик сердито кашлянул и нахмурился. - Не обманутый ли это муж? - спросит, быть может, читатель. Старик прошелся по гостиной и снял перчатки. - Как здесь накурено! - проговорил он. - Опять ты, Василий, курил мои сигары? - Никак нет-с, Павел Иваныч! Это... это не я-с... - Я тебе дам расчет, если еще раз замечу... Ступай, приготовь мне фрачную пару и почисти штиблеты... А ты, Настя, - обратился старик к девушке, - зажги свечи и поставь самовар... - Слушаю-с! - сказала Настя. И вместе с Василием вышла из гостиной.